Игра в бары - Стаут Рекс - Страница 16

• Предыдущая
• 16/44
• Следующая

Он ворвался, не обращая внимания на протесты моего служащего, не имея на это никакого права. Потом ворвался ко мне в оранжерею и посягнул на неприкосновенность личности.

Я прислонился к косяку и устроился поудобнее.

– Он был настолько глуп, – послышался снова голос Вульфа, – что вообразил, будто я захочу с ним разговаривать. Я, естественно, приказал ему выйти. Но он требовал, чтобы я отвечал на его вопросы. Когда же я наотрез отказался и повернулся, чтобы выйти из оранжереи, он преградил мне путь, размахивая ордером на мой арест как важного свидетеля, и даже взял меня за рукав.

Голос Вульфа внезапно утих, но обрел металлический оттенок:

– Но я не могу позволить, джентльмены, хватать меня за рукав. Я не люблю этого, особенно когда это позволяет себе такой не заслуживающий внимания человек, как Роуклифф. Я этого не потерплю! Я велел ему объяснить причину появления у него ордера в нескольких словах, не притрагиваясь при этом ко мне. Я не терплю прикосновений, особенно когда это делают несимпатичные мне люди. Это же так свойственно всем живым существам, но я упоминаю об этом факте как об одной из причин моего отказа беседовать с Роуклиффом. Он взял меня под арест на основании ордера, вывел из моего дома и в полицейской машине с тупоголовым водителем привез в это здание.

Я поджал губы. Хотя сам по себе факт его ареста доставил мне некоторое душевное удовлетворение, но моя несомненная ответственность за этот факт сводила его на нет. Так что мне было совсем не до смеха. Я продолжал слушать.

– Я был готов допустить по доброте душевной, что какое-то большое недоразумение, возможно даже чисто случайное, явилось причиной столь бешеного пыла Роуклиффа, но когда от вас, мистер Боуэн, я узнал, что все это лишь бред простофили… Обвинить Гудвина в том, что он выдавал себя за полицейского, – это же сущий вздор! Я, конечно, не знаю, что он сказал или сделал, да и не нуждаюсь в этом. Я слишком хорошо знаю Гудвина, чтобы поверить, что он мог вести себя так бессмысленно. Обвинение его в подобных действиях и даче ложной информации также нелепо. Вы подозреваете, что я был нанят неким лицом, вовлеченным в дело об убийстве мисс Идз и миссис Фомоз, и хотел скрыть этот факт. Неужели вы считаете, что Гудвин поехал в это учреждение сегодня в качестве моего доверенного лица и что он лжет, отрицая это?

– Но так оно и есть на самом деле! – выпалил Роуклифф.

– Мы ведь с вами договорились, – сказал Вульф, – что меня не будут перебивать. И я настаиваю на том, что обвинение это бессмысленно. Если Гудвин лжет, согласно данным мной инструкциям, неужели вы полагаете, что я не обдумал бы всех возможных вариантов?

Неужели я оставил бы без внимания подобную нелепицу, как препровождение его в наручниках? Ваш Роуклифф выставил себя напоказ во всем своем великолепии, доставив меня сюда. Вы продолжаете подозревать, что у меня есть клиент, что я скрываю от вас какие-то неизвестные вам факты. И вы хотели бы выудить их у меня? Но вы тут ничего не сможете сделать, так как я чист. Впрочем, вы правы: у меня есть клиент. Допускаю такой факт.

Голос Роуклиффа извергнул нечто похожее на крик торжества, а я сказал себе: «Ну, наконец-то! Этот бездельник заполучил себе клиента!»

– Этим утром, – продолжал Вульф, – даже если быть точным, час назад, у меня еще не было никакого клиента, но теперь он есть. Дикие выходки Роуклиффа, поощряемые вами, джентльмены, требуют ответных действий. Когда Гудвин сказал, что я не связан с этим делом и он действует единственно в собственных интересах, он говорил правду. Как вам, может быть, известно, он не безразличен к тем чертам характеров молодых женщин, которые составляют главную опору нашей расы. Особенно же волнуют его те женщины, которые, в добавление к очевидному шарму, обладают еще и умением стимулировать его любовь к рыцарству, риску и увлеченности всем красочным и пылким.

Присцилла Идз была именно такой женщиной. Вчера она провела с Гудвином некоторое время. Он запер ее в одной из комнат моего дома, а спустя несколько часов после того, как Гудвин удалил ее по моему распоряжению, она была зверски убита. Я не стану утверждать, что это событие повлияло на психику Гудвина и его реакция для меня вполне объяснима. Он ушел из моего дома как человек, захваченный навязчивой идеей своей виновности во всем случившемся. И сказал мне, что собирается схватить убийцу сам. Это, конечно, звучит несколько патетически, но не без доли гуманизма, я бы сказал, довольно романтично. Ваше грубое, топорное лечение подобного недуга по меньшей мере неразумно. Теперь я могу сказать, что Гудвин и есть мой клиент. Я полностью к его услугам.

Роуклифф скептически произнес:

– Ваш клиент – Арчи Гудвин? Никогда не поверю.

Сухой, язвительный голос Боуэна, районного прокурора, присоединился к нему:

– И вся эта болтовня только из-за таких пустяков?

Я вошел в комнату. Восемь пар глаз уставились на меня. Кроме Вульфа, Боуэна, Кремера и Роуклиффа, там присутствовали еще копы, допрашивавшие меня раньше, а также два незнакомых мне человека. Я подошел к Вульфу, так как ему необходимо было знать о том, что я слышал все сказанное им в присутствии свидетелей.

Следовало также подчеркнуть тот факт, что новый клиент Вульфа способен по достоинству оценить его благородство.

– Я слишком голоден, – сказал я ему. – Мой обед состоял из одной содовой, и я сейчас смог бы съесть даже дикобраза вместе с иголками. Поедемте поскорее домой.

Его реакция была человечной и совершенно великолепной. Словно мы дюжину раз прорепетировали эту сцену. Он сразу же поднялся, без единого слова взял шляпу и трость с ближайшего стола, подошел ко мне, потрепал одобрительно по плечу, проворчал в сторону собравшихся: «Рай для ребячьих выходок», повернулся и двинулся к выходу.

Никто и не пошевельнулся, чтобы нам помешать.

Поскольку я знал это здание лучше, чем он, я провел его по коридору, вниз по лестнице и вывел на улицу.

В такси он сидел с плотно сжатыми губами, вцепившись в ремень безопасности. Мы не разговаривали.

Когда машина остановилась перед нашим домом, я расплатился с шофером, вылез из машины, распахнул дверцу перед Вульфом, помог ему выйти и, достав из кармана ключ, попытался открыть дверь. Но она оказалась на цепочке. Пришлось звонком вызывать Фрица. После того как он открыл нам дверь, Вульф проинструктировал нас:

– Вот так и следует делать всегда. И никогда не оставляйте дверь с незаложенной цепочкой. Никогда! – Потом он обратился к Фрицу: – Ты, надеюсь, не прекратил готовить почки?

– Да, сэр, но вы не позвонили.

– А яблоки, запеченные в тесте, и жженый сахар?

– Все в порядке, сэр.

– Ну что ж, очень хорошо. Пожалуйста, подай еще и пива. В горле совсем пересохло.

Положив на место шляпу и трость, он прошел в кабинет, а я за ним по пятам. Я рад был избавиться от кобуры, которая натерла мне бок за то время, что я пробыл в полиции. Справившись с этим, я не стал садиться за свой письменный стол, а пошел к красному кожаному креслу, в котором у нас всегда сидели клиенты, и опустился в него, откинувшись назад и скрестив ноги. Вскоре пришел и Фриц, неся на подносе пиво. Вульф открыл бутылку, налил пиво в стакан и выпил, потом посмотрел на меня.

– Шутовство! – сказал он.

Я покачал головой:

– Нет, сэр. Я сел в это кресло совсем не ради какой-то мистификации, а просто потому, чтобы избежать непонимания. Как клиенту, мне лучше находиться как можно ближе к вам. Как служащий я не могу ничем заниматься, пока не будет решена моя личная проблема. Если вы действительно сказали в полиции правду, то ответьте мне, какой вы хотите задаток, и я вам его выдам. Если же все это только поза, то я должен буду немедленно уйти из вашего дома, как человек, одержимый навязчивой идеей.

– К черту! – воскликнул он. – Я теперь уже ничего не могу сделать. Я взял на себя обязательство!

– Да, сэр. А как же насчет задатка?

– Не глупи!

– И вы не хотите узнать о том, как я провел день?

• Предыдущая
• 16/44
• Следующая