И быть подлецом - Стаут Рекс - Страница 12

• Предыдущая
• 12/44
• Следующая

– Да.

– Хорошо. Действуйте.

Вульф снова занялся Траубом. Как я уже говорил, итогом этой тяжелой двухчасовой работы стало признание Трауба в том, что он часто играет на скачках. Как только он ушел, мы с Вульфом отправились в столовую, чтобы съесть обед, который я уже описывал: кукурузные оладьи с осенним медом, сосиски и салат. Дело осложнялось тем, что к двум часам мы ждали Саварезе.

Вульф любит, чтобы продолжительность трапезы зависело только от его желания и количества пищи, а не от таких внешних факторов, как звонок в дверь.

Однако звонок прозвучал точно вовремя.

Вы, наверное, слышали об исключении, которое подтверждает правило.

Проффесор Ф. О. Саварезе представлял собой как раз такое исключение.

Считается, по итальянец должен быть темноволосым и если не коротышкой, то по крайней мере человеком невысокого роста. О профессорах принято думать, по все они сухи, педантичны и подслеповаты. Математики живут в стратосфере, а здесь оказываются потому, по решили навестить родственников. Так вот, Саварезе был италоамериканцем и профессором математики и тем не менее являлся весьма жизнерадостным блондином высокого роста. Он был я два дюйма выше меня и ворвался, как мартовский утренний ветерок.

Первые двадцать минут он рассказывал нам с Вульфом, как интересно и важно было бы разработать набор математических формул для детективной деятельности. Его любимая область математики, сообщил он, связана с объективным числовым измерением вероятности. Прекрасно. А что из себя представляет работа детектива, как не объективное измерение вероятности?

Все, что он предлагает сделать, – добавить слово «числовое». Не в качестве довеска, а в качестве союзника.

– Сейчас я поясню, что я имею в виду, – сказал он. – И вы сможете следить за ходом моих рассуждений.

Он стремительно подскочил ко мне. схватил блокнот и карандаш, которые я ему протянул, и снова оказался я кресле из красной кожи.

Карандаш как безумный заметался по бумаге. Через полминуты Саварезе стремительно вырвал верхний листок и перебросил через стол Вульфу. Затем он снова стал чертить, через минуту вырвал страничку и ринулся с ней ко мне.

– Каждый из вас должен иметь это перед глазами, чтобы следить за моими рассуждениями, – сказал он.

Не буду притворяться, что могу воспроизвести это по памяти. У меня до сих пор хранятся оба эти листка в папке с пометкой «Орчард». Вот что на них написано:

– Это, – сказал Саварезе, улыбаясь и светясь неподдельным интересом, дружелюбием и желанием помочь, – второе приближение к нормальному закону ошибки, иногда называемому общим законом ошибки. Давайте применим его к простейшей детективной ситуации, например к вопросу, кто из трех находящихся в доме мог украсть кольцо с бриллиантом из запертого ящика. Я должен объяснить, что Х в данном случае означает отклонение от значения, D

– стандартное отклонение, К – означает…

– Прошу прощения – взревел Вульф. – Вы что, пытаетесь изменить тему разговора?

– Нет, – Саварезе выглядел удивленным и слегка обиженным. – Разве? А что была за тема?

– Смерть Сирила Орчарда и ваше отношение к ней.

– О, конечно. – Он виновато улыбнулся и развел руками. – Может быть, все-таки вернемся к нашему разговору позже? Это одна из моих любимых идей – применение математических законов вероятности и ошибки к детективным проблемам. Возможность обсудить ее с вами – это золотой шанс.

– В другой раз. А пока, – Вульф постучал пальцем по общему закону ошибки, – я сохраню это. Кто из людей, находившихся в студии, поставил стакан и бутылку перед мистером Орчардом?

– Не знаю. Было бы интересно сравнить ваш подход с подходом полиции.

Без сомнения, вы стараетесь дальше продвинуться от вероятности к уверенности. Скажем, вы начинаете с того, чти существует один шанс из пяти, что Орчарда отравил я. Если считать, что у вас нет субъективных предубеждений – то ваша цель заключается в том, чтобы как можно быстрее двинуться с этой позиции. Направление вас не волнует. Все, что я говорю или делаю, сдвинет вас в ту или иную сторону. В одном случае один из пяти превратится в одного из четырех, одного из трех, и так до тех пор, пока мы не поищем один из одного и микроскопическую дробь. Это будет настолько близко к позитивной уверенности, по вы сможете сказать, что я убил Орчарда. В другом случае, один из пяти станет одним из десяти, одним из сотни, одним из тысяч. Когда дело дойдет до одной десятимиллиардной, то вы будете достаточно близки к негативной уверенности и скажете, по знаете, что я не убивал Орчарда. Эта формула…

– Без сомнения. – Вульф прекрасно держи себя в руках. – Если вы хотите сравнить меня с полицией, то должны время от времени позволять мне вставить слово. Вы когданибудь видели мистера Орчарда до дня передачи?

– О да! Шесть раз. Первый раз – за тринадцать месяцев до этого, в феврале 1947 года. Вы обнаружите, что я абсолютно точен. Это потому, что полицейские спрашивали меня обо всем этом много раз. Между прочим, я готов сделать все, чтобы продвинуть вас в сторону положительной уверенности, тем более что субъективно вы бы предпочли именно это направление. Следует ли мне поступить именно так?

– Непременно.

– Я знал, что вам это понравится. Как математика меня всегда интересовало применение теории вероятности в азартных играх. Развитие нормального распределения…

– Потом, – резко сказы Вульф.

– Хорошо, хорошо. Есть причины, по которым вычислить вероятность в случае со скачками особенно сложно, Тем не менее люди проигрывают на скачках сотни миллионов долларов. Чуть более года назад, проверяя некоторые формулы, я решил изучать несколько изданий с информацией о бегах и подписался на три из них. В их числе был «Ипподром» издаваемый Сирилом Орчардом. Полицейские спрашивали, почему я выбрал именно его, но в ответ я мог сказать только одно: «Не знаю». Я забыл. Для вас и для них это факт подозрительный. Для меня факт самый заурядный. Не помню, и все. Как-то в феврале прошлого года мне попалась газета, в которой были две статьи Орчарда, и я решил повидаться с ним. Он был достаточно умен, и, если бы он интересовался математическими проблемами, я бы хорошо его использовал. Но он им не интересовался. Несмотря на это, я время от времени виделся с ним, а однажды мы вместе провели целую неделю в доме моего друга в Нью-Джерси.

Всего же, до выхода передачи в эфир, я видел его, находился с ним рядом шесть раз. Подозрительно, не правда ли?

– Отчасти, – подтвердил Вульф.

Саварезе кивнул.

– Я рад видеть, что вы стараетесь по возможности сохранять объективность. Ну и что из этого? Как только я узнал, что популярная радиопередача, транслируемая на всю страну, поинтересовалась, стоит ли приглашать в качестве гостя ипподромного «жучка» я написал письмо, в котором настоятельно требовал этого. Я также просил о чести быть вторым гостем программы и рекомендовал, чтобы они пригласили Сирила Орчарда. – Саварезе просиял. – Ну и как теперь поживает ваша пропорция один из пяти?

– Я этой игры не принимаю, – проворчал Вульф. – Это вы занимаетесь вычислениями за меня. Я полагаю, письмо, которое вы писали, сейчас у полицейских?

– Нет, его нет нигде. Похоже, что сотрудники мисс Фрейзер не хранят корреспонденцию больше двух или трех недель. По-видимому, мое письмо было уничтожено. Если бы я вовремя узнал об этом, то не был бы столь искренним, излагая полиции его содержание. А впрочем, не знаю. На мое отношение к этой проблеме, безусловно, повлияли вычисления вероятности быть арестованным по обвинению в убийстве. Но чтобы принять свободное решение, я должен был знать, во-первых, что письмо уничтожено и, во-вторых, сотрудники мисс Фрейзер плохо помнят, о чем оно. Я узнал обо эти факта слишком поздно.

Вульф заерзал в кресле.

– Что еще вы можете предложить для продвижения к позитивной уверенности?

• Предыдущая
• 12/44
• Следующая