Звенья разорванной цепи - Бегунова Алла Игоревна - Страница 8

• Предыдущая
• 8/73
• Следующая

Завершив изложение стамбульских новостей, начальник секретной канцелярии спрашивал Флору, могут ли воплотиться в жизнь эти пылкие крымские мечтания придворных Селима Третьего и как, по ее мнению, необходимо поступать, дабы они ни в коем случае не осуществились.

Впрочем, кроме письма Турчанинова, довольно пространного, в пакете имелись и какие-то другие документы и бумаги, но прочитать их сразу Аржанова не успела. Горничная Глафира пришла к ней и сказала, что стол к обеду давно сервирован, что дети очень проголодались, что прибыл гость – поручик Екатеринославского кирасирского полка Чернозуб…

Курская дворянка переоделась к обеду и спустилась на первый этаж в столовую. Досифей, наряженный в ливрею с золотыми позументами, тотчас принес из кухни и поставил на стол фаянсовую супницу с крышкой. Право разливать первое блюдо по тарелкам принадлежало только хозяйке дома. Открыв крышку и повернув несколько раз половник на дне объемистой посудины, Аржанова наполнила первую тарелку красным густым борщом и подала ее мужу. Вторым на очереди был гость, поручик Чернозуб. Потом по тарелке борща получили дети. После этого Анастасия обеспечила горячей едой себя.

Пока происходил этот ритуал, Досифей на подносе подал мужчинам по стограммовой чарке водки с закуской – двумя маринованными зелеными огурчиками длиной чуть более мизинца, прозрачными и хрустящими. Полковник и поручик выпили, не чокаясь, лишь поклонившись княгине Мещерской. Она сказала им: «На доброе здоровье, господа!»

Чтобы дети не мешали родителям, их кормлением занималась нянька Арина. Княжна Александра уже умела держать ложку между пальцами. Маленький князь Владимир сжимал ее всей пятерней. Борщ они уплетали за обе щеки, ибо длительные прогулки по берегу моря, как правило, вызывают отменный аппетит.

Первое блюдо – не время для бесед и обсуждения кулинарных способностей повара. Борщ или суп съедают в молчании, не торопясь, но и не медля, дабы горячее не превратилось в холодное и не утратило бы своих вкусовых качеств. Допускаются лишь короткие реплики, вроде той, что произнес, промокнув губы салфеткой, поручик Чернозуб:

– От це борщ як борщ! Дуже смачно!

Не будучи с детства обучен дворянским манерам, казак Полтавской губернии за годы службы в Российской императорской армии усвоил правила хорошего тона почти в полном объеме. Много тому способствовало его производство в первый офицерский чин весной 1787 года и постоянное общение с Анастасией Аржановой, охрана которой ему была поручена в том же году. Говорил он по-прежнему на некоей смеси «ридной мовы» с русским языком. Однако это не мешало членам разведывательно-диверсионнной группы его понимать.

Воспоминания о поездке в Стамбул и боевых действиях при крепости Очаков у Чернозуба остались замечательные, хотя при подрыве турками минных галерей возле крепости он получил легкое ранение. Рассуждения о прошлых операциях в среде сотрудников секретной канцелярии Ее Величества считались дурным тоном. Потому поручик Екатеринославского кирасирского полка пришел в гости к командиру с другими намерениями – посоветоваться о будущем. Следовало только дождаться перемены блюд, и когда подали биточки с гречневой кашей, Чернозуб громогласно объявил:

– Ваш-выско-бродь, зараз прийшло мени на ум, шо вже пора жениться.

– А невеста-то имеется, Остап Тарасович? – спросила Аржанова.

– Та як же ж, ваш-выско-бродь. Само собой.

– Кто такая?

Могучий украинец потупился и ответил не сразу:

– Не наша вона зовсим, ваш-выско-бродь. Из басурманов будэ.

Михаил и Анастасия, переглянувшись, одновременно положили вилки на стол, а нянька Арина еле слышно хихикнула. С очаковскими невольницами в доме Мещерских, приставленными к кухне и уборке комнат, она встречалась ежедневно и первой догадалась, кого имеет в виду отважный кирасир. Из темных, не умеющих ни читать, ни писать, ни считать и забитых турецких рабынь да сразу в жены русского офицера – судьба поистине завидная. Интересно, как к подобному превращению отнесутся князь и княгиня? Коли принимают они у себя поручика Чернозуба, то и будущую его супругу усаживать рядом с собой за стол им придется.

– Видимо, ты говоришь о черкешенке шестнадцати лет от роду по имени Зухра из гарема анычарского аги, что досталась тебе по распределению от генерал-фельдмаршала Потемкина-Таврического, – сказала после долгого молчания Аржанова. – Думаю, ее лучше продать. Здесь, в Севастополе, за черкешенку дадут хорошие деньги. Они тебе нужнее. Ведь ты собирался купить или построить собственный дом…

– Грошей для хаты и так выстачить. Але бильше потрибна гарна жинка, – когда Чернозуб начинал волноваться, он полностью переходил на родной язык.

– Бесспорно, некоторые кавказские женщины очень красивы, – гнула свое курская дворянка. – Но нрав имеют угрюмый, неприветливый. Злы они, как настоящие ведьмы.

– А казачья нагайка на шо? – добродушно улыбнулся украинец.

По его разумению, это был сильный аргумент в пользу женитьбы на басурманке. Другие, более весомые свои аргументы в беседе с господами он приводить просто постеснялся. Они были из сферы интимных отношений. Не мог же, в самом деле, Чернозуб рассказывать вслух, с каким возбуждающим его бесстыдством действует Зухра в постели, сколько способов удовлетворения мужчины она знает, какие у нее упругие груди и ягодицы, а язык способен выделывать такие штуки, о которых кирасир и от бывалых солдат никогда не слыхивал.

Чернозуб переводил взгляд с Аржановой на полковника и ждал их ответа. Но они оба молчали, делая вид, будто очень заняты биточками и салатом, изготовленным из свежих, оранжерейных помидор, сладкого перца и зеленого лука, у Мещерских всегда подаваемого ко второму блюду. Флора понимала, что казак Полтавской губернии и словом не обмолвился о главном. Она-то знала про развращенность женщин из мусульманских гаремов. Невольницы сами рассказывали ей об этом и в Очакове, и в Бахчисарае, и в Гезлеве. За высокими стенами и закрытыми дверями иногда творились совершенно невероятные вещи. К чему только ни принуждали воины Аллаха своих безответных наложниц! Фантазия восточных сладострастников не имела предела, а у их несчастных жертв не было никаких возможностей противостоять изощренному насилию.

Находя молчание слишком затянувшимся и даже неприличным, князь Мещерский обратился к супруге:

– Qu, est que t u pence de sette histoire? Il a besoin de notre aide? Ou non?

– Cette histoire me ne plait pas, – ответила она.

– Mais qu,est f faire?

– Donner conseil qualities a notre ami…[4]

В том, что поручик Екатеринославского кирасирского полка сейчас поведал им, и в том, что он утаил, виделось Флоре новое проявление кризиса, постигшего ее прославленную команду. Никогда прежде смелый и преданный делу богатырь Чернозуб в пристрастии к слабому полу замечен не был. Наоборот, он демонстрировал презрение к женщинам. В его глазах лишь одна прекрасная Анастасия Петровна, умевшая отлично стрелять, фехтовать, ездить верхом на бешеном своем жеребце Алмазе и ничего на свете не боявшаяся, возвышалась, подобно скале, над стадом, как он говорил, «безмозглых телок». И вот кирасир попался в сети к восточной телке. Впрочем, тому причиной мог быть и возраст. Буйная молодость миновала. Остапу Тарасовичу исполнилось тридцать восемь лет.

– Разве нельзя, добрый мой друг, – предложила ему Аржанова довольно-таки распространенный вариант у господ и крепостных, – тебе просто-напросто жить с этой самой Зухрой?

– А мои диты? – вдруг насупился Чернозуб. – Хиба ж це дило, шоб росли воны байстрюками, без роду-без племени? Шоб усякая вуличная шпана на их бы пальцамы указувала?.. Нет, я того не желаю!

Князь Мещерский решил вмешаться в беседу и, конечно, на стороне жены. Он строго разъяснил бывшему подчиненному:

– Не забывай, Остап, ты ведь – офицер Российской императорской армии. Ты должен испрашивать разрешение на брак у начальства. В рапорте необходимо указать имя невесты, ее происхождение, материальный достаток. Что ты напишешь там о турецкой невольнице?

• Предыдущая
• 8/73
• Следующая