Звенья разорванной цепи - Бегунова Алла Игоревна - Страница 45

• Предыдущая
• 45/73
• Следующая

Пока Якоб-Георг предавался паническим мыслям, события на сцене шли своим чередом. Там назревал народный бунт, и сигналом к нему послужили громовые удары литавр. Вообще-то, литавры – предмет из армейского обихода, наряду с трубами они входят в состав полковых оркестров у кирасир. Аржанова отлично помнила их бодрые, басовитые звуки. Она вздрогнула и открыла глаза.

– Хвала Всевышнему! – пробормотал надворный советник, перекрестившись.

– Что произошло? – спросила Анастасия.

– Вы заснули.

– Ужасное преступление в посольской ложе императорской венской оперы! – усмехнулась она.

Для оправдания Флора чуть было не рассказала ему, что девять лет назад, сидя здесь же, в театре, но в пятом ряду партера, она стоически выдержала исполнение симфонии господина Моцарта и даже смогла потом обсуждать ее с любезным спутником – молодым доктором математических наук Отто Дорфштаттером, старшим шифровальщиком «черного кабинета». Однако усилием воли она удержалась от ненужных откровений. Прекрасное прошлое не может повлиять на трудности, переживаемые в настоящем, по крайней мере – в конфиденциальной работе.

Сержант Ермилов, наблюдавший за всем со стороны, решил помочь княгине Мещерской. Хозяйственная корзинка находилась возле него. Найдя в ней графин с оранжадом, кирасир наполнил фужер освежающим напитком и протянул ей. Аржанова выпила и несколько приободрилась. Опера «Аксур, царь Ормуза» перестала казаться ей произведением абсолютно бездарным, скучным, затянутым.

Не прошло и пяти минут после объявления первого антракта, как на пороге ложи появились друзья Якоба-Георга – масоны. Первым выступал, конечно, герой сегодняшнего вечера Антонио Сальери, человек лет сорока, небольшого роста, тщедушный, одетый тщательно и элегантно. С обычной для итальянцев грацией и обходительностью он поклонился прелестной госпоже фон Рейнеке. Она обратилась к нему со словами восхищения перед его бессмертным творением. Композитор, говоривший по-немецки плохо, с грубым акцентом, скромно ответил, что лучшей своей оперой считает «Армиду», поставленную в шести европейских столицах, в том числе – в Санкт-Петербурге – и оперу «Данаиды», созданную при содействии его учителя и величайшего музыканта нынешней эпохи – Кристофа-Виллибальда фон Глюка, скончавшегося два года назад.

К счастью для Анастасии, музыкальная тема дальнейшего развития не получила. За спиной Антонио Сальери просматривались еще две высокие и плотные фигуры, не без труда разместившиеся в ложе. Это были профессор Райхфельд и историк Игнац фон Борн. Их реакция на присутствие хорошенькой женщины оказалась именно такой, как рассчитывал Якоб-Георг. Масоны развеселились, стали шутить, рассказывать забавные истории, весьма далекие от проблем оперного театра.

Сержант Ермилов опять вовремя вспомнил о хозяйственной корзинке и теперь извлек из нее бутылку вина и фрукты. Вино гостям понравилось, они выпили его с удовольствием, потому разговор принял характер совсем непринужденный. Аржанова умело ввернула вопрос к достопочтенному Великому мастеру ложи: «А правда ли то, что «вольные каменщики» ненавидят и презирают женщин?!» Игнац фон Борн стал горячо возражать: «Как можно ненавидеть женщин, прекрасную половину человечества? Просто они никогда не работали на строительстве дворцов и храмов, вот в чем причина их отсутствия в масонских ложах. Но нынче «вольные каменщики» готовы принимать женщин, для них разрабатываются специальные церемониалы…»

Разговор завязался дружеский и интересный. Диссонанс в него внесло появление нового гостя – небрежно одетого молодого человека, явно не очень трезвого, но державшегося крайне высокомерно. Это был Вольфганг-Амадей Моцарт, вечный конкурент Антонио Сальери, пока проигрывавший ему все соревнования.

Например, когда решался вопрос о музыкальном образовании пятнадцатилетней княжны Елизаветы Вюртембергской, родственницы императора, то из двух преподавателей: Сальери и Моцарта – выбрали итальянца, поскольку у Вольфганга-Амадея была репутация бездумного гуляки, и августейшее семейство опасалось за честь и достоинство девушки. Летом 1786 года в загородном дворце Шенбрунн устроили вечер из двух одноактных комических спектаклей: «Директор театра» Моцарта и «Сначала музыка, потом слова» Сальери. Сочинение Моцарта провалилось. Публика устроила овацию Сальери. Наконец, итальянец получил должность первого капельмейстера при дворе, а Моцарт – всего лишь камерного музыканта.

Да, жителям Вены невероятно нравились произведения Сальери, звучавшие сладко и мелодично, как пение райских птиц. Непризнанный гений, выходец из Зальцбурга, коренной австриец Моцарт злился и утверждал, будто проклятый «итальяшка» добивается успеха только с помощью интриг.

Впрочем, ему хватало ума не демонстрировать свою зависть и неприязнь прилюдно. Оба музыканта регулярно встречались на собраниях ложи «К истинному единодушию». Туда Моцарт вступил по рекомендации Франца-Иосифа Гайдна в 1784 году, гораздо позже Сальери. Молодой композитор всерьез увлекся идеями масонства. У него даже возник план создания собственного тайного общества под названием «Пещера», но осуществить его не удалось…

Вольфганг-Амадей раскланялся с братьями-«вольными каменщиками», был представлен госпоже фон Рейнеке, на которую бросил особо пристальный взгляд записного Донжуана, и получил из рук сержанта Ермилова фужер, наполненный вином. Моцарт сообщил присутствующим, что старина Гайдн заболел и сегодня в опере быть не сможет. Но он сам, Моцарт, хотел бы поговорить с Великим мастером ложи на одну важную тему.

Однако это оказалось невозможно. По коридорам театра уже ходили служители с колокольчиками и звонили в них, возвещая о начале второго акта «Аксура, царя Ормуза». Антонио Сальери и Вольфганг-Амадей остались слушать оперу в ложе российского посла, изредка обмениваясь замечаниями об игре оркестра.

Аржанова сразу поняла, что полупьяный Моцарт будет мешать ее разговору с Игнацом фон Борном. Она предложила после окончания спектакля поехать в ее любимый ресторан-кондитерскую «Демель», где с десяти часов вечера посетителям предлагали один и тот же ужин: зразы по-венски, тушеный картофель, салат из свежих огурцов с зеленым луком под сметаной, плюс бутылка рейнского столового вина. Антонио Сальери, вежливый человек, откланялся сразу. Философ Райхфельд сослался на болезнь жены и тоже отбыл. Лишь Вольфгангу-Амадею все было нипочем. Он никак не хотел отпустить руку Великого мастера ложи и в ресторане-кондитерской бесцеремонно уселся рядом с фон Борном.

Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Минут через двадцать после начала ужина Аржанова уяснила себе смысл обращения композитора к литератору и историку. Вдохновленный его выдающимся научным трудом «О мистериях египтян», Вольфганг-Амадей задумал создать произведение, прославляющее и раскрывающее идеи масонства. Его приятель, Эмануил Шиканедер, актер, певец и тоже, кстати говоря, масон, предложил название – «Волшебная флейта». Он же взялся написать либретто новой оперы и почти закончил его.

Сюжет новизной и сложностью не отличался. Дочь Царицы Ночи, Памину, похищает волшебник Зарастро. Царица посылает принца Тамино спасти девушку из плена и дает ему в помощь волшебный предмет – флейту, звуки которой помогут рассеять злые чары. Принц проходит через разные испытания, напоминающие церемониал посвящения в братство «вольных каменщиков». Одно из них разворачивается внутри пирамиды, а пирамида – тот же треугольник, традиционный масонский символ. Принц завоевывает любовь Памины. Мрак ночи рассеивается, зло отступает, все восхваляют ум и доброту волшебника Зарастро. Моцарт утверждал, будто именно Игнац фон Борн служит ему прообразом главного персонажа оперы Зарастро.

Сам Великий мастер ложи отнесся к таковому предположению иронически. Но композитор не отставал. Он просил литератора и историка написать какой-нибудь по-настоящему масонский текст для двух основных арий Зарастро в начале и в конце «Волшебной флейты», тогда сочинить музыку к ним Моцарту не составит труда.

• Предыдущая
• 45/73
• Следующая