Дверь к смерти - Стаут Рекс - Страница 1

• 1/16
• Следующая

В это серое декабрьское утро мы в течение получаса ехали на «кадиллаке» Ниро Вульфа, направляясь в Северный Вестчестер. Я, разумеется, сидел за рулем, Вульф – на заднем сидении, следуя своей глупейшей теории, что в случае, как он считал, «неизбежной катастрофы», у него на заднем сидении будет меньше сломанных костей, и он меньше потеряет крови.

Наконец-то мы достигли пункта нашего назначения: окрестностей деревушки Катон, нарушив при этом границы владений некоего Джозефа Дитмайка.

Вместо того, чтобы подкатить к парадному входу старинного каменного особняка и пройти через террасу к двери, как джентльмены, мы объехали дом по служебной дороге, и я, добравшись до черного входа, остановил машину у края травянистой дорожки рядом с гаражом. Причина такого маневра заключалась в том, что мы сюда приехали вовсе не для того, чтобы лицезреть мистера Дитмайка, а должны были у него кое-что похитить.

Выйдя из машины, Ниро Вульф широко шагнул, чтобы обойти лужу на дороге, влез левой ногой на газон, поскользнулся, закачался, пытаясь ухватиться рукой за воздух, но все же привел в равновесие свою тушу весом в шестую часть тонны.

– Вы прямо как Рой Волдмер, – сказал я с восхищением.

Он сердито посмотрел на меня, и я сразу почувствовал себя, будто оказался дома, хотя мы находились очень далеко от него.

– Вы прекрасно выкрутились, – сказал я Вульфу с одобрением. – Хотя и не привыкли к деревенским проселочным дорогам. Здесь ведь сплошные колдобины…

Не успел он поблагодарить меня за комплимент, как из гаража вышел человек в помятой одежде и подошел к нам. Судя по его неряшливому виду, было сомнительно, что это тот самый, кто нам нужен, но Вульф был в отчаянном положении и не мог терпеливо ждать еще кого-то другого, поэтому он изгнал из глаз недоброе выражение и заговорил с этим типом максимально доброжелательно:

– Доброе утро, сэр.

Человек поклонился.

– Кого вы ищете?

– Мистера Энди Красицкого. Это не вы?

– Нет. Мое имя Имбри. Пэйл Имбри, дворецкий в доме, шофер и слуга. А вы, по-видимому, коммивояжер? Или страховой агент?

«Обычно дворецкие выглядят иначе, – подумал я. – И ведут себя иначе, когда вы подъезжаете к дому с черного хода».

Вульф, стараясь не показывать, что оскорблен «разжалованием», ответил, что он не коммивояжер и не страховой агент, а явился по личному делу весьма приятного свойства. Дворецкий Имбри провел нас к дальнему концу гаража, рассчитанному на пять машин, и указал тропку, ведущую через кустарник.

– Эта дорожка приведет вас прямо к коттеджу Энди Красицкого. С другой стороны там теннисный корт. Летом коттедж не виден из-за листвы, но сейчас все голо и он хорошо просматривается. Энди скорее всего, спит: всю ночь он занимался окуриванием и спать лег очень поздно. Я тоже часто задерживаюсь тут до ночи, но это не значит, что мне не удается днем вздремнуть часок-другой. Как только представится случай, пойду работать садовником.

Вульф поблагодарил его за столь подробную информацию и отправился вперед по тропинке, я шествовал в арьергарде. Дождь наконец-то прекратился, но было ужасно сыро и промозгло. Пока мы шли сквозь заросли кустарника, нам приходилось постоянно лавировать, чтобы не задевать за ветки и не обрушивать на свои головы лавины брызг. Мне, более молодому человеку, и к тому же находящемуся в отличной спортивной форме, это было не трудно, но для Вульфа, с его трехстами восьмидесятью фунтами, да еще в тяжелом драповом пальто и шляпе, такой променад был мукой.

Наконец кустарник кончился, мы вошли в аллею вечно зеленой туи, затем оказались на открытом месте и сразу же увидели весьма привлекательный, уютный коттедж.

Вульф постучал в дверь. Она отворилась без промедления и перед нами предстал блондин, немного старше меня, с большими голубыми глазами, атлетического телосложения. Его лицо сияло, готовое расплыться в улыбке. Я никогда не мог понять, почему иногда в моем присутствии девушки смотрят на других мужчин, но я бы не удивился такому их поведению, если бы рядом со мной оказался этот сияющий голубоглазый атлет.

Вульф поздоровался и спросил: не он ли Энди Красицкий.

– Да, это я, – ответил блондин с легким поклоном. – Могу ли я… Боже мой! Да никак Ниро Вульф! Вы здесь? Ниро Вульф?

– Да, – скромно признался Вульф. – Могу ли я войти и немного поговорить с вами, мистер Красицкий? Я написал письмо, но не получил на него ответа, а вчера по телефону…

Пресветлый принц прервал его:

– Все олл-райт. Все уже сделано…

– Правда? Что именно?

– Я решил принять ваше предложение и уже готовился написать вам об этом.

– Когда вы сможете приехать?

– В любое время, когда вы скажете. Ну, хоть завтра. У меня есть хороший помощник, он займет здесь мое место.

Вульф не закричал от радости. Наоборот, он сжал губы и сделал шумный выдох через нос. Через секунду спросил:

– Черт возьми! Могу я войти? Я хочу сесть.

Реакция Вульфа была совершенно естественной. Он не только узнал прекрасную новость, но одновременно понял, что если бы оставался дома, мог бы получить эту новость по почте, утренним письмом. В этом случае ему не надо было бы расставаться со своим кабинетом, любимой оранжереей и куда-то торопиться… Перенести все это было ему тяжело. Ведь он скорее согласился бы столкнуться в собственном доме с легионом врагов, чем довериться чертовщине на колесах в виде автомобиля.

Но Вульф был приперт обстоятельствами к стене, потому и решился на путешествие.

В нашем старом особняке на Западной Тридцать пятой улице мы жили вчетвером: сам Вульф – первое лицо, второй – это я, его помощник решительно во всем, от детективной работы до службы привратника. Номер третий – Фриц Бреннер – шеф-повар и мажордом. И наконец, четвертый – Теодор Хорстман, наш садовник, отвечающий за благополучие десяти тысяч орхидей в теплице на самом верхнем этаже.

Внезапно на голову Вульфа свалилась страшная неприятность: из Иллинойса пришла телеграмма, что мать садовника Теодора очень больна и находится в критическом состоянии. Теодор не медля сел в первый же поезд и уехал. Вульф, вместо того чтобы проводить время в теплице в свое удовольствие, делал вид, что работает там, но такой завуалированный отдых для него был непосильной тяжестью, он уставал как собака. Мы с Фрицем, разумеется, помогали ему в меру наших сил, но мы не были садовниками. От Теодора пришло письмо, в котором тот сообщал, что не может точно сказать, вернется ли через шесть дней, как собирался, или через шесть месяцев, и мы разослали повсюду объявления о вакансии. Было несколько кандидатов на это место, но ни одному из них Вульф не решался доверить свои драгоценные орхидеи. О садовнике Энди Красицком он уже не раз слышал: тот скрестил два очень красивых и ценных сорта орхидей и получил нечто сказочное. Когда же Льюис Хьюит сказал Вульфу, что Энди работал у него весьма успешно три года, это решило все. Вульфу понадобилось во что бы то ни стало заполучить именно Красицкого.

Он написал ему, но ответа не было. Тогда Вульф позвонил по телефону, – тот же результат. Он позвонил еще, но и на этот раз не продвинулся ни на дюйм вперед. Так вот и получилось, что в это сырое и промозглое декабрьское утро усталый, отчаявшийся Вульф послал меня в гараж за машиной. Когда я подъезжал к дому, он уже стоял на тротуаре в драповом пальто, мохеровом шарфе и в шляпе, с тростью в руке. На его лице можно было прочитать решимость во чтобы то ни стало или совершить задуманное – или умереть. Стенли, отправившийся за Ливингстоном в Африку, был ничто по сравнению с Вульфом, едущим за Красицким в Вестчестер.

И вот Красицкий перед нами, говорит, что написал нам письмо о своем согласии приехать, и готов это сделать немедленно, сейчас. Это было ужасно.

• 1/16
• Следующая