Воевода Дикого поля - Агалаков Дмитрий Валентинович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/86
• Следующая

– Князь Засекин? – спросил один из них, с тонким шрамом на правой скуле.

Остановив коня, Григорий положил руку на эфес сабли. Точно охотились они за ним!

– Кто вы такие? – ответил он вопросом на вопрос.

Всадники переглянулись.

– Мы – слуги боярина Алексея Басманова, посланы вашим другом Степаном Захаровичем Василевским.

– И что надобно от меня Степану? – немного успокоившись, нахмурился Григорий. – Пора назад возвращаться, в Ливонию? Так что же нарочного Василевский не прислал? Почему следите за мной?

– Так велено было, – ответил тот, что со шрамом.

– Степаном?

– Да, Степаном Захаровичем. Но не о Ливонии речь. А следили мы за вами потому, что надобно было знать, куда вы путь держите. Не в дом ли князей Воротынских…

– А вам-то какое дело?

– Ваша правда, князь, то не наше дело, – ответил всадник. – А вот Степана Захаровича и вас это касается.

– А его какое?.. – гневно начал Григорий.

– Не стоит вам к Воротынским нынче ехать, – насупился всадник со шрамом. – Всех, кто нынче будет там, повязать могут и в острог направить.

– В острог?! – сдерживая коня, переспросил Григорий, оглянулся в сторону терема, от которого его отделяло несколько улиц. – Да что же случилось?!

– Государь осерчал на князя, серчает на всех, кого Воротынский своими друзьями считал, – ответил всадник в черном кафтане. – Не езжайте туда, князь, и с вами беда будет!

Но Григорий только сверкнул глазами, повернул коня, врезал по бокам шпорами:

– Пошел! Пошел!!

Мигом одолел он нужное расстояние, остановил коня у открытых настежь ворот княжеского дома. Какие-то мужики тащили из терема Воротынских сундуки, тут же были стрельцы и другие люди – как те двое, всадники в черных кафтанах и шапках, что преследовали его. Басмановские!

Григорий оглянулся – две знакомые тени остановились прямо за ним, спешились, перебросились несколькими словами с басмановцами. Выглядело так, точно они сопровождали Григория, а в доме этом было у Засекина неотложное дело.

Григорий стремительно влетел в ворота, бросился к дому. Один из стрельцов попытался остановить его, но он так взглянул на солдата, что тот отступил. Мысли Григория путались. Не знал он главного: что в тот самый день, когда они с Машей катались по Москве, князь Воротынский, узнав правду о смерти Алексея Адашева, был у царя. Михаил Иванович высказал Иоанну все, что наболело: о насильственной смерти их общего друга и о новых приближенных государя – лукавых, алчных и жестоких, которых назвал он в открытую «демонами».

Одна из юных служанок Воротынских, горько ревевшая за крыльцом дома, знавшая Григория, бросилась к нему.

– Батюшка князь, – упала она перед ним на колени, обхватив ноги Григория, – что ж это творится?! Забрали всех наших господ и увезли – далеко увезли!

– Да куда же, куда? – Засекин, подняв, тряхнул девицу. – Говори толком!

– Не знаю, не знаю! Утром нынче увезли! Слышала – от Москвы подальше! Всех увезли: и Михаила Ивановича, светлого князя нашего, и жену его, и дочерей наших родненьких, всех, всех! Назвали их врагами государевыми! А дом, сказали, отнимут! – И, отчаянно плача, она вновь бухнулась перед Григорием на колени – в рыхлый и раскисший мартовский снег. – Помереть теперь нам только и осталось…

Оставив девушку рыдать на снегу, Григорий бросился к воротам, где его поджидали двое всадников.

– Где в Замоскворечье дом Василевского, знаете? – спросил он.

– Знаем, – ответил всадник.

Через полчаса Григорий спрыгнул с коня у ворот роскошного дома. Минуя охрану – двух молодцов в черных кафтанах, при саблях, – вошел в двери. Двое, что показывали ему путь, вошли следом.

– Где хозяин? – спросил Григорий у дюжего бородатого мужика в белой косоворотке, подпоясанной широким красным поясом.

– Шубу снять желаете? – в свою очередь спросил тот.

– Степан дома? – переспросил Засекин.

Мужик взглянул вначале на саблю незваного гостя, затем посмотрел на тех, кто стоял за его плечом. Как видно, те положительно кивнули ему.

– Степан Захарович трапезничает, – ответил мужик. – Но шубу вы, господин, снимите и сабельку отдайте, тогда уж я вас и провожу.

– Оставь ты ему саблю! – услышал Григорий знакомый голос. – А коли князь в шубе желает по дому ходить, так пусть потеет!

– Прошу, – указал на двери дюжий мужик. – А сапожки-то бы сняли, пол замараете!

– Пошел вон, – рыкнул на него Григорий и направился внутрь покоев.

Степан Василевский трапезничал в светлой и просторной зале за длинным дубовым столом, покрытым расписной скатертью. От казана поднимался пар, остро пахло ухой. Стояли кувшин с вином и две чарки. Белый хлеб был нарезан широкими ломтями. Икорка была, блины, огурчики соленые, грибки.

– Знал, тысяцкий, что придешь, – сказал огненно-рыжий хозяин, откладывая деревянную ложку и утирая полотенцем губы, – даже чарку для тебя поставил. – Усмехнулся, оглядев гостя: – За стол тоже в шубе сядешь? И пить со мной в шубе будешь?

– Я за стол не сяду, – отрезал Григорий. – И пить с тобой не буду.

– Тогда обидишь, – прищурился Степан. – Зело обидишь, князь!

– Пусть!

За спиной Григория выросли охранники в черных кафтанах, но Василевский махнул им рукой: подите прочь, мол. Те ушли.

– Двери закрой, – приказал Степан заглянувшему мужику в белой косоворотке.

Тот послушно закрыл двери.

– А теперь, тысяцкий, скинь шубу и сядь, – повелительно проговорил Василевский. – Ты ведь поговорить пришел, не так ли?

Григорий расстегнул ремень, снял саблю, скинул полушубок, сел за стол. Степан сам налил ему вина в чарку, подал, Григорий осушил ее до дна.

– Доволен?

– Так-то лучше, – кивнул Степан.

– Куда повезли их?

Степан отломил кусочек белого хлеба, положил в рот.

– А зачем тебе – догнать хочешь? – прожевывая, спросил он.

– Так знаешь, куда Воротынских повезли, или я напрасно время теряю?

– Знаю. Куда всех опальных свозят.

– Так куда? – вперил в него тяжелый взгляд Григорий.

Было видно, что мысли его отчаянно путались, и он готов был совершить любую глупость.

– Далеко, Гриша, на Белоозеро.

– Но за что, за что?! – подался вперед князь.

Степан, отхлебнув квасу, пожал плечами:

– Говорят, дерзил твой Воротынский царю, за смерть Адашева корил. Да друзей царских, моих покровителей, дурными словами поносил. Вот за это. Так что сам виноват!

Григорий хотел было сказать: «Но так ведь это правда – и про Адашева, и про вельмож новых, этих наушников и лжецов!» Сдержался. Но о другом, даже головой закрутив, спросил:

– Но дочерей-то его за что взяли?! Они при чем?..

– Они – дочери его, родная кровь, стало быть, – как ни в чем не бывало, ответил Степан. – Надо было думать, что царю говорить, что вся его «правда» ближним отрыгнется! Теперь другим словоохотливым князьям и боярам уроком сия ссылка станет. – Он посмотрел в глаза Григорию: – Если живыми до Белоозера доберутся…

– Как так? – даже привстал Григорий.

– Да сядь ты, сядь, – приказал ему Василевский. Налил вина обоим. – Выпей, успокойся. Царь милостив, глядишь, и помилует. – Усмехнулся: – Когда-нибудь.

– Но как же помилует, а дом их? Черные люди оттуда уже и сундуки выносят!

– А дом царь у Воротынских отнял, – так же просто сказал Степан, отпивая вино из чарки. – Подчистую.

– Отнял?!

– Истинный крест, – кивнул Степан. – И не только дом. Терем княжеский государь, может случиться, Федьке Басманову пожалует. Ежели, конечно, Васька Грязной раньше туда не переедет. Дом-то у Воротынских хорош! Верно? Ты выпей еще вина-то, выпей – запей все то, что услышал.

Григорий взял чарку со стола, осушил залпом.

– Если дом отняли, стало быть, навсегда увозят, – глухо сказал он.

– Навсегда, не навсегда, а ты не вздумай ехать за ними. Разом могилу себе выкопаешь. Их с полсотни стрельцов везут – тебя и близко не пустят! Зарубят. Я тебя сегодня уберег: кабы не мои люди, тебя в доме Воротынских повязали бы – и в острог. А там – допрос: кто таков и что тебе надобно? Ох, труднее было бы назад тащить! Так что спасибо скажи Василевскому Степану, другу своему.

• Предыдущая
• 41/86
• Следующая