Тени школы Кейбл - Гиббс Эбигейл - Страница 81

• Предыдущая
• 81/82
• Следующая

Атенеанский собор был величественным зданием. Внешне схожий с сотнями типичных готических соборов, разбросанных по всей Британии, он был украшен горгульями с выветренными от многих лет непогоды лицами и окружен кладбищем, что тянулось на многие километры, зелень которого до самого горизонта была разбавлена вкраплениями маленьких серых закругленных надгробий, что торчали из земли. В сумерках раздавался колокольный звон, а через приветливо открытые двери доносилось пение церковного хора.

Но интерьер собора был далек от традиционного. В нем были ряды скамеек, но все пространство было разделено на места для поклонения большинства мировых религий. Пение хора ­доносилось из небольшой часовни, которая находилась слева от входа. Но самым впечатляющим, с моей точки зрения, было огромное старое дерево, которое, словно по волшебству, росло в центре собора. Это был огромный дуб, ветви которого раскинулись высоко под потолком, укрыв под своей сенью белые ­могильные камни.

В одной из этих могил была похоронена моя бабушка.

Несколько мужчин в коричневых сутанах — монахи, догадалась я, — подметали листья у корней, но никто ко мне не приближался.

Я опустилась на землю у ее могилы, которая располагалась прямо перед деревом и была украшена всякими мелочами. В потемневших банках стояли увядшие цветы, которые я убрала заклятием. Среди свежих букетов виднелись выцветшие фотографии, где была изображена она, я… и даже особняк Мандерли, который бабушка так презирала.

Я поджала ноги, коснулась лбом холодного мрамора и сделала глубокий вдох, потом второй, третий… Я почувствовала, как на моей коже появляются следы от выгравированных букв, по которым я начала водить пальцами, сливая их в слова.

— Ребекка, — прошептала я, когда провела указательным пальцем по ее имени, пропуская титул, который бабушке больше не принадлежал. — Ребекка… Элсаммерз, — закончила я, следуя за завитком выгравированной буквы.

Часть меня ждала, что она вот-вот отодвинет могильную плиту, сядет и велит мне выпрямить спину и перестать распускать сопли. Но я сама запечатала ее могилу заклятием, когда была в соборе последний раз.

Я была не столько опечалена или напугана, сколько зла. Я злилась на себя за то, что не могла перестать думать о людях в Кейбл, за то, что я так эгоистично отдала всю свою энергию Валери, — если бы я не оказалась на грани жизни и смерти, мы, возможно, остались бы в школе достаточно долго, чтобы успели найти новых хранителей. Я злилась на Атан и Эдмунда, которые снова подвели, снова не смогли защитить людей. Все это время он сидел в самом последнем ряду и следил за мной.

Я была зла на Атенеа, зла на Виолетту и Каспара, потому что они так всецело занимали мои мысли, что я забыла о своих друзьях, и потому что они были вампирами, которые без колебаний убивали таких людей, как Ти.

— Я не понимаю, — шептала я мраморной плите, так низко склонившись над ней, что почти целовала ее поверхность. — Почему я? Я не знаю, как могу изменить мир… остановить зло. Я еще ребенок. Я все еще в твоей тени.

Я услышала шелест и подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как несколько высохших осенних листьев оторвались от ветки и полетели вниз, медленно покачиваясь и кружась, пока резкий порыв ветра не подхватил их и не бросил на могилу, на секунду окрасив мой мир в коричневый цвет.

Я вздрогнула. На улице начинали падать первые снежинки.

Морозная прохлада была мне приятна — хотелось остаться здесь и замерзнуть, только бы не думать о Ти. Но на улице осталась Инфанта, а ей, в отличие от меня, холод не нравился.

Я протянула руки и схватилась за край мраморной плиты.

— Я отомщу, бабушка, и за тебя, и за Ти. Не знаю как… но кровь Нейтана будет на моих руках, обещаю тебе. Ты будешь гордиться мною, герцогиней английской и Героиней. Смотри, как я выйду из твоей тени. Смотри, как я вырасту.

Я осторожно поднялась, чтобы не опрокинуть цветы, и медленно пошла по проходу к Эдмунду, который слабо улыбнулся и спросил:

— Готова?

Я кивнула.

На гораздо большее, чем ты можешь себе представить.

Вместе мы снова шагнули в морозный декабрьский воздух.

Дитя, однажды я умру, и тебе придется идти по жизни одной. И день, когда ты этому научишься, станет самым важным днем. Именно тогда я перестану называть тебя «дитя».

Когда мы вернулись в конюшни, я сама расседлала лошадь, с радостью воспользовавшись этой возможностью отложить возвращение во дворец. Я была спокойна. По-настоящему спокойна. А может, просто в ступоре.

Отведя Инфанту в стойло, я осталась стоять у входа в конюшню, опираясь на стену и вглядываясь в причудливую смесь розового неба и падавшего снега. Вокруг было пугающе пусто и тихо, пока от одного из крыльев дворца не отделились несколько крошечных темных фигур, которые бежали так быстро, что сливались в единую группу. Я прищурилась и произнесла заклятие, улучшающее зрение.

Это были Каспар Варн, его младший брат, американец, Феликс и Черити Фаундер. Все они были одеты в черное и с невероятной вампирской скоростью неслись в сторону восточных ворот. У каждого из них за плечами был небольшой рюкзак, но все были безоружны.

Когда они исчезли вдалеке, я почувствовала, как опустилось сердце и на меня обрушились замешательство и боль, которые передавались мне от Виолетты по нашей связи.

Я не могу позаботиться о тебе, сегодня не могу, — подумала я. — Мою подругу убили.

Она не исчезла — это было невозможно, но бросила в мой адрес несколько рассерженных мыслей и отступила на задний план.

— Они отправились на охоту, — произнес кто-то позади меня.

Это был Фэллон. Я повернулась в его сторону, но не разжала сомкнутых на груди рук. Я слишком замерзла, чтобы это сделать.

— Я так и подумал, что ты здесь, — сказал он, привлекая меня к себе.

Я прислонилась щекой к его теплой груди, а он потянулся к моим рукам и разжал их.

— У тебя пальцы просто ледяные, — пробормотал принц, взмахнул рукой, и появилась куртка, которую он набросил мне на плечи. А потом он зажег небольшой огонек, который повис между нами и вмиг согрел мои руки. — Уже декабрь, нужно теп­лее одеваться, — нежно пожурил Фэллон и убрал назад мои влажные волнистые волосы, разделив их аккуратным пробором.

В конюшню, принеся с собой немного снега, ворвался порыв ветра.

— Мне нравится холод, — прошептала я, глядя на него из-под припорошенных ресниц.

Фэллон усмехнулся.

— Он подходит к твоему имени. Ты — Отэмн Роуз, осенняя роза. Смотришь — горишь огнем, а прикоснешься — обдаешь холодом.

Мне хотелось улыбнуться, но губы только вытянулись в линию.

— Думаю, бабушка посмотрела в мои глаза и увидела в них всю мою жизнь, вот и выбрала такое имя. Мне кажется, она все предвидела.

Отодвинув разделявший нас огонек, я удобно устроилась у Фэллона подмышкой, прижавшись спиной к его груди. Он обнял меня обеими руками и уперся подбородком мне в плечо. И я почувствовала себя в безопасности.

— Этого мы никогда не узнаем, — прошептал он, еще крепче прижимая меня к себе.

— Может, и узнаем. Виолетта же видит мертвую королеву вампиров.

Он замер и поднял голову.

— Отэмн, мы недостаточно знаем о ее способностях, чтобы строить такие предположения. — Он принялся растирать мои руки. — Не стоит тешить себя надеждами, чтобы потом не страдать. Отпусти ее.

— Я отпустила, — заверила я, хотя и не была в этом уверена.

— Вот и хорошо.

Снег все усиливался, и хотя он не ложился белым покровом на землю, а таял, вода в канаве замерзала на глазах.

— Я хочу пойти на похороны Ти, — сказала я, помолчав. — Это самое малое, что мы можем сделать.

— Не думаю, что нам разрешат, но давай попробуем.

— Тэмми… Тэмми возненавидит нас. М-мы допустили это… — запнулась я, готовая заплакать. — После всего, что она сделала, чтобы помочь мне…

• Предыдущая
• 81/82
• Следующая