Домашняя церковь - Протоиерей (Каледа) Глеб Александрович - Страница 23

«Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною» (1 Кор 6:12).

* * *

На многих огромное эмоциональное воздействие оказывает музыка. Она охватывает область подсознательного, иррационального. П. И. Чайковский, восторгаясь гением Пушкина, говорил, что Пушкин из ограниченной области поэзии проникает в бесконечную область музыки. Особую силу музыка приобретает в пении, где сознательное сливается с подсознательным, рациональное — с иррациональным, выраженное словами — с невыразимым.

Музыка способна расширить и очистить душу, успокаивать и тревожить ее, призывать к молитве и звать в бой, музыка способна возвышать человека к горнему, говорить о гармонии мира, но может звать и манить человека ко греху. Д. И. Шостакович как–то с горечью отметил, что музыка у нас порою сливается с физиологией. Она может помогать человеку идти к Богу и идти к сатане. Поэтому к музыке, к музыкальному воспитанию, к музыкальной среде, в которой растут дети, надо относится с повышенной осторожностью и большим вниманием. Музыкальное воспитание начинается с тех звуков, которые слышит грудной младенец, лежа в кроватке, а может быть, с тех напевов, которые доносятся до него еще во чреве матери, — слышит ли он церковные песнопения, гармонии Моцарта и Чайковского, разгульные цыганские песни или оглушительные звуки рок–музыки.

Самый прекрасный и сложный инструмент — это хор в руках мудрого регента [111]. Смысл слов в нем должен сливаться с музыкальными мотивами, это обязательное требование к церковному пению. Его напевы должны соответствовать словам молитвы, помогать молитве и быть самой молитвой. Церковная музыка — это музыка серьезная, обращенная от Церкви к глубинам души человеческой, к ее святая святых. Эти напевы, как и слова молитвы, выражают скорбь о грехах, печаль об умерших, радость души, обращенной к Богу, души, сознающей свое бессмертие, радость и торжество творений, радость Воскресения и гимны славословий. Они выражают все многообразие чистых человеческих чувств. Им чужда страстность мира сего и плотская чувственность. В них отражается соборность Церкви.

Церковные напевы складывались в христианских катакомбах первых веков, в монастырях и храмах духовно опытными и музыкально одаренными подвижниками, такими, как преп. Роман Сладкопевец (V–VI век, пам. 1 сент.), преп. Иоанн Дамаскин (VII–VIII век, пам. 4 дек.), творения которого положены в основу современного осьмогласного пения, и др. С течением веков эти напевы несколько изменялись, отражая характер других народов и звуковой характер их речи, особенности областей и отдаленных монастырей. Так появилось знаменное пение [112], киевский и другие распевы. Опытный слух уловит различие напевов и их музыкальной акцентировки в разных областях, городах и монастырях.

Дух Петровской эпохи и десятилетий его преемников, связанных своими корнями и окружением с протестантскими странами, отрицательно сказался не только на иконописи — иконопись перестала быть иконописью, а стала в большинстве случаев низкопробной живописью, — но и на церковном пении; в него вошли мирские мотивы, светская страстность; произошел разрыв смысла и настроения молитвенного слова с его песенным выражением. Эта ломка православного богослужения шла от придворных кратких служб, от Петербурга с его сильным немецким, протестантским и католическим влиянием [113].

Большие усилия для восстановления традиций древне–церковного пения прилагал покойный Патриарх Алексий I (Симанский). В одном из посланий он писал: «Зачем нам гоняться за безвкусным подражанием светскому пению, когда у нас есть изумительные образцы пения строго церковного, освященного временем и традициями церковными». Молитвенное пение в храме (с хорошей дикцией) — это проповедь христианства и православия.

На отпевании регента Патриаршего собора Василия Степановича Комарова 29 декабря 1974 г. протопресвитер Виталий Боровой говорил: «В условиях, когда наша Церковь молится, свидетельствует и проповедует Христа только в храмах, только за богослужением, когда мы не пользуемся средствами массового воздействия, когда мы не имеем доступа к тем, кто не приходит сюда, в церковь, — в этих условиях прекрасное, чудесное, проникновенное, впечатляющее церковное пение гораздо сильнее, чем все остальное, что люди видят и слышат в храмах. Я говорю о тех, кто приходит, может быть, только поинтересоваться, посмотреть и послушать. Они уходят с большим эстетическим радостным чувством, с ощущением такой радости, которая потом их зовет и опять приводит в церковь. Регентские служения Василия Степановича были как бы великим свидетельством, великим миссионерством о Христе».

Прошло полтора десятка лет. Как исповедание веры, как проповедь христианства прозвучали со сцены Большого театра на всю страну, на весь мир в дни празднования 1000–летия крещения Руси слова:

«С нами Бог, — разумейте, языцы

………………………………………

Страха же вашего не убоимся,

Ниже смутимся: Яко с нами Бог» и другие песнопения.

Старанием церковных и светских регентов и музыковедов к нам возвращаются многие древние церковные распевы. Многие композиторы пытались сохранить мелодию и стиль церковных песнопении и гармонизировать их для профессиональных хоров, но иные в течение XVIII и XIX веков вносили в них чуждые православию светские мотивы; не будучи сами молитвенниками, они не сумели в своей музыке передать дух молитвы.

Детей надо приучать прежде всего к каноническому молитвенному церковному пению. Храмы сейчас очень нуждаются в певчих, как профессиональных, так и любителях (для правого и левого клироса). Ведь очень часто, когда священник приходит в дом или оказывается на кладбище, а иногда даже на частных богослужениях в храмах, некому петь ни панихид, ни молебна. Пение в таких случаях — это общая молитва, одновременно произносимая несколькими членами Церкви, пусть даже только домашней.

Мы не отрицаем светскую музыку. Музыкальному человеку, живущему в миру, она необходима для выражения многих его чувств и настроений, но она должна быть возвышенной, расширяющей, очищающей душу, а не загрязняющей ее; так, глубоко религиозно содержание оперы Римского–Корсакова «Град Китеж» и т. д.

Закономерно появление и новых инструментов (два века назад многих шокировал рояль, сменивший старый добрый клавесин) и новых ритмов (некоторые музыковеды считают, что прежде классиков играли медленнее, чем теперь), и даже новых музыкальных рядов. Но всегда возникает вопрос: ради чего это происходит, на что воздействует, как влияет на человека? Ведь иногда даже у великих классиков под чудесным звуковым оформлением открываются весьма сомнительные образы. И классические произведения нуждаются в критической оценке с христианских позиций; некоторые из них, особенно западные, нередко несут сильный отпечаток чувственности ренессанса.

Музыкальные способности следует развивать всеми возможными способами. Полезно иметь дома записи классической и церковной музыки и периодически их прослушивать. Нам только кажется, что вне богослужения не следует слушать песнопения Евхаристического канона.

Более или менее способных к музыке детей следует учить ей «для души», для дома. Выход на сцену — удел для особо одаренных. Многие ученые, врачи и т. д. были прекрасными музыкантами–любителями. На профессиональном уровне играли на скрипке великий Эйнштейн, физик Макс Планк, прекрасно пел и играл на фортепьяно профессор–психиатр Д. Е. Мелихов [114]. Выдающийся химик–органик, профессор Петербургского университета А. П. Бородин получил всемирную известность как композитор, автор оперы «Князь Игорь».

Общий упадок духовной культуры очень явственно сказывается на рисунке и содержании пения и инструментальной музыки.

Оглушительные какофонии притупляют совесть, разум человека и отрицательно сказываются на физиологии слухового аппарата, что подтверждается как медицинскими наблюдениями над людьми, так и специально поставленными экспериментами над подопытными животными. Весь звуковой и красочный облик модной сейчас цветомузыки в дискотеках [115] направлена на разжигание самой грубой чувственности. Этому же подчинена вся ритмика движения, — страшное триединство звука, света и движений, направленное к одной цели.