Король-Демон - Банч Кристофер - Страница 10

• Предыдущая
• 10/140
• Следующая

По-моему, «прекрасно» было не самым удачным словом. Несомненно, картина внушала благоговейный ужас. Огромный холст размером десять на восемь футов был заключен в массивную деревянную раму, украшенную затейливой резьбой. Наверное, мне нужно было радоваться тому, что теперь, благодаря Провидцу Тенедосу и своей супруге, я стал весьма состоятельным человеком, владельцем нескольких дворцов с достаточно просторными комнатами – и прочными стенами, чтобы там можно было повесить этот шедевр живописи.

На переднем плане бурлило человеческое море: тщательно прорисованные сценки изображали жизнь подданных Нумантии, от простых крестьян до высокопоставленных вельмож, от джунглей на западе до гористых пустынь на востоке. За всем этим вращалось Колесо – неумолимое, вечное. С одной стороны от него находился Ирису, оценивающий поступки людей; с другой стороны Сайонджи проводила пальцами с длинными когтями по земле, собирая для Колеса свежую жатву смерти – и возрождения.

А за всем этим наблюдал задумчивый бородатый старик, который мог быть только Умаром-Творцом. Быть может, он восторгался делом рук своих, а может быть, наоборот, собирался все уничтожить и предпринять новую попытку. Вокруг этих главных богов толпились их многочисленные проявления: хранители, среди которых выделялся Ахархел, Бог, Разговаривающий с Владыками, затем боги и богини Огня, Земли, Воздуха и Воды, а также многие другие.

Я не мог не восхищаться теми месяцами, а может быть, и годами, которые потратил на работу художник. Однако этот холст, как и другие картины и скульптуры, не имел для меня почти никакой ценности. Для того чтобы произведение искусства мне понравилось, оно должно изображать что-нибудь знакомое, например бытовую сценку из жизни деревни, затерявшейся в джунглях Симабу, или, что еще лучше, карту одной из моих боевых кампаний. Подобным признанием я, вне всякого сомнения, ставлю на себя несмываемое клеймо простолюдина – но что делать, если я действительно сердцем был и остаюсь крестьянином. Из всех видов искусства лишь музыка обладает способностью трогать меня.

Я смотрел на картину, а у меня в душе тем временем шевелились мрачные мысли. Наконец я обернулся к своему гостю.

– Это очень впечатляющее полотно, ландграф Амбойна. Что побудило вас подарить его нам?

Прежде чем наш гость успел что-либо ответить, заговорила Маран.

– Эта картина называется «Судилище», и ее написал один из самых знаменитых художников Каллио, человек по имени Мулугета, умерший больше ста лет назад. В Ирригоне уже есть две его работы. Дамастес, разве это не прелесть? Она будет великолепно смотреться в Ирригоне рядом с двумя другими полотнами Мулугеты... или, быть может, лучше будет повесить ее в Водяном Дворце?

Я набрал полную грудь воздуха, призвав на помощь всю свою решимость.

– Прошу прощения, дорогая, но я так ничего и не понял. Господин ландграф, откуда эта картина?

– Раньше она находилась в поместье лорда Тасфая Бирру, – ответил Амбойна.

– Я с ним не знаком, – сказал я. – Когда этот человек умер и почему он соизволил завещать мне эту картину? Разве у него не было родственников и наследников?

Амбойна неуверенно рассмеялся, словно я неудачно пошутил, но, увидев, что я говорю серьезно, осекся. Я пришел к выводу, что ландграф мне определенно не нравится.

– Лорд Бирру еще жив, граф Аграмонте.

– Прошу вас, обращайтесь ко мне «трибун», а не «граф», потому что именно этот титул является основным, особенно в Каллио, при сложившихся обстоятельствах.

– Приношу свои извинения, трибун. Как я уже сказал, лорд Бирру еще жив, хотя, смело могу предсказать, в течение ближайших двух недель он вернется на Колесо. В настоящее время он находится в подземелье этого замка, куда заточен по обвинению в измене. Ему может быть вынесен только один приговор.

– Понятно. И эта картина принадлежит ему? – спросил я.

– Принадлежала. Картина, а также вся остальная собственность лорда Бирру перейдет государству. После того как определенный процент будет отправлен императору, остальное будет распродано. Следить за этим будет человек, назначенный принцем Рейферном. В последнее время его высочество возложил эту обременительную задачу на меня.

– Простите, если мой вопрос покажется вам глупым, – сказал я, – но разве закон Нумантии не гласит, что у человека нельзя отобрать собственность: земли, рабов или, скажем, картину, до тех пор, пока ему не вынесен обвинительный приговор?

Амбойна самодовольно улыбнулся.

– Закон гласит именно это, но, как я уже говорил, приговор не вызывает сомнения: лорд Бирру был одним из ближайших сподвижников Чардин Шера. После гибели Шера Бирру удалился в одно из своих поместий и неизменно отвечал отказом на неоднократные приглашения принца Рейферна вернуться в Полиситтарию.

– Это говорит о том, что лорд Бирру глуп, – заметил я. – Кроме того, ему, возможно, надоело жить. Но при чем тут измена? Есть ли против него какие-нибудь серьезные улики?

– Я могу быть искренним?

– Мне бы этого очень хотелось.

– Лорд Бирру владеет... владел обширными поместьями. Принц Рейферн пришел к выводу, что для блага Нумантии будет гораздо лучше, если эти поместья перейдут в нужные руки.

– В руки принца-регента?

– Полагаю, принц Рейферн действительно имеет виды на некоторые из них. Остальные будут распределены среди наиболее преданных придворных.

– Таких, как вы?

Слегка покраснев, Амбойна промолчал.

– Отлично, – сказал я, чувствуя, что в моем голосе зазвучали резкие нотки. – Благодарю вас за подарок. Но я вынужден от него отказаться. Не соблаговолите ли сделать так, чтобы картину забрали отсюда?

– Но я ее уже приняла, – удивленно промолвила Маран.

Я начал было читать ей отповедь, но вовремя остановился.

– Приношу вам свои извинения, господин ландграф, – сказал я – По-видимому, моя жена не подумала о последствиях. Мы не можем принять этот подарок.

– Принцу Рейферну это очень не понравится, – пригрозил ландграф – Поскольку я сомневаюсь, что затея с подарком была его идеей – скорее, это придумали вы сами, – предложу в ваших же собственных интересах не сообщать принцу-регенту о случившемся. Ландграф, вам следует уяснить две вещи, и хорошенько уяснить. – Чувствуя, как во мне вскипает злость, я дал ей волю. Слишком долго мне приходилось сдерживаться, общаясь с этими напыщенными дураками. – Ни я, ни моя жена не занимаемся мародерством. Далее, на эту должность меня назначил сам император. Разве этого не достаточно для того, чтобы вы навсегда забыли об этом недоразумении?

Поспешно кивнув, Амбойна развернулся, торопливо поклонился моей жене и быстро вышел. Подойдя к окну, я сделал шесть глубоких вдохов и выдохов.

– Как ты смеешь! - прошипела у меня за спиной Маран.

Это переполнило чашу моего терпения. Я стремительно развернулся.

– Как я смею что, моя дорогая?

– Как ты смеешь так оскорблять меня? Сперва ты отказываешься от фамилии Аграмонте, которая была древней уже тогда, когда твои предки валили деревья в джунглях, добывая себе средства к существованию, затем позоришь меня лично, заявляя этому благородному ландграфу, что считаешь его подлым грабителем!

Я мог бы попытаться воззвать к голосу разума, объяснить, что ландграф, обратившись ко мне как к официальному лицу, попытался польстить мне, назвав графом Аграмонте. Но я очень устал, и с меня было довольно этого вздора.

– Графиня Аграмонте, – ледяным тоном произнес я. – Это вы переступаете всякие границы. Позвольте напомнить, что в Каллио у вас нет ни обязанностей, ни чина. Вы здесь находитесь в качестве моей жены. И только. Поэтому впредь в подобных случаях будьте любезны подчиняться власти, возложенной на меня императором.

И я добавлю еще две вещи личного характера.

Во-первых, как смеешь ты вести себя так безответственно? Ведь ты не настолько глупа, чтобы наивно полагать, будто Амбойна преподнес нам этот подарок, потому что считает нас милейшими людьми! Тебе прекрасно известно, что он хочет втянуть нас в компанию продажных подхалимов, приближенных принца-регента.

• Предыдущая
• 10/140
• Следующая