Семейное дело - Посняков Андрей - Страница 20
- Предыдущая
- 20/59
- Следующая
– Кто уйдёт?
– Озёрская с дочерью…
– Они же мирные, – проворчал Отто, снимая руку с «нагана».
– Внешне – мирные, – торопливо ответил Бруджа. – А на деле – связные белых.
– Графиня? – не поверил главный чекист. – Она сидеть в поместья ниже воды, тише травы…
«Наоборот, придурь человская», – едва не брякнул вампир.
– …Вот когда займёмся недвижимостью, тогда и разберёмся с этой пережиток царского режима. – Лациньш зевнул.
– У них пулемёт на чердаке. «Льюис»! Лично видел.
– Это серьёзно… – Идти под пулемёт, да ещё среди ночи, Лациньшу не хотелось даже во главе ЧОНа. Пулемёт, он ведь без разбору лупит, прилетит шальная пуля – и всё, лежи в красном гробу и слушай траурные речи красных товарищей. А в гроб Лациньшу не хотелось, не для того он в ЧК подался, чтобы ради каких-то идеалов жизнь свою молодую терять.
Однако Бруджа прекрасно знал повадки начальника и нашёл нужные слова, заставившие того увлечься нападением на усадьбу, не дожидаясь, когда поднимется в цене недвижимость:
– Графиня у белого подполья казначеем служит, товарищ Лациньш. Камни у неё хранятся, камни и золото, со всего уезда у бывших дворян собранные. Хотят на эти сокровища оружие купить и мятеж у нас тут устроить, под самым сердцем колыбели Революции. И как посмотрит на подобное товарищ Троцкий?
– Контрреволюцию надо истреблять! – Отто подскочил с кровати. – Где вы, товарищ Бруджа?
– На станции.
– Возвращайтесь к усадьбе. Мы скоро!
Лациньш бросил трубку и принялся торопливо, прыгая на одной ноге, натягивать исподнее. Низенький, кривенький, белокожий, с тоненькими, будто у марионетки, ручками и ножками, он выглядел потешно, однако лежащая на кровати девушка смотрела на него со страхом. И с тщательно скрываемым отвращением:
– Вы уезжаете, товарищ?
– Не твой забота, рюсски корова. – Девушка была поповной, отрабатывала в постели начальника ЧК жизнь семьи, и отрабатывала неплохо. Только поэтому поп и четверо других его детей были ещё живы. – Жди, сука.
– Так точно, товарищ Лациньш, – заученно ответила девушка.
А натянувший портки Отто принялся звонить командиру ЧОНа.
Что ещё ему оставалось делать?
Ненавистные ведьмы отбились. И не просто отбились, проклятые, но взяли отца – убегая, Пётр слышал отчаянный Зов старого кардинала, понял, что тот жив, но оказался в плену, однако не нашёл в себе сил вернуться.
Когти метаморфа растерзали его мужество.
Отец остался во власти зелёных ведьм… Но бросать его Пётр не собирался, вот и пришлось вызывать коллег из «чрезвычайки». А поскольку ментальные арканы на таком расстоянии не действовали, вампир был вынужден сочинить сказку о золоте и драгоценных камнях, которая и возбудила жадного начальника ЧК. Впрочем, у ведьм, конечно же, есть чем поживиться, и он благодаря своим способностям, наверняка найдёт тайник.
Да и не важно это, если честно, главное – выручить отца.
– Извините, товарищ, я могу вернуться на рабочее место? – робко спросил заглянувший в кабинет начальник станции. – Я…
– Работай, – буркнул Бруджа. Натянул фуражку и торопливо направился к машине.
«Надеюсь, коллеги, вы успеете до рассвета…»
– Маменька, как ты? – с тревогой спросила Лана, склонившись над лежащей на софе графиней. – Может, ещё воды? Болеутоляющего?
– Нет… не поможет… – Юлию кидало то в жар, то в холод. Кости ломило, голова едва не взрывалась изнутри, а частые приступы кашля завершались кровохарканьем. – Кардинал меня заразил, доченька, исхитрился мерзавец…
Старый Бруджа верил, что справится с зелёной, но помнил, что перед ним опытная фата, и, ломая её арканы, предусмотрительно бросил в Юлию почти незаметное заклинание «резкой лихорадки». Будь у графини чуть больше магической энергии, она излечилась бы за четверть часа, но отражение нападения опустошило запасы, и теперь Юлия не могла ни вылечиться, ни убежать, покинув ставшую опасной усадьбу через магический портал. Они начали собираться, чтобы пешком добраться до станции и сесть на любой поезд, но графиня слегла…
– Не получится сегодня – уйдём завтра. – Лана изо всех сил старалась ободрить мать. – Я в город схожу, принесу микстуры какой… Ты чаю с мёдом попьёшь…
– Он вернётся, – с трудом произнесла Юлия. – Мы пленили кардинала… Так что он вернётся…
– После того, что случилось? – В представлении девушки столь страшное столкновение должно было надолго отвадить сбежавшего масана от усадьбы.
– Он воин, доченька, он дал слабину, но вернётся.
– С другими вампирами?
– Не знаю… – Юлия закашлялась, прикрыв рот белоснежным платком… Красным, оказавшимся красным, когда графиня отняла его.
У Ланы перехватило дыхание.
– Маменька…
– Обещай, что уйдёшь…
– Ни за что!
– Если придут – уйдёшь… – Юлия всхлипнула. – Доченька… умоляю… не хочу видеть, как ты…
– Всё будет хорошо, маменька, вот увидите – всё будет хорошо.
– Принеси воды, пожалуйста…
– Конечно. – Лана вышла из комнаты и тихонько, едва-едва слышно кашлянула в руку. Посмотрела на капли крови, что появились на ладони, смахнула слезу и поспешила на кухню…
«Камни! – Затаившийся под липой Лациньш не мог думать ни о чём другом. – Камни!»
Отто верил Брудже, который уже дважды наводил товарища начальника на «жирных клиентов»: в первый раз на купца, ухитрившегося припрятать кубышку с николаевскими червонцами; во второй – на коллекционера из инженеров, у которого Лациньш изъял пятнадцать фарфоровых табакерок елизаветинских времён, как позже выяснилось – бесценных. Теперь – камни. Раз Бруджа сказал, значит, они есть. Но и пулемёт есть, Пётр врать не будет… Впрочем, гораздо больше, чем пулемёт, Лациньша волновало присутствие большого числа подчинённых, потенциальных свидетелей. Инженера и купца они с Бруджей брали вместе, там всё прошло тихо, а против пулемёта вдвоём не пойдёшь.
«Ладно, Бруджа парень ловкий, наверняка что-нибудь придумает…»
Лациньш поднял «маузер» – подарок самого Дзержинского, – вздохнул и потянул спусковой крючок. Громыхнул выстрел, спугнувший с чердака целую тучу летучих мышей, а вслед за выстрелом ночную тьму разорвали крики:
– Да здравствует диктатура пролетариата! – Доблестные сотрудники озёрского ЧОНа бросились на штурм.
Атаковали правильно, со всех сторон, растягивая оборону врага и не позволяя ему опомниться. Стреляли, хоть и хаотично, но часто, по окнам, пытаясь помешать ответному огню, но… Но ответ пришёл сверху.
– Ложись! – Хабибуллин, командир ЧОНа, сразу сообразил, что означает начавшийся грохот. И упал первым, показав доблестным сослуживцам пример. – Ложись!!
Чоновцы и чекисты посыпались следом, но далеко не все – целыми. Кого-то пули из «Льюиса» сразили наповал, кого-то ранили, и потому укрывшиеся бойцы не молчали: стонали, ругались, кто-то плакал…
– Огонь по чердаку! – скомандовал Лациньш. – По слуховому окну бейте!
И в разорванной ночи солидно забасили трёхлинейки.
«Надеюсь, Бруджа всё сделает как надо…»
Пулемёт – это серьёзно, однако «гнездо» на чердаке не имело полноценного кругового обзора, защитники контролировали лишь парадный подъезд, и те чоновцы, что подошли к особняку со стороны парка, ворвались на первый этаж без помех.
– На чердак! – приказал Хабибуллин. – На чердак скорее!
Но дело застопорилось. Нельзя ведь оставлять врагов революции за спиной, правда? Нельзя подниматься на второй этаж, а потом на чердак, не проверив как следует остающиеся комнаты. И чоновцы разбежались по всем помещениям, внимательно изу-чая шкафы и кладовые, комоды и шифоньеры, шкатулки и тумбочки, в общем, все те места, где могла затаиться контрреволюция. Сам Хабибуллин плотно занялся хозяйским кабинетом, надеясь обнаружить в нём вражеский сейф, и только Бруджа бросился исполнять приказ.
- Предыдущая
- 20/59
- Следующая
