Признание шефа разведки - Вудворд Боб - Страница 4

Времени уже не осталось, он поднялся, сознавая, что пренебрегает уроком проповеди, и быстрым шагом (помощники называли его походку «таранящей скоростью») направился вниз на завтрак. Густые седые волосы, слегка развевающиеся от ходьбы, и манеры члена респектабельного «Ротари клуба» делали Тэрнера совсем непохожим на директора ЦРУ.

За завтраком он выпил сок и стакан кипяченой воды с лимоном. Христианское учение не признавало каких-то стимуляторов, поэтому кофе он не пил. Впрочем, Тэрнер не любил сам вкус кофе, даже с мороженым.

На глаза ему попалась «Вашингтон пост». «Как сообщают, Кейси на пути к креслу директора ЦРУ». Тэрнер схватил газету. Он абсолютно ничего не слыхал о таком варианте. Кейси. Да ведь это же Уильям Дж. Кейси, шестидесятисемилетний руководитель избирательной кампании Рейгана. Тэрнер подумал, что такой выбор был бы шагом назад, глубокой ошибкой. Ричард Никсон назначил руководителя своей кампании в 1968 г. Джона Н. Митчела министром юстиции. Значит, в этом году политической контрибуцией предвыборной войны становится ЦРУ?

Тэрнер читал дальше: «Кейси работал в Управлении стратегических служб (УСС) — организационном предшественнике ЦРУ — во время второй мировой войны». Ну и что, подумал Тэрнер, это же все равно что назначить старого адмирала времен второй мировой войны командующим нынешними военно-морскими силами. УСС, в глазах Тэрнера, было ветхой, устаревшей конструкцией. Пережитки УСС, некоторые его методы и взгляды еще существовали в ЦРУ, но доставляли крупные неприятности Тэрнеру. Люди той поры в ведомстве были оперативниками, они образовывали какое-то братство ветеранов, своего рода управление внутри управления. В стычках с Белым домом или конгрессом они, случалось, получали подзатыльники, как это было в середине 70-х гг. при расследовании деятельности ЦРУ. Но «старики» (их еще называли «ковбоями») выходили сухими из воды, потому что в них нуждались. Каждому президенту, каждому ДЦР — директору центральной разведки — были нужны эти верные старые оперативники, делающие самую черную работу. Они составляли клуб, который никогда не собирался. Были лошадками, всегда готовыми впрячься в осуществление любой секретной акции. Эти люди могли процветать только в среде, где даже награды и поощрения являлись секретом. Они представляли собой и силу и слабость ЦРУ. В «Вашингтон пост» говорилось, что Кейси в последние шесть месяцев второй мировой войны отвечал за заброску шпионов в немецкие армейские тылы. Это было тридцать пять лет назад.

Тэрнер ожидал, что они проявят деликатность и проинформируют его о предстоящей замене, прежде чем это появится в газетах. Впрочем, заметка могла быть и пробным шаром или просто ошибкой. Он даже не слышал о Кейси до начала президентской предвыборной кампании. На своей первой после избрания пресс-конференции Рейган объявил, что Кейси возвращается к своей частной адвокатской практике. И все же… Увольнение, мысль о котором все чаще стала появляться после поражения Картера, укрепила убежденность Тэрнера в том, что именно он вывел ЦРУ из мрачного, бурного периода середины 70-х гг., когда вслед за Вьетнамом и «уотергейтом» пришли крупные встряски, в том числе расследование конгрессом деятельности ЦРУ. Тогда конгресс глубоко копнул тайное прошлое ЦРУ: заговоры с целью убийства руководителей других государств, введение ничего не подозревавшим людям в порядке эксперимента опасных галлюциногенных препаратов, накопление и хранение отравляющих веществ и ядов животных, запрещенных декретом президента, нелегальное вскрытие почтовой корреспонденции, шпионаж за американцами, выступавшими против войны во Вьетнаме. Он вырвал ЦРУ из лап «ковбоев», выступил против того, что он считал извращенным, маниакальным культом секретности, и показал, что это ведомство может эффективно работать и в новых условиях, требовавших строгой отчетности перед комитетами конгресса по разведке, даже по весьма щекотливым операциям. Все операции должны иметь солидную основу в виде согласия и поддержки конгресса. Если бы их смысл и цель стали понятны, то они нашли бы поддержку и у Рейгана, и у всего американского народа. Так думал Тэрнер.

За месяц до выборов он неделю работал дома, чтобы, отключившись от повседневной текучки, написать доклад о своем четырехлетием правлении и планах на последующие четыре года. Датированный 17 октября 1980 г., с грифом «Только для ДЦР» набросок в семь страниц представлял собой нечто большее, чем совершенно секретный документ. «Цели и переломный период» — так называлось это сочинение, которое должно было удивить вновь избранного президента и его «команду». Да, у Тэрнера были трудности с осуществлением контроля над некоторыми необузданными порывами «ковбоев» и их сообщников, но в конце концов взял их в руки, а многие из этих старых «мастеров своего дела» ушли сами. Однако существовала другая, более сложная проблема. У ЦРУ поистрепались нервы. Строптивость и одновременно какая-то робость стали часто проявляться в работе оперативного управления, подразделения по шпионажу в полном смысле этого слова. Это была тайная и длинная рука ЦРУ, которая руководила резидентурами и вообще всей разведкой за рубежом, а также осуществляла секретные акции, когда президент санкционировал тайное вмешательство в дела других стран.

Тэрнер несколько раз вносил предложения о проведении ряда новых тайных операций, но каждый раз это управление бастовало. Однажды, по своей инициативе, без консультаций с Белым домом Тэрнер исключительно с целью зондажа направил записку заместителю директора по оперативной работе, в которой интересовался, что можно сделать, чтобы убрать трех зарубежных лидеров, доставлявших неприятности США, — кубинского Фиделя Кастро, иранского аятоллу Хомейни и ливийского Каддафи. Ответ его заместителя был лаконичен: пожалуйста, не надо. В этих трех странах нет жизнеспособной оппозиции, по крайней мере, ЦРУ не известны движения, партии или отдельные фигуры, которых оно могло бы использовать в этом плане. Этой запиской Тэрнер хотел подыскать тайный канал для оказания финансовой помощи либо другой поддержки какой-либо группировке или отдельным лицам в этих трех странах. Покушение как метод было запрещено декретом президента Форда в 1976 г., которого придерживался Картер, и Тэрнер был полностью согласен с этим запретом. Но оперативные работники испугались. Они подумали, что он хочет увлечь их на опасный путь. Тэрнера удивила такая их реакция. Неважно, как и для чего он, Тэрнер, решил изучить данный вопрос, важно, что его заместитель по тайным операциям спасовал.

Сотрудники оперативного управления почувствовали себя неуютно от перспективы вмешательства в дела других стран, хотя в этом и заключалась их работа. Какую-то сумму все-таки передали группе противников Хомейни, находившейся вне Ирана, но эти деньги предназначались для того, чтобы как-то уязвить аятоллу, а в случае антихомейнистской революции установить нужные контакты.

Тэрнер однажды предлагал также оперативному управлению разработать план ограниченной тайной операции, целью которой было бы подыскать в Гватемале какое-то количество политиков центристского толка и оказать им помощь, может быть, даже включить некоторых из них в платежную ведомость ЦРУ. В Гватемале процветало политическое насилие, господствовала классическая для Центральной Америки патовая ситуация: правое правительство военных против левых партизан-марксистов. В тот год люди там гибли сотнями. По мнению Тэрнера, это была как раз та ситуация, когда тайная политическая поддержка умеренных послужила бы интересам США.

Реакция оперативного управления была такой, как если бы он предложил пригласить представителей КГБ на утреннюю летучку руководящего состава ЦРУ. Сотрудники управления утверждали, что такая операция поставила бы телегу перед лошадью — ЦРУ перед политикой администрации, в которой далеко не все было ясным. А если человек, которого они подберут на роль лидера умеренных, не сработает? Или если он окажется чудовищем Франкенштейна? Или, допустим, они поставят на ноги такого человека и задействуют его, а президент Картер или какой-либо другой президент решит идти совсем другим путем? Ошибиться так легко. Этот вопль протеста был настолько единодушным, что Тэрнер даже не решился войти со своим предложением в Белый дом. Збигнев Бжезинский, советник по национальной безопасности, почти наверняка поддержал бы любую секретную программу в этом направлении, но Картер скорее всего опять пустился бы по волнам колебаний. Для него это было очень характерно — колебания между «жестким» мировоззрением Бжезинского и «мягким» подходом государственного секретаря Сайруса Вэнса. Как-то в частном разговоре Тэрнер назвал Картера «писником»[1].