Герой. Бонни и Клайд: [Романы] - Хершфельд Берт - Страница 56

— Сегодня утром, — начал он так тихо, словно с головой окунулся в воспоминания, причинявшие ему боль, — я убил человека. И нас видели. Никто, конечно, толком не знает, кто ты такая, но за мной теперь начнется погоня. За мной и теми, кто находился со мной. Произошло убийство, и милости от них ждать не придется, это ясно как дважды два.

Бонни кивнула и промолчала, кусая нижнюю губу. Он помолчал какое-то мгновение и заговорил опять.

— Послушай, — произнес он, запинаясь, тщательно подбирая слова. — Я уже повязан крепко, а ты еще можешь выбраться. Скажи только слово, и я посажу тебя на автобус. Ты поедешь обратно к маме. Ты слишком много для меня значишь, и я не могу подвергать тебя такой опасности. Тебе нельзя оставаться со мной. Тебе надо сказать только одно слово, понимаешь?

На глазах Бонни показались слезы, она заморгала, чтобы они не мешали. Сквозь эти слезы она видела искаженный отдаленный облик Клайда, и каким же красивым он был! Она упрямо покачала головой.

— Но почему? — спросил ее Клайд. — Бонни, пойми, у нас теперь не будет ни минуты покоя.

Бонни вытерла глаза и попыталась улыбнуться. Ей не нравились его сумрачная серьезность, его убеждение, что будущее не сулит им ничего, кроме сплошных неприятностей и страданий. Она-то знала, что это не так. Знала и все!

— Перестань! — сказала она, сложив свеженакрашенные губы в улыбку. — Ну что ты такой мрачный!

Он взял ее за руку и крепко стиснул запястье.

— Бонни, пойми меня правильно: нас ведь могут убить!

Она .......

...... разговоры у тех, кто окружал Бонни, смерть могла приключиться со стариками и больными. С другими людьми, а не с ней и не с Клайдом Барроу. Она еще раз рассмеялась и поднесла его руку к своей щеке.

— Ну кому взбредет в голову убить такую прелесть, как я? — пропела Бонни, и в ее голосе появились поддразнивающие интонации.

Он улыбнулся ее невинности, красоте, непониманию. Лучше нее не было девушки в Техасе. В этом он был совершенно уверен.

— Но я-то не прелесть, — заметил он с сухим юмором.

— Да уж, Клайд, у тебя я чего-то не вижу нимба, и если ты угодишь в ад, то обкрадешь самого Сатану, и он вышвырнет тебя пинком под зад. Обратно ко мне.

Эти слова убедили Клайда в том, что она его любит. Он был глубоко тронут. Он наклонился к ней, и их губы встретились — нежно, неуверенно... Бонни обняла Клайда рукой за шею, и он позволил увлечь себя на кровать. Она приоткрыла губы, и ее язык коснулся его зубов. В Клайде стало тлеть желание, он слабо простонал, устраиваясь над Бонни.

Когда они упали на кровать, в нее вонзилось что-то тяжелое. Она пошевелилась, повела рукой и на пол свалилось два револьвера. Она снова обняла его, потом взяла за руку и направила ее к своей груди.

Клайд учащенно дышал, мозг бешено колотился о стенки черепа. Он вдруг окунулся в черную пелену. Казалось, он летит в космическом пространстве, пытаясь ухватиться за что угодно, лишь бы остановить падение, но напрасно. Он падал, падал, падал, неотвратимо приближаясь к страшной катастрофе.

Клайд высвободился из объятий Бонни и сел на кровати. В его горле стоял ком, голова все еще кружилась, сердце гулко билось в груди, руки были горячие и влажные. Он подошел к окну и уставился невидящим взглядом через грязное стекло.

Бонни смотрела на него — на его красивый силуэт на фоне окна. Клайд был печальный, одинокий и... почти святой. Она любила его еще больше, чем прежде, и хотела его, как никогда ранее. Затем она снова легла на кровать, и ее голова коснулась револьверов. Медленно она повернула голову, и ее щека прижалась к револьверу так, что ее приоткрытые губы коснулись дула. Вдруг ее тело свела сильная судорога, потом еще одна, и она тихо лежала, ожидая, когда это пройдет, когда перестанет так щемить сердце. 

Черный «седан» ехал по проселку, подскакивая на кочках. Он то появлялся, то исчезал за зелеными холмами и коричневыми полями. Шины были старыми, заляпанными грязью, а кузов покрыт толстым слоем пыли. Это свидетельствовало о том, что машина проехала много миль по немощеным проселочным дорогам. Впереди показалось большое шоссе, водитель подозрительно прищурился, присмотрелся. Наконец, его лицо с тяжелым подбородком, расплылось в улыбке.

— Скоро приедем, Бланш. Совсем скоро.

На лице женщины, сидевший рядом, еще сохранились следы девической прелести. Она коротко произнесла «угу» и снова углубилась в потрепанный киножурнал. Она читала, время от времени поправляя выбившуюся каштановую кудряшку из-под новой коричневой соломенной шляпки, напоминавшей шлем.

Человек за рулем усмехнулся и покачал головой. Он был в отличном настроении. А чего печалиться? Скоро он увидит своего брата Клайда, и они снова отлично проведут время. Вдвоем! Он быстро и виновато покосился на сидевшую рядом женщину. Вернее, втроем! Бланш — его жена, и лучше об этом не забывать.

Он протянул руку и толкнул пальцем пушистую куколку, свисавшую на шнурке зеркальца заднего обозрения, и она заплясала и закружилась, а человек рассмеялся.

К Баку Барроу быстро приходило хорошее настроение. Это был крупный, сильный, склонный к полноте мужчина, с уже намечавшимся вторым подбородком. Мысль о предстоящей встрече с Клайдом наполняла его ликованием. У братьев Барроу было сильно развито чувство локтя, ощущение, что они одной крови, что они принадлежат друг другу, и, как бы далеко не забрасывала их жизнь, они неразрывно связаны кровными узами.

Бак издал короткий смешок и запел:

В этом гимне было нечто, трогавшее Бака до глубины души, вызывавшее воспоминания детства, наполнявшее его благоговейным трепетом перед тайной жизни и смерти, заставлявшее чувствовать себя бессмертным. Он продолжил пение.

— Бак! — сказала Бланш, не отрываясь от журнала. Она читала статью с фотографиями о Руби Килер, о том, как она работала над своими танцами, о том, что ее эпизоды в фильмах отличались безупречностью. Бланш очень уважала это качество, особенно в женщине — ведь так трудно добиться совершенства, даже если постоянно к этому стремишься. Она подняла голову, посмотрела на своего нового мужа и улыбнулась. Она была ревностной прихожанкой и обладала истинно христианским умением прощать недостатки ближних.

— Бак! — повторила она с легким упреком.

Он наклонился и потрепал ее по колену.

— Что, моя дорогая женушка? — спросил он.

— Я хочу с тобой поговорить.

Он энергично закивал головой, но без энтузиазма. За их недолгую совместную жизнь он уже успел убедиться, что Бланш была женщиной настойчивой и, четко разграничивая добро и зло, собиралась шагать со своим супругом по прямым и честным дорогам, избегая кривых тропок и окольных путей. Ну и ладно, сосредоточенно думал Бак. И пожалуйста. Но Клайд — его брат. Его родная кровь. И они ехали просто в гости. С дружеским визитом! Всего-навсего!

— Ну ничего, — сказала Бланш с кокетливыми интонациями в голосе. — Конечно, в молодости ты наделал глупостей, мой дружок, но затем ты честно вернул долг обществу. Ты поступил абсолютно верно. Но теперь ты снова намерен связаться с преступными элементами.

— Преступные элементы! — фыркнул Бак и нахмурился. — Это же мой родной брат! Что ты, Бланш, он не преступнее тебя!

— Я слышала другое!

Бак наклонился, чтобы похлопать ее по колену, но она отодвинулась, и Бак вместо колена жены погладил гитару, лежавшую между ними.

— Слухи — чепуха, солнышко, — сказал он. — Нужны факты! Господи, мы с Клайдом росли бок о бок, спали рядышком, — он засмеялся, вспоминая детство. — Ну и мальчишка был Клайд! Такой шустрый, такой выдумщик! Господи...