Герой. Бонни и Клайд: [Романы] - Хершфельд Берт - Страница 4

— А ты разве не видел фотографию?

— Какую фотографию? — глаза Джоя загорелись.

— Меня в военной форме, — грустно ответил Берни. — Она раньше стояла над камином. (Эвелин, должно быть, выбросила ее, вместе со всеми их общими воспоминаниями, — подумал Берни с острым разочарованием.)

Его больше не было в их квартире ни в буквальном, ни в переносном смысле. Их дом стал теперь совсем другим, он с трудом узнал его. Берни понял, как мало он знал о жизни Джоя, в которой он когда-то в какой-то мере участвовал. Он также осознал, как редко виделся с сыном, почти не общался с мальчиком, который так сильно его любил.

Джой покачал головой, он никогда не видел фотографию папы в военной форме. Но его глаза блеснули гордостью, и Берни вновь ощутил то щемящее чувство вины и ненависти к себе. Он был фактически чужим для своего сына. Как низко может пасть человек!

Но все же нельзя было сказать, что ему нечего было предложить Джою. Берни обладал жизненным опытом. Без сомнения, он мог поделиться с Джоем настоящим умом-разумом, который имел большую ценность, чем вся та ерунда, которой пичкают в книгах. Он мог передать сыну свою собственную мудрость. Взять, к примеру, настоящий момент, когда оба они, отец и сын, отправились в мужской туалет в гамбургерной и справляли малую нужду в писсуары. Если уж Берни знал что-то наверняка, так это как надо писать, и разумный отец считал своим долгом поделиться этой жизненно важной информацией с сыном.

— Когда ты хочешь помочиться, малыш, подойди поближе, чтобы не намочить туфли.

Джой слушал с важным видом, его глаза светились, когда он впитывал отцовскую мудрость.

— Сейчас для тебя это неважно, потому что на тебе кроссовки, но когда на тебе будут хорошие дорогие ботинки, ты не обрызгаешь их, ты будешь беречь их.

Берни с нежностью посмотрел на свои собственные ботинки, которыми он гордился, отличные кожаные ботинки, влетевшие ему в кругленькую сумму — в сто долларов! Берни всегда питал слабость к хорошей обуви. Он считал дорогую обувь признаком настоящего джентльмена.

Оба они, отец и сын, стояли рядом.

— Ты возьмешь меня куда-нибудь в следующий выходной? — с надеждой спросил Джой.

— Я буду занят, — ответил Берни, которого запросто могли упрятать в тюрьму на будущей неделе. Оставалось всего шесть дней, и за это короткое время ему предстояло собрать по крупицам воедино всю свою потерянную жизнь.

— У меня кое-какие деловые проблемы, а что такое? — он замолчал, так как Джой нагнулся под одно из сидений, поднимая что-то е полу.

— Кто-то бумажник потерял, — сообщил Джой, взяв его и показывая отцу.

Берни протянул руку и резко выхватил черный кожаный бумажник у Джоя. Заглянул в него — там оказалось немного денег: пара пятидесятидолларовых банкнот, одна или две пятидолларовые бумажки и несколько кредитных карточек, которые могли пригодиться.

— Мы должны вернуть это, папа? — спросил Джой.

Как тут объяснишь десятилетнему мальчику, что в жизни все не так просто.

— Ну, мы могли бы вернуть его управляющему...

— начал Берни, и Джой кивнул.

— Но, с другой стороны, — продолжал Берни, быстро выводя мальчика из туалета и через выход к автостоянке у кафе, — если отдать управляющему, то он присвоит деньги себе, а бумажник выбросит. Многие люди, занимающие руководящие посты, имей в виду..., конечно, не все... — это плуты и шарлатаны. Нет, мне пришла в голову лучшая мысль.

— Он украдкой взглянул на Джоя, чтобы увидеть, как тот воспримет его слова. Мальчик слушал его внимательно.

— Я хочу сделать с этим бумажником вот что. Завтра, когда я пойду в офис, я попрошу секретаря позвонить этому парню, там есть его водительские права. Когда он придет ко мне за своим бумажником, я потребую у него вознаграждения для тебя. Ведь это ты нашел бумажник. Ты хочешь получить награду, правда?

— Да, конечно, — ответил Джой.

Когда они пересекали автостоянку, им навстречу попалась бездомная женщина в лохмотьях, толкающая перед собой две тележки, доверху нагруженные жалкими пожитками. Осенний ветер пронизывал ее сквозь лохмотья до костей, и она дрожала от холода. Увидев мужчину с мальчиком, она с надеждой улыбнулась, показывая красные воспаленные десны с зияющими провалами, где должны были бы быть зубы.

— Простите меня, сэр, — начала она, протягивая потрескавшуюся и невероятно грязную руку. — У вас нет лишней мелочи?

— Нет, — грубо рявкнул Берни. Он торопливо обогнал ее, подталкивая плечом Джоя впереди себя. Мальчик оглянулся на несчастную женщину, и Берни понял, что выглядит слишком бесчувственным в глазах Джоя.

— Нужно бороться с искушением быть с ними слишком добрыми, — торопливо объяснял он. — Многие из них — аферисты, пользующиеся отзывчивостью твоего сердца, а сами финансово устроены лучше, чем мы.

— Правда? — мальчик явно сомневался, думая о том, какой несчастный вид был у этой старой женщины с мешками.

— Можешь мне поверить, — ответил Берни.

Тут они подъехали к тому месту, где Берни решил оставить свою «Тойоту». Модель 1981 года, с пробегом почти четыреста тысяч миль, доживала свои последние дни. Но Берни, тем не менее, держал ее на замке, как будто машина была новая, как будто ворам придет в голову украсть ее. Им еще приплатить надо за то, чтобы они взяли ее на буксир.

Нащупав ключи, он с трудом вставил правый ключ в ржавый замок.

— Нужно не забывать о главном, — излагал сыну свою философию Берни ла Плант. — Звучит слишком грубо, черт побери, прости меня за эту грубость... Мы все живем как в джунглях, а главное в джунглях — не высовываться. Понял? Не высовываться.

Отперев «Тойоту», он посадил Джоя и решил поскорее смыться, пока владелец бумажника не хватился пропажи.

Когда машина, задыхаясь, поползла по шоссе к дому Эвелин, Берни ощутил нечто вроде грусти. Возможно, в ближайшие несколько лет это была его последняя встреча с сыном, и мысль об этом подействовала на Берни угнетающе. Было что-то такое в детской душе Джоя, его искренней привязанности к отцу, что трогало те струны души Берни, которые он предпочитал не задевать. Чувства к Джою причиняли Берни боль. Ему больно было даже просто находиться в атмосфере такой невинности и доверия.

Они молча проехали несколько миль, каждый погруженный в свои мысли. Для Джоя это был незабываемый день, проведенный в обществе человека, которого он считал своим кумиром, такого мудрого, бывшего солдатом на войне и, возможно, героя; человека, знавшего, как надо писать и что такое честность, и даже хотевшего добыть вознаграждение для своего сына за то, что тот нашел бумажник.

— Сейчас поворот, да? — вдруг спросил Берни.

Мальчик кивнул, опечаленный тем, что встреча подходит к концу.

Берни ощутил его печаль и даже немного огорчился.

— ...Послушай, Джой, я хочу тебе сказать... мне было приятно провести с тобой время.

— Ты бы мог сводить меня в кино в четверг вечером, — тихим голосом, без особой надежды на успех предложил Джой. — Если у нас в пятницу не будет уроков.

— Ну, я бы с удовольствием... — ответил Берни.

Лицо мальчика осветилось, но снова погрустнело, когда отец добавил:

— Дело в том, что у меня деловые проблемы беседа с юристами и тому подобная ерунда.

Как он мог рассказать сыну правду? Их отношения бы испортились из-за этого.

Джой кивнул и опустил свои черные, цвета маслин, глаза, всем своим видом показывая неприятие этого факта. Чувствуя себя виноватым, он более, чем всегда, походил на Берни, и даже сердце отца будто перешло к мальчику.

— Но я подумаю над твоим предложением, — оживленно сказал Берни. — А сейчас нам важно вернуться вовремя домой, чтобы не огорчать маму. Ведь она просила вернуться вовремя? Пунктуальность! Ты должен быть пунктуальным, — сказал

Верни, передразнивав Эвелин, вспомнив, как тысячи раз слышал от нее эти слова. Джой кивнул и усмехнулся.

— Ты должен быть пунктуальным, — повторили они уже хором, вместе передразнивая Эвелин.

— Она всегда ругала меня за опоздания, — сказал Берни. — Но я ведь не считаю, что пунктуальность не важна.