Мифология «голодомора» - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 27

• Предыдущая
• 27/32
• Следующая

«…После смерти Сталина была совершена первая принципиальная реформаторская ошибка… Реформаторский шанс состоял в том, чтобы дать этим людям землю и возможность на ней работать. То есть провести своего рода деколлективизацию, возродить чаяновскую традицию, которая в 1950-е годы еще не была забыта. Превратить колхозы в настоящие сельхозкооперативы, как это было сделано в Китае в конце 1970-х. И мы бы решили продовольственную проблему. Вероятно, советская власть существовала бы до сих пор».

Ну, что разорить колхозы и раздать землю крестьянам – святое дело, так это «пунктик» либеральных экономистов. Их нетрудно понять. Частная собственность для либерала – категория священная, и вместить умом, что мир может обходиться без святыни, совершенно невозможно. Поэтому иной раз и заносит либерала в места топкие и непролазные. Например, в «чаяновские традиции».

а) Ну да, и вправду был в России такой экономист – Чаянов Александр Васильевич, воспевавший «трудовое крестьянское хозяйство» и умученный большевиками за создание некоей «трудовой крестьянской партии». Вот только маленькая неувязочка: сын богатого московского купца Чаянов сам на земле не работал никогда! Окончив Московский сельскохозяйственный институт, тему он изучал на примере хозяйств Западной Европы и стал апологетом пресловутого «трудового хозяйства», насмотревшись на тамошних фермеров. Что же касается России, то здесь господин Чаянов выступал как сугубый теоретик.

Впрочем, оценку его теориям уже дало время. Даже на Западе фермерская практика давно опровергнута реальной экономикой, а оставшиеся еще в качестве реликтов «трудовые» хозяева сидят на правительственных дотациях – о чем предпочитали не упоминать громившие в 90-х годах колхозы экономисты-теоретики. Но вот что непонятно: что представляет собой «чаяновская традиция», если ее основоположник был сугубым теоретиком и реальной российской деревни в глаза не видал?

б) «Превратить колхозы в кооперативы…» А, простите, колхоз – это что такое? «Ужас, ужас!» – воскликнет экономист. Да, но облик-то есть у этого ужаса? И при ближайшем рассмотрении выясняется, что колхоз – это сельскохозяйственная артель, то есть один из видов производственного кооператива. Превращать кооперацию в кооперацию – занятие, несомненно, интересное, но весьма загадочное.

в) «Мы бы решили продовольственную проблему». Ну что ж, давайте посмотрим, как выглядела продовольственная проблема в СССР.

Историк Кара-Мурза приводит простенькую табличку: сколько и каких продуктов в год потребляли жители предреволюционной России и жители СССР в 1986 году, который у нас считался неблагополучным[97] (данные приведены в килограммах).

Много пишут о «колбасных электричках», на которых приезжали в столицу голодающие жители Подмосковья. А кто помнит, чем они затаривались? Хорошим магазинным мясом (в подмосковных магазинах мясо было, но плохое), колбасой, сыром, высококачественными конфетами. Хлеб, крупы, молочные продукты, овощи, картошка, сахар, простые конфеты везде были свои, в достаточном количестве и дешевые. Так что понятие «голод» означало отсутствие в магазинах некоторых товаров и деликатесов – и то, помните «третий парадокс социализма»? В магазинах ничего нет, а в холодильниках все есть.

Нет, мы еще раз понимаем, что частная собственность и рынок для либерального экономиста – понятие священные, и раз нет рынка, стало быть, продовольственная проблема просто обязана существовать. Но как же с табличкой-то?

А с табличкой очень просто. Сие есть ложь, статистический казус, короче говоря – врет советская статистика. Почему врет? А по определению! Если же мы будем искать истоки данного «определения», то, как обычно, придем к «журналу» «Огонёк» и прочей перестроечной прессе.

Да, как это ни печально, многие ученые судят об экономической реальности по бульварной прессе, увы…

Давайте, не углубляясь в теоретические дебри (а желательно и вовсе обойдя теоретическую экономику с ее «чаяновскими традициями» десятой дорогой), посмотрим исключительно на практике, «на пальцах»: что представляло собой российское сельское хозяйство?

«Крестьяне пашут, сеют, жнут, как пахали, сеяли, жали сто лет тому назад. Паренина везде существует, треть пахотной земли ежегодно остается бесплодной, жатва вообще едва ли приносит четыре зерна вместо 15 и 20 при усовершенствованном хозяйстве; да и сии скудные зерна суть обыкновенно рожь, овес, греча, малоценные и более истощающие землю, нежели уплождающие оную».

Вот угадайте, когда это сказано? Сразу и не определишь. XVIII век? Подходит! Уже тогда некоторые западные усовершенствованные хозяйства получали урожай если не 15 и 20, то 10–15 зерен на одно посеянное, да ещё процентов 25 кинем на естественное хвастовство. Мало было таких хозяйств – однако были!

XIX век? Подходит! На Западе к тому времени вовсю бушевала промышленная революция, захватывавшая и аграрный сектор. Бедные хозяйства разорялись (о том, что сталось с людьми, лучше и не упоминать), но богатые давали почти такие показатели. А в России – все те же трехполье, лошадь, соха, серп и руки…

XX век? Опять же подходит! Интенсивные хозяйства Запада стали еще интенсивнее, а в России что? Лошадь, соха, серп, борона, трехполье…

Ладно, вот разгадка: сие начертал председатель Вольного экономического общества Н. С. Мордвинов в письме Николаю Первому 29 сентября 1833 года. Ровно то же самое могли написать и за сто лет до того, и через 90 лет… Впрочем, соха, деревянная борона, коса и серп упоминаются еще в школьном учебнике пятого класса в рассказах о Киевской Руси, а времена, когда трехполье являлось передовой технологией, давно ушли за исторический горизонт.

Что же произошло? Почему во времена Киевской Руси и Московского царства русский народ был вполне «на уровне» по технологиям, голодал не чаще прочих, несмотря на климат – и вдруг словно провалился в какое-то безвременье, остановившись в своем развитии?

Нелепо сравнивать разные цивилизации. Во всех европейских странах во втором тысячелетии существовало и развивалось сословное общество. Во всех странах было крепостное право. Однако одни шли вперед если и не семимильными шагами, то достаточно быстро, другие отставали, но ползли, а Россия зависла в каком-то вакууме. О чем говорить, если в русском аграрном секторе Польша считалась передовой! Нет, возможно, где-нибудь на Алтае или в Сибири урожаи бывали и выше, но до строительства железных дорог их урожаи никак Центральной России не касались: за морем телушка, может, и полушка – но месяц гужевым транспортом… тут рублем за перевоз не обойдешься, как бы не в червонец встало.

Наверное, основными факторами, подтолкнувшими вперед европейское сельское хозяйство, были все же малоземелье и промышленное развитие. Влияло ли крепостное право? Трудно сказать. В Англии его начали ломать еще в XV веке, в Дании – в конце XVIII, а в Германии – во время наполеоновских войн. Тем не менее, все три государства к началу XX века являлись в аграрном отношении передовыми. Климат? Да, и климат тоже, но, как показал XX век, климат давал изменение урожайности на 25 %, но не в четыре-шесть раз, как было в русской реальности.

И вот мы снова возвращаемся к нелюбимому историей, но основному в ней вопросу мотивации. Чтобы хозяйство развивалось, мало иметь или не иметь объективные условия. Надо, чтобы это было кому-нибудь нужно. Впрочем, объективные условия тоже должны быть. Если страна не производит свои жнейки и молотилки, а цена импортной техники приближается к цене имения, то ясно, что жать будут серпами, а молотить цепами. Однако отсутствие поперечной вспашки имело уже совсем другую причину, трехполье – третью, слабость крестьянского скота – четвертую…

• Предыдущая
• 27/32
• Следующая