Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 28
- Предыдущая
- 28/67
- Следующая
- Сколько лет ты не смотрелась в зеркало?
- Не… не знаю… - сомневалась встревоженная Моника. – На самом деле я немного смотрелась на корабле… Я выглядела в этом платье так глупо, несвойственно самой себе…
- Это платье простой деревенской женщины, которая живет, любит, радуется солнцу и чувствует его поцелуи на коже… Посмотри на себя, разве ты не красива? Не прекрасна? Разве ты не такая же красивая, как и твоя сестра? Пойми, что не оскорбление осознавать, что ты красива, привлекательна и желанна для настоящего мужчины. Это не оскорбление, наоборот…
- О, замолчите! Оставьте меня, Хуан!
- Я не оставлю; но не бойся, я ничего от тебя не хочу, если ты сама не расположена. Почему ты хочешь умереть? Какая может быть причина? Ты думаешь, что не сможешь жить без Ренато? Я так не думаю. И не думаю, что ты можешь так сильно его любить. Ты всегда жила без него, он никогда не был твоим, ты никогда не была в его объятиях…
- У меня была надежда… - призналась Моника, борясь между стыдом и тревогой.
- Какой же ничтожной была эта надежда! Твоей страсти не существовало, она была ложью. Была только безумная, отчаянная, тоскливая любовь, которая была у нас двоих, и которая ушла сквозь ладони… Конечно больно, конечно мы чувствовали, как она отрывается от души. Надежда! Надежда, сон…! Это ложь, Моника, ложь… Нет больше повязки, которая закрывала глаза и душила чувства. Сначала я тебя ненавидел, думал, ты на самом деле такая: послушный лик, украшающий алтарь, холодность, бессердечие, бездушность, бескровность… Я думал, ты нечто вроде святой… Не было насмешки в это прозвище… Святая Моника… Теперь я вижу, что ты оставила свои монашеские одежды, свои черные одежды и лживые чувства, что у тебя есть сердце, способное страдать и любить…
Они стояли неподвижно у края источника. Моника закрыла глаза… Едва посмотрев на темный силуэт его отражения, она двинула белокурой головой с болезненным выражением:
- Почему вы так меня мучаете этим, Хуан? Для чего?
- Чтобы вылечить. Перед тем, как заболело твое тело, у тебя была больна душа… Больная старыми мыслями, глупыми суевериями… Ты не мумия, обернутая в бинты, я хочу, чтобы ты жила, радовалась солнцу, и если после этого как настоящая женщина ты почувствуешь, что весь мир зовут Ренато, то я пойму, что ты была права, что ценнее для тебя было умереть или убить тебя…
Большие ясные глаза Моники устремили на него взгляд, в них появилось нечто похожее на слабую и болезненную мольбу больного и несчастного ребенка:
- Хуан! Хуан…!
- Почему ты не забыла его? – бунтовал Хуан. – Что он такого сделал, чтобы ты так его любила?
- Ничего. Что на самом деле нужно, чтобы любить?
Хуан сжал кулаки, вспоминая… Что сделала Айме, чтобы он любил ее с такой свирепой и жестокой страстью? Что сделала она, чтобы разжечь его плоть и душу, которая довела его до самого края безумного отчаяния? Он вспомнил ее духи, жар ее тела, теплую наготу, мягкие и нежные объятия, охватывавшие его шею, словно она подавляла его волю… Он вспомнил ее влажный и чувственный рот, нежный и резкий, и, несмотря на это он вздрогнул, но отодвинул ее образ как бы рукой, и очнувшись, пригласил ее:
- Пойдем познакомимся с островом Саба… А, посмотри, вон там наши парни! – повысив голос он позвал: - Сюда… Сюда…!
- Ты их зовешь? – удивилась Моника.
- Конечно. Ты дала мне понять, что Сегундо Дуэлос показался тебе хорошим. Возможно, прогулка с ним покажется тебе более приятной… Он хороший и дружелюбный паренек. Кроме одежды и некоторых подробностей, он может казаться таким изящным, таким элегантным, как сам Ренато Д`Отремон, сливки нашей аристократии, но он еще лучше, чем сеньор из Кампо Реаль…
- Что с вами? К чему эта насмешка?
- Это не насмешка, а стремление добраться до правды. Мужчинам кажется, что стоит умирать ни за что… Все детали незначительно меняются… или по крайней мере, так кажется… Бумага, подпись, кольцо, все те же слова по закону Латинской Америки или где угодно, и один и тот же отец может породить такого ангела, как Ренато Д`Отремон, или ядовитого скорпиона, как Хуан Дьявол…
Живо он ответил Монике, но не успели с его губ сорваться слова, как перед ней, держа в руках шляпу из листьев пальмы, стоял второй с Люцифера, который смотрел на нее восторженными глазами. И Хуан предложил:
- Подай руку моей жене и проводи ее, Сегундо. Покажи ей Боттом. Затем отыщите меня внизу… Ты знаешь таверну «Голубой тюльпан»? Там подают лучший джин из Голландии. С апельсиновым соком, можешь попробовать его, Моника. Это очень целебно и поможет забыть…
- Хуан… Хуан…!
Моника сделала несколько неуверенных шагов, ее ноги скользили по широким и отполированным плитам, лежавшим на дороге ярких улиц той маленькой и уединенной деревни. Но Хуан, казалось, не услышал ее, и она остановилась с унылым выражением, глядя, как он удаляется между двух рядов красивых белых домов…
- Не расстраивайтесь из-за него, хозяйка, ничего с ним не случится, - попытался успокоить Сегундо.
- Но он пошел в таверну, чтобы напиться до опьянения.
- Нет, сеньора, не бойтесь. Капитан никогда не напивался, и даже никогда не приближался к подобному состоянию. На Люцифере он даже не пил водку, хотя и не контрабандную… Капитан – настоящий мужчина, хозяйка. И вы это знаете лучше, чем кто-либо.
Моника почувствовала, что краснеет, и избежала искреннего взгляда Сегундо Дуэлоса, наивного силой своей честности. Она едва выдерживала ту категоричную форму, с которой остальные связывали ее с Хуаном, как клейменное железом животное, как какую-то необычайную собственность… Но нет, это было не совсем точно. На губах Сегундо Дуэлоса была товарищеская улыбка, почти сообщническая, и дружелюбно он извинился: - Сеньора знает прекрасно еще, что капитан лучше хлеба…
- Хуан хороший? Вы хотите сказать, что с остальными… с вами…
- Он достаточно суров, но никто не сможет упрекнуть в лицо Хуана Дьявола, ведь он может сделать все что угодно быстрее и лучше всех. С ним мы чувствуем уверенность. Когда он приказывает что-то, мы не спрашиваем, почему, да для чего… Мы думаем: «Он знает». И он всегда знает… Только когда он привез вас… Ладно… Простите меня, у меня всегда был недостаток много болтать…
- Я бы хотела, чтобы вы говорили со мной откровенно…
- Ну, откровенно, думаю, что он не рассчитал. Да простит меня сеньора, как и капитан… Но на Люцифере такого еще не было… Ясно, что до настоящего момента капитан не собирался жениться и не позволял подниматься женщине на борт Люцифера… Капитан был в отчаянии, потому что вы заболели в свадебном путешествии… Он был вне себя, когда я совершил глупость помешать вам… Но теперь вы хорошо себя чувствуете, и все мы очень довольны…
Он искренне улыбнулся. Было что-то простодушное и наивное в этой улыбке и, неожиданно Моника почувствовала себя утешенной, уверенной, спокойной, и хотела опереться на него…
- Вы хотите, чтобы я вам показал деревню, хозяйка?
- Нет; я немного устала. Почему бы нам не пойти прямо в то место, куда нам указал Хуан? В таверну… Это далеко?
- Это внизу. И это не совсем таверна… Это как маленькая гостиница, очень красивая и чистая. Вон там, где заканчиваются деревья…
- Пойдем искать Хуана…
- Хочешь, я понесу тебя на руках? Пройдемся немного, как все добираются до пляжа. Вспомни, это было там, где мы оставили нашу лодку…
- Нет… Нет… Мне хорошо… Не нужно…
- Ну тогда в путь…
Медленно опираясь белой рукой о руку Хуана, позволяя вести себя по дороге вниз, по узкой каменной тропинке, спускалась Моника с вершины Саба, пока наступал вечер… Она выпила бокал благородного вина и новый жар бежал по ее крови, новый луч показался в ее ясных глазах. Это было странное и глубокое чувство, которое почти казалось радостью, чувством, которое она не ощущала уже долгие годы, а возможно никогда не ощущала. Да, теплое вино, пахнущее корицей и гвоздикой, имело магический секрет. Она уже не чувствовала стыда от обнаженных рук, цветастой юбки, светлых волос за своей спиной. Она словно плыла, и поверхность, по которой она ступала имела особую мягкость…
- Предыдущая
- 28/67
- Следующая
