Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 13

• Предыдущая
• 13/67
• Следующая

Моника сжала губы, опустила глаза, отступая до тех пор, пока не оперлась на колонну, и снова, вслед за этим сильный гнев, что зажег ее кровь, сменился на холод в венах, который свинцовой тяжестью проник в ее тело и душу… И она слушала, словно через множество вуалей, безразличная к жестоким словам сестры:

- Она как сумасшедшая, и поэтому я прощаю ей плохое обращение. В конце концов, этот вопрос касается не только тебя, Ренато. Будет лучше оставить в покое Хуана Дьявола, отправить маму с Моникой в Сен-Пьере; сжалься надо мной, потому что я уже не могу… я не могу больше!

Она плача кинулась в объятия Ренато, но он холодно отстранился. Он смотрел только на Монику: на ее измученное тело у колонны, сжатые губы, закрытые глаза, голову, поднятую вверх в горькой позе наивысшего отчаяния… Спокойно и сдержанно он сказал:

- Если Хуан действительно имеет долг перед тобой, Моника, то тогда невозможно тебе не принять этот долг. Если действительно ты имела слабость кинуться в его объятия, то невозможно, чтобы такая женщина, как ты отказалась выйти замуж… Плохо или хорошо, но ты должна так или иначе это сделать, а если тебя пугает его скромное положение, то после свадьбы вещи изменятся. Прости, если настаиваю, но у меня есть абсолютная необходимость знать, любишь ли ты Хуана, любила ли Хуана, была ли его, ты, ты… А если так было, то не можешь отвергать то, что я тебе предложил, что единственно справедливое и порядочное – стать его женой…

- А если она его не любит? – взбунтовалась Айме.

- Я люблю его, Ренато. Я выйду замуж, уеду с ним туда, куда он меня отвезет. Я говорю да, и это мое последнее слово!

Дрожащая Айме слушала слова Моники, можно было заметить, как что-то изменилось и прояснилось в суровом лице Ренато. На секунду он переместил взгляд от бледной женщины, стоящей у колонны, чтобы пронзить взглядом лицо жены. Айме де Мольнар тоже побледнела; как Моника, ее губы дрожали; но была недобрая вспышка в блестящих агатовых глазах, на миг свет озарил лицо Ренато, и казалось погас, когда с его губ просочилась тонкая и болезненная ирония:

- Видишь? Не было необходимости прибегать к крайностям, чтобы убедить ее в том, что правильно и естественно. У каждого бывает момент минутной слабости, но люди благородного происхождения всегда знают, что есть необходимость исправлять это, и Моника оправдала свою породу… Для тебя, Айме, у меня есть личный маленький вопрос: как ты выбралась из комнаты?

- Я? Ну… Ладно… через окно… Твоя глупость запереть меня заставила сделать кое-что, и я воспользовалась возможностью сказать тебе, что не готова терпеть то, в какой форме ты со мной обходишься…

- Боюсь, что тебе придется терпеть более серьезные вещи, дорогая, - объявил Ренато с мягкостью, но со зловещим затаенным акцентом. – Вернемся в комнату… Оставь Монику в покое… Она мне кажется более понимающей, чем ты, и полностью приняла ответственность за свои поступки. Правда, Моника?

Бледная Моника подняла на него свои ясные глаза, чистые, непорочные, гордые, пронзившие на миг и поразившие его непроизвольно чувством уважения, когда она согласилась с достоинством:

- Действительно, Ренато. Я принимаю и смело смотрю на последствия своих поступков…

5.

- Сядь и отдохни. Завтра тебя ожидают великие волнения… завтра, которое уже наступило…

Оба, Айме и Ренато, подняли голову. Через открытое окно они увидели край начинающего светлеть неба. На нем сияла звезда, красная, как раскаленный уголек, как огненный бутон, как жгучая капля крови…

- Все будет готово вовремя: бумаги, священник, судья. К счастью, нотариус есть дома. Не совсем готов добрый Ноэль, но скоро он развернет огромную деятельность, когда узнает, что я дам на самом деле Хуану Дьяволу. У него всегда была странная слабость к моему брату…

- А? – поразилась Айме. – Что ты сказал, Ренато?

- Думаю, ты пропустила эту деталь. Да, Хуан Дьявол мой брат. Понятно, что в гербе Д`Отремон появилась левая ветвь; хотя хуже, потому что он простой ублюдок… Он плод измены, позора, предательства женщины и неверности одного друга… Больно говорить, но этим другом был мой отец, но правда еще впереди…

Айме еще больше опустила голову, закрыв лицо руками. Сердце билось так сильно, что она думала, что уже не сможет это пережить. Все вокруг было одним сплошным кошмаром, вихрем безумия, в то же время грубые, насмешливые, леденящие и звенящие слова Ренато словно плавали в черной бесконечности:

- Как раз вчера ночью я убедился в том, что он мой брат. И посмотри-ка, какие мы олухи, такие чувствительные, с нежным сердцем… Я почувствовал нежность и бесконечную радость, когда пошел искать его, чтобы сжать его в своих объятиях, чтобы предложить ему все, согласно моему утопическому взгляду на жизнь, предложив половину того, что у меня есть… Слезно молить мою мать, чтобы дать ему имя моего отца, чтобы он стал таким же, как я… Какой же я дурак, правда?

- Почему ты так говоришь? Почему твои слова источают горечь и ненависть?

- Ты в самом деле об этом спрашиваешь? Не знаешь? Иногда достаточно луча света, чтобы увидеть пропасть; достаточно минуты, чтобы жизнь изменилась навсегда… - Ренато скорчил гримасу, и еще более горестно излил поток яда: - Да… Он мой брат… мой потерянный брат, контрабандист, почти пират… как Моника – это твоя сестра притворная и подлая, циничная и легкомысленная… Правда?

Он долго ждал ответа, пока, наконец, дрожащие и мокрые от слез губы Айме не проговорили:

- Ты очень суров к ней, Ренато. Я… я хочу, чтобы ты сжалился, чтобы смотрел на нее более снисходительно… более…

Задыхаясь, она замолчала и Ренато шагнул к открытому окну, откуда виднелась широкая панорама долины, засеянных, зеленых полей, вершин гор, которые первыми получали лучи солнца… Его взгляд опустился ниже, и он вздрогнул, увидев человека со скрещенными руками, мрачного и хмурого перед жилищем Д`Отремон, также наблюдающего за восходом солнца. Затем печально улыбнулся, и его руки протянулись к Айме, заставляя ее встать, взглянуть в окно, одновременно указывая:

- Взгляни на Хуана. Он ждет, когда выглянет солнце дня его свадьбы… дня, когда жизнь этих людей изменится… День его свадьбы!

- О Хуан!.. Что ты делаешь?

- Вы уже видите, позавтракайте со мной как все моряки, это первое, что мне попалось в руку. Слуга в этом доме позволил делать все, что хочется. А где ряд этих прислужников в белых рубашках? Они случаем не охраняют все пути с оружием?

- Хуан, умоляю, не пей больше…

Рука Ноэля, худая и подрагивающая, забрала бокал, который тот уже поднес ко рту, его усталые и грустные глаза остановились на долгое время на лице молодого человека, посуровевшем от ярости и гнева, хмурого, как ночь бури. Они были в угловой столовой, загруженной серебряными подносами, где находился Хуан: со спутанными волосами, в расстегнутой рубашке, с грубыми манерами моряка, его фигура была такой странной, такой грубой и несвоевременной, как тогда, в первый раз ребенком, он вошел босоногий, в костюме, который ему дал Ренато как бесполезный подарок…

- Что с тобой, Хуан? Что на самом деле произошло? Уверяю тебя, что это похоже на какой-то кошмар. Вчера вечером я везде тебя искал, так и не встретил тебя, решил, что ты уже уехал. Потом я увидел этих охранников… Тебя предупредили, да? Она тебя предупредила…?

- Не знаю, что вы имеете в виду в этом случае. Меня предупредила «она», но не та из тех двух, о которых подумали вы. Они были бы очень довольны, если бы мне в голову или в сердце угодила пуля, но не вышло по-ихнему… Мой час еще не настал… Как остальные говорят, что есть Провидение, что демон защищает Хуана Дьявола. Демон, который спас меня, и позволил мне шагать вперед, топча все, что попадает на пути… Жить без жалости и осторожности… Подавлять и обижать, грабить и убивать, если нужно – убить…

- Сынок, состояние твоей души ужасное, как ужасно отчаяние и жестокость Ренато. У меня такое впечатление, что он вдруг сошел с ума. Как можно за час так быстро измениться? Да какой час! Нескольких минут было достаточно. Невозможно то, что официально известно, и этого будет достаточно для…

• Предыдущая
• 13/67
• Следующая