Оборотный город - Белянин Андрей Олегович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/67
• Следующая

Ну это уже явный перебор, согласитесь? Все имеют право на свободу личности, так ему и заявил, к тому же и нет у меня особенных причин где-то прятаться одному. Другие казаки моих лет, да и помоложе, успешно заводили шашни с местными девками. Раньше и я не чурался женского общества, но…

Из головы никак не выходила эта странная и необыкновенная девушка Катя, волшебная Хозяйка научного дворца, говорящая чудным языком и умеющая надевать личины.

Как она там одна? Что с ней сталось? Вспоминает ли изредка обо мне? Да пусть хотя бы матерно, лишь бы вспоминала!

Красивая ли она была? А то! До сих пор помню, как сердце вздрогнуло, как руки опустились, а душа к небесам воспарила, когда в очи её бездонные, в омут карий заглянул…

Но, с другой-то стороны, разве ж мало у нас красивых девчат по станицам? Дело ведь не только в этом, я чувствовал, что тянусь к ней сердцем не из-за длинных ресниц, обалденной груди и ласковой улыбки, а из-за ума её редкого!

Мне было интересно с ней. Она многое знает, есть о чём поговорить, и слушать тоже умеет, также разбирается в серьёзных вещах, читает волшебную книгу. В общем, не похожа она ни на моих чернобровых, загорелых соседок по родимому Дону, ни на бледных высокомерных девиц из уездных городов. Одни только семечки лузгают, другие лишь за зонтики кружевные прячутся. Возможно, эта непохожесть и разжигает мой интерес…

— Эй, хорунжий! Тебя генерал до себя кличет! — помахал мне рукой запыхавшийся ординарец.

Я поморщился. Естественно, каждая собака в полку знает, что этот генерал мне прямой родственник, но разве кто скажет: «Илья, тебя дядя зовёт»? Армия, чтоб её! Дисциплина, устав, строгое соблюдение служебных взаимоотношений. Не понимаю, как можно добровольно любить всю эту натужную игру в солдатики?!

Уверен, что здесь имеет место массовый масонский заговор, когда тысячные толпы людей одеваются в одинаковые мундиры, берут в руки табельное оружие и прутся чёрт-те куда убивать себе подобных за непонятно чьи религиозные или территориальные интересы! Да чтоб в идеале вернуться домой с маленьким крестиком на груди и все гордились! А если без руки, но с двумя крестиками за храбрость? А без ноги, но с…

— Иловайский! Генерал же к себе требуют, ты чё, заснул на месте, хлопчик?!

Ну вот, стоило на минуточку призадуматься о непростой судьбе нашего казачьего племени в вечном горниле военных конфликтов Российской империи, как тебя тут же перебивают и вновь суют носом в субординацию. Надоело-о…

— Хорунжий, мать твою?!! — рявкнул уже буреющий ординарец.

— Всё, всё, уже бегу…

…Дядюшка Василий Дмитриевич ждал моего появления с недовольной физиономией, лёжа на походной оттоманке, попивая густейший турецкий кофе. Меня он приветствовал небрежным кивком и уже привычным ворчанием:

— Иловайский, у тебя, вообще, совесть есть или где? Да чтоб заслуженный генерал битый час дожидался, покуда какой-то хорунжий на его приказ внимание обратить изволит?! Ох, быть тебе поротому, ох вот прям щас возьму плеть ногайскую и своей рукой так всыплю по-отечески, что…

Я молча развернулся к нему спиной, начиная демонстративно расстёгивать штаны, типа бейте!

Дядя ахнул, выплюнул кофе обратно в кружку и заорал:

— А ну прекрати заголяться, ирод! Вот мне радость на старости лет задницей твоей бесстыжей любоваться! Натягивай портки и слушай, зачем звал!

— Как скажете, а зачем звали?

— Прохор доложился, что ты с ним в ночь на волков идёшь.

— Иду, — не стал спорить я, но про себя ещё раз отметил маниакальную заботу верного денщика. Доложил, стало быть, начальству…

— Отговаривать не буду, — сразу развеял мои опасения дядюшка. — Раз люди в страх впали, значит, наипервейшее дело военному человеку их от страха избавить. Пистолеты мои с собой возьмёшь, старые османские, убойная сила в них великая. Заряди серебром, береги до последнего и уж пали в упор, чтоб не мазать!

— Когда я мазал-то?

— А месяц назад кто казачков подбил в Вильгельма Телля играть?! — строго припомнил он. — Кто пьяному сотнику Черкасову яйца куриные на папаху ставил да на спор с десяти шагов пулею сбивал, не ты?

— Я. — Оставалось только удивляться, откуда это дядя всё знает. — Но при чём тут мазать-то, я ж ни разу не промахнулся!

— Так-то оно так, а только у сотника вся башка в желтке была, и доныне его в полку иначе как «яйцеголовым» и не величают! А у него два «Георгия» за храбрость, шрамы боевые, заслуженный казак… был, покуда с твоими шуточками не ознакомился…

— Я больше не буду.

— Эх, кто бы врал, Иловайский. — Дядюшка привстал, тяжело дотопал до походного сундучка, достал из него пару длинноствольных пистолетов и протянул мне: — На уж, поохоться, а с Прохора я семь шкур спущу, ежели не убережёт…

Порыскав по карманам, он протянул мне пять-шесть мелких серебряных монет, не наших, румынских или турецких.

— Поруби помельче да и заряди. Мне хвост волчий принесёшь.

— Неужели носить будете? Не под мундир вроде…

— Пошёл вон, балаболка! — опять начал срываться генерал, и я поскорее удалился.

Старый денщик ждал меня за дверями, отлично, охота так охота…

— Ну так что? Идём в лес, паря, пока дядька не напарил! Лучше к зверю в поле, чем под арест в неволю.

Я кивнул, да и кто бы спорил?

Ещё около часа ушло на хлопоты и сборы, а уже в сумерках вышли за околицу. Старый казак уверенно вёл меня путаными тропками куда-то к лесу, где на опушке и произошла трагедия. Мне доводилось слышать, что преступник часто возвращается на место преступления — мало ли, вдруг забыл чего? Но вот будет ли возвращаться лесной хищник туда, где недавно задрал человека…

Прохор шёл молча, сосредоточенно вглядываясь в густеющую темноту. Ружьё он снял с плеча и держал в руках стволом вверх. Сабли мы не брали, у него был дагестанский кинжал, у меня кроме пистолетов пластунский бебут, кривой и тяжёлый. На охоту длинных клинков не берут, бессмысленно, а с волком вообще врукопашную редко кому удаётся схватиться. Он же быстрый, как молния, и прикус особенный — не рвёт, а режет! Если собака тяпнет, так может и до кости прокусить, но волк полоснёт — разрез как от цыганского ножа…

— Вот оно здесь всё и было. — Старый казак вывел меня на какую-то поляну.

Место открытое, трава где примята, где вырвана с корнем, земля мягкая, но отпечатков звериных лап вроде и незаметно. А вот человеческих хватало…

— Я тут днём был. Пастушка девчонки утречком нашли, когда по ягоды в лес пошли. Слава богу, сами ничё не тронули, за мужиками побежали…

— Ну сейчас-то темно, видно мало, а днём какие следы были?

— Верно мыслишь, ваше благородие, волчьих следов не было! — хмуро кивнул Прохор. — Пастух босой ходил, девчоночки в лаптях, а кто бедолаге горло резал, тот словно по воздуху пришёл.

— Отчего ж тогда трава смятая?

— А оттого что катали паренька здесь и кидали, будто играючи. У него вся рубаха да портки зеленью с кровью перепачканы. Но что зря языком молоть, костёр развести надобно, да и ждать…

Понятно, проверенный метод охоты на живца. Один человек сидит у костра, словно бы спит, а сам палец с курка не убирает. Другой в это время на дереве сидит, во все глаза смотрит. Как тока опасность, он товарищу знак подаст, а потом одновременно в два ствола и вдарят!

— Давай-ка ты вон на то дерево лезь, ножки свесь, а дойдёт до беды — сигай вниз и сюды!

Я прикинул расстояние до указанной берёзы и отрицательно помотал головой:

— Слишком далеко. И зверя толком не разгляжу, и стрелять неудобно, могу зацепить…

— Так ближе-то и нет ничего.

— Давай просто сядем спина к спине. На двоих сразу волк напасть не решится, начнёт ходить кругами, выдаст себя, а стрелять в отблески пламени звериных глаз — дело нехитрое. С пяти шагов не промахнусь…

Старый казак пожал плечами, подумал и признал мою правоту. Я насобирал сухой травы и, стукнув кресалом, развёл огонь. Мелких веточек было маловато, Прохор закинул ружьё за спину, пошёл за сухостоем к той же берёзе, нагнулся и… пропал!

• Предыдущая
• 16/67
• Следующая