Край забытых богов (СИ) - Борисова Алина Александровна - Страница 77
- Предыдущая
- 77/91
- Следующая
— Ты, возможно, не заметила, поддавшись эмоциям, но мириться с моей сестрой он более не намерен, хотя приехал в этот дом именно с мыслями о ней. И поверь, я достаточно хорошо его знаю, чтобы и предугадать и спровоцировать подобную реакцию.
— Но ты же… — теперь я и вовсе ничего не понимала. — Ты же сам всегда хотел, чтоб они помирились.
— Хотел. Потому и вышло правдоподобно, Анхен ведь тоже в курсе. Вот только при данном раскладе… пусть уж они лучше мирятся еще лет через сто. А пока ей лучше по-прежнему держаться от него подальше.
— Но зачем?
— Не важно, маленькая. Просто поверь, что так действительно будет лучше. Настолько, что я даже готов объявить себя его врагом, чтоб тень моих гнусных козней падала и на нее.
— А ведь ты действительно гнусный и беспринципный интриган.
— Ну, пока я интригую в твою честь, тебя должно это только радовать.
— Почему ж мне тогда так плохо?
— Потому что ты веришь словам. А задача была — не сказать правильные слова, а вынудить вас обоих к правильным действиям.
— И какие же они, по-твоему, правильные?
— По-моему, я никогда не скрывал, что хочу видеть вас вместе.
— Да? И потому ты объявляешь меня своей и выгоняешь его прочь из этого дома?
— Это где ж ты видала авэнэ, у которого можно было бы что-то отнять, да еще и выгнать? — Лоу усмехается. — Вернется. Вот только действовать ему теперь придется иначе. Не брать, а завоевывать. Если он хочет тебя получить, а поверь, он хочет, чтоб он тут ни успел тебе наговорить, ему придется хорошенько подумать, что именно он может тебе предложить. И поверь, в отличие от меня, ему есть из чего выбрать.
— Ты уже предложил мне свой дом. Это очень много, как бы ты не пытался обесценить это сегодня своими речами.
— Недостаточно много, моя маленькая. Он прав, ты здесь гаснешь, и я не в силах тебе помочь.
— А с ним…
— Ты подумай об этом. По поводу «с ним». Может, вы не сумели друг друга понять? И в ваших отношениях было что-то, что куда ценнее твоего прозябания здесь?
Сгущается сумрак, а мы так и не зажигаем свет. Так и сидим на диване. И я понимаю, что он и в самом деле прощается. И все его слова «за меня» имели целью лишь раздразнить Анхена, подарить ему трудностей, которые он гордо преодолеет, вызвать ревность, которой у вампиров не бывает… Интриган и манипулятор. Видимо, это то, что он хотел продемонстрировать мне. Что он действует не ради меня, но ради своих интриг, те ли они, в которых он признавался Анхену или те, в которых он признавался мне. Что для Анхена я цель, а для него — лишь средство. Анхен верил — ну, раньше уж точно — что любит меня, а Лоу… он никогда не признается себе даже в том, что ко мне привязан.
А я? Что на самом деле чувствую я? Чего я хочу? Какой и с кем я вижу свою дальнейшую жизнь? В сгущающихся сумерках уже не разглядеть картины на стене, но я смотрю на темный прямоугольник, отчетливо представляя себе каждую деталь. Жизнь — она была там…
А в кармане платья прячется маленькая костяная птичка. Теперь моя. Со мной. И я немного нервничаю, а вдруг для того, чтоб лететь, нам с ней обязательно нужен Анхен? Лоу не знает ответа. На пересказанные мной обвинения Анхена, что он же все это и устроил, лишь смеется, уверяя, что Анхен однажды и сам поймет, что это не так. Или не поймет. Но сути это не меняет. Это человеческая магия, и он не много в ней понимает.
Долго крутит мою птичку в руках, прислушиваясь к ощущениям. Советует не терять и никогда не давать в руки тех, кому я не доверяю.
— Она действительно хранит твою душу.
Может быть, и хранит, но больше уже не летает. Я засыпаю легко, но — без сновидений. Усталость? Нервы? Птичка, вернувшаяся ко мне? Я не знаю ответа. Я просыпаюсь в середине дня и понимаю, что больше мне не заснуть, и уже два дня я не видела родных, и может быть больше вообще никак, никогда…
Мне тесно в доме с его книгами — прочитанными и непрочитанными, с его картинами — написанными и ненаписанными, с его хозяином — искренним и лживым. Сбегаю в степь. Ухожу как можно дальше, пока хватает сил, пока домик коэра не становится лишь точкой на горизонте. И высятся со всех сторон синие горы — где дальше, где ближе, я словно на дне гигантской чаши. Лишенная своих волшебных снов, я вновь остаюсь наедине с окружающей действительностью. Есть только я — маленькая, как песчинка, и бесконечная пустота вокруг, окольцованная непроходимыми горами.
И Лоу. И я знаю, он мне действительно друг, и относится ко мне гораздо теплее, чем, возможно, сам бы хотел, и в своей заботе обо мне он искренен. Но я всегда буду фигурой на его шахматной доске, и он двинет меня, не задумываясь. И даже обменяет. Он не будет действовать ради меня или ради себя. Но ради своих высоких планов.
А я всегда буду ему благодарна, что бы он со мной не сделал. Потому что он дважды спасал мне жизнь, а такое не забывают. Потому что спасал — это не просто хватал за шкирку, когда я из окна выпадала. Спасал — это выхаживал, заботился, учил снова жить и дышать, и верить, что все еще будет хорошо. День за днем, месяц за месяцем.
И вся моя нежность, вся благодарность всегда будет с ним. За свет и тепло, что он принес в мою разрушенную жизнь. Но любовь — это все же не тепло. Это жар. И он обжигает так, что я теперь просто его боюсь. Поверить — и сгореть, просто сгореть. Или это все же лучше, чем то, что я имею сейчас — летаргический сон?
Сон — не летаргический, обычный — вновь не вывел меня в заоблачные дали. Птичка, которую я теперь носила на шее, как прежде Анхен, попросту «не взлетала» и не тянула за собой меня. И прошел еще один день, когда все валилось из рук и ни на чем не удавалось сосредоточиться. И еще один, и еще…
Анхен вновь появился в нашем доме почти через неделю после своего первого визита. Когда я уже почти поверила, что он не вернется. А он вернулся. И застал меня одну посреди степи, куда я уходила теперь ежедневно. С альбомом и карандашами, чтоб не отвечать на вопрос «зачем». Сидела и рисовала горы. Бесконечные горы на горизонте. Как граница. Как преграда. Как предел, за который меня уже даже сны не выводят.
— Ты рисуешь очень странные вещи, — произнес он вместо приветствия, опускаясь рядом.
Острый грифель карандаша прорвал дырку в листе бумаги.
— Почему? Обычные горы.
— Я имею в виду те картины, что в доме.
— А, это… просто сны, — я сижу, вцепившись в карандаш и не отрывая взгляда от своего рисунка. Не знаю, как с ним говорить, о чем, что делать. Встать и уйти? Но… ведь это же глупо. По детски. Да и… хочу ли я уходить?
— Я говорил о тебе с Владыкой, — продолжает меж тем Анхен.
— З-зачем? Он ведь думал, что я мертва.
— Не только он, — в его голосе звучит горечь. Секундная заминка, и он вновь продолжает спокойно. — Пора воскресать.
— Зачем? — все же поднимаю на него глаза. — Чтобы убили уже взаправду?
— Чтобы жить, — он перемещается и обнимает меня за плечи, — взаправду.
— Не надо, пожалуйста, — чуть повожу плечами, и он отпускает.
— Как хочешь.
А я мгновенно чувствую пустоту. И холод там, где только что было тепло его рук. Да что ж такое, ведь на мгновение всего коснулся?! С Лоу было не так. С Лоу так никогда не было.
— Владыка позволил мне сделать тебе подарок в честь твоего «воскрешения».
— Ты теперь подарки только с позволения Владыки делаешь? — не могу скрыть сарказма.
— Такие — да, — а он спокоен. Даже паузу небольшую выдержал. — Владыка позволил тебе провести день в Стране Людей.
Просто смотрю на него и не понимаю. Кажется, я оглохла. Или ослышалась. Или перестала понимать разумную речь.
— Под мою ответственность, — продолжает Анхен. — В моем сопровождении. Я тебя привожу, и я же возвращаю обратно. Надеюсь, ты понимаешь, что следить… буду не только я. И от того, насколько адекватно будет твое поведение, зависит, как многого я смогу для тебя добиться в дальнейшем.
Смотрю, как шевелятся его губы. Слышу звуки произносимых им слов. Мне разрешают вернуться. Мне разрешают вернуться. Из-за Бездны никто и никогда не возвращается, но мне разрешают… На день. Хоть на день, но ведь разрешают…
- Предыдущая
- 77/91
- Следующая