Край забытых богов (СИ) - Борисова Алина Александровна - Страница 74

• Предыдущая
• 74/91
• Следующая

— Но… это не он, я же объясняла. Оно само так вышло. Он говорил — это молния изменила во мне что-то. Или храм. Он и сам хотел прекратить, у меня не получалось просто… — говорить, когда его глаза так близко, а руки едва сами душу из тела не вытряхивают, невероятно сложно, слова выходят совсем не те, я будто оправдываюсь, а за что мне?

— Говорил? Ты веришь всему, что он говорит? — Анхен притягивает меня к себе, обнимает, прижимаясь щекой к щеке, гладит по волосам. — Он коэр, Лара, его суть — Бездна, там нет ничего эльвийского, — его слова больше похожи на стон, его ласка — словно попытка ощупать, убедиться в моей реальности. — Я ж говорил тебе, предупреждал. Он совсем не тот милый мальчик, каким хочет казаться. У него на все свои причины, свои резоны, они с реальностью не стыкуются.

— Я знаю, — руки сами ложатся ему на шею. Нет, это пройдет, но хотя бы на миг могу я прижаться к нему не во сне?

— Знаешь, и продолжаешь его оправдывать? Как можно вынуть душу у живого человека? Он же использовал тебя, Лара. Просто мерзко, низко использовал. Ради сведения каких-то детских счетов или ради претворения в жизнь каких-то безумных планов — я не знаю, но ничем хорошим для тебя это кончиться не могло, — его руки, скользящие по моей спине. Его пальцы, запутавшиеся в моих волосах. Его дыхание, обжигающее мне ухо.

— Ты не слушаешь. Он этого не делал, — мой шепот в ответ

— Не делал, — усмешка. — Тебе откуда знать? У тебя есть только его слова, и ты им веришь, ведь кроме него здесь никого нет.

— У меня есть только его слова, у меня есть только его забота, у меня есть только его дом, затерянный посреди степей. У меня есть только та жизнь, которую он сумел мне вернуть. Да, я ему верю, — моя голова по-прежнему лежит у него на плече, его руки по-прежнему скользят по моему телу.

— Мы улетаем отсюда немедленно. Я не могу допустить, чтоб он и дальше экспериментировал с твоей душой.

— Он не экспериментировал. И я никуда с тобой не полечу.

— Хоть что-то не изменилось, — он произносит это едва ли не с облегчением, и я удивленно поднимаю голову, чтоб взглянуть в его лицо. А он улыбается. Действительно улыбается. А потом целует. Очень бережно, нежно, словно все еще боясь, что я исчезну. Или что оттолкну. И мысль о том, что оттолкнуть надо, ко мне еще приходит. Последняя. Потому что дальше мыслей нет, есть только его губы, становящиеся все настойчивей, его язык, танцующий свой огненный танец, его руки, скользнувшие мне под рубашку, тяжесть его тела, придавившего меня к кровати… И ничего больше не надо. И ничего не важно. Есть только Анхен. Ан-хен…

Но он останавливается.

Отстраняется, садится. Смотрит на меня, плотно сжав губы и выравнивая дыхание. Челюсть чуть дрожит какое-то время, но он справляется.

— Моя, — выдыхает чуть слышно. — Все равно моя.

И бесполезно мотать головой, ведь он чувствовал страсть, которой меня захлестнуло от его прикосновений. И мое сожаление, когда он отстранился.

— Все равно, — твержу ему я. — Это не любовь, это страсть. Для совместной жизни этого мало.

— Только страсть? — он чуть улыбается, потому что опять не верит. — А как же быть с той тоской, что порой излучал твой призрак? Я раньше думал, это тоска мертвого по жизни. Нашел тебя живой, и решил, что это было просто наведенной эмоцией. Но ты сама призналась, что тем призраком была ты. Да, не по своей воле, тебе вынуждали, но ко мне приходила ты, и это были твои эмоции. Твоя тоска. По страсти? Страсти тебе и в этом доме хватало, мой малыш всегда умел развлечь даму. Вон какие волосы тебе роскошные отрастил.

— До прежней длины не доросли. Ты мне позволишь одеться? — обсуждать с ним свою тоску я была не готова.

— Сам хотел предложить, не в ночнушке же мне тебя везти. И, кстати, почему ты в постели, еще даже не вечер? Ты болеешь? Он берет у тебя слишком много крови? Или это существование без души пожирает тебя изнутри?

— Я просто не спала ночь. Рисовала. Я часто рисую по ночам, так удобнее. И я не собираюсь никуда с тобой лететь. Анхен, ну мы же со всем разобрались, ты отдал мне птичку, она больше не будет тебя мучить. Да и меня заодно. Я жива, и у тебя нет больше причины казнить себя, что тогда ты поступил неправильно. Все обошлось. Вот только главное не поменялось: мы не сможем вместе, Анхен. Все равно не сможем.

— Я подожду в гостиной, — он просто выходит, не вступая в дискуссию.

Одеваюсь. Долго застегиваю пуговицы, нервно разглаживаю и оправляю платье. И все пытаюсь найти слова. Так же нельзя. Лоу мне жизнь спас. Нашел чудом, выходил, научил хоть как-то со своими способностями справляться. Да будь его воля, вообще бы мне запретил ту птичку слушать, и сны бы я видела обычные самые. А Анхен… ну его ж вампирское высочество во всей красе: все, что происходит во вселенной — это интриги лично против него!

Выхожу. И натыкаюсь на его взгляд, как на стену. Он так и не присел. Просто стоит посреди гостиной и смотрит… ждет…

— Давай… все же присядем, — сажусь в ближайшее кресло, чтобы хоть как-то обозначить свое личное пространство, киваю ему на другое. Садится. — Ты мне позволь… все же прояснить пару моментов. Мне кажется, ты делаешь поспешные выводы, просто не располагая всей… информацией.

— Какая жуткая казенная речь. Будто я неожиданно попал на заседание очередного Совета, — чуть усмехаясь, он откидывается на спинку кресла. — Но давай… проясним. Тем более, спешить нам некуда. Я в любом случае собираюсь дождаться гостеприимного хозяина, что бы и с ним… прояснить несколько моментов. В отличие от него я не вор, чтобы действовать втихаря.

— И он тоже — не вор. А я — не вещь. Когда-то у тебя хватало такта хотя бы в лицо мне подобные определения не бросать.

— Не бросаю, Лар. Слушаю. Просто слушаю. О чем ты хотела поговорить?

— Ты сказал, что искал меня в той горной долине… Ты не помнишь, это было до того, как ты улетел на восточную границу, или после?

— И до, и после, — он безразлично пожимает плечами. — И туда и обратно я специально летел через долину. Как теперь выясняется — напрасно. Тебя там уже не было… Ты пойми, я не утверждаю, что это плохо, или что он был не прав, увезя тебя оттуда. Да миллион раз он был прав! Но можно было просто сказать. А не интриговать.

— Погоди, я не об этом сейчас. Ты, когда бывал там, в долине, в свой храм поднимался? Заглядывал? Ну, который вулкан?

— Издеваешься? Полагаешь, я был в том состоянии, чтоб общаться со стихией? Да меня, после известных событий, трясло, знаешь ли, от слова «храм». Да и от вида… любого храма.

— А я вот… зашла… И ничего ведь в виду не имела, просто любопытно стало, зачем твоя жена в Выжженную Долину всегда летала. Там, знаешь, немного скучно было, вот экскурсию себе и устроила… А выбраться уже не смогла. Отключилась. Лоу говорит, впала в транс. Тогда, видимо, птичка и «ожила». А Лоу здесь не при чем, когда он меня в том храме нашел, ты был уже на восточной границе.

— Невозможно, — Анхен качает головой, но хмурится, наклоняясь вперед и упираясь локтями о колени. Какое-то время мрачно разглядывает пол, затем вновь отрицает, — нет, Лар, все равно нет. Невозможно.

— Я тебе вру?

— Нет, ты искренна, — он вновь распрямляется и смотрит мне прямо в глаза. — Ты в это веришь. Более того, такой поступок настолько в логике твоего характера, что поразительно, что мне это в голову не пришло. Ты ведь у нас никогда не идешь, куда надо и вечно лезешь, куда не надо, причем предпочтительно с риском для жизни. Разумеется, если тебя едва ли не силой пришлось волочь к одному храму, самое логичное, начать немедленно искать тебя в другом, ты точно там! В этом ты вся, и тут я тебе, безусловно, верю. Но вот дальше… Понимаешь, Ларис, даже и здесь зерно правды есть, если не сканировать храм специально, того, кто внутри, почувствовать невозможно. Там свое энергетическое поле, оно полностью блокирует все эманации. Но. Для этого недостаточно находиться в храме просто физически. Храм должен принять тебя своей частью. Фактически — да, это должен быть транс. Но Ларочка, для тебя-то он невозможен, ты к стихии огня отношения не имеешь, как и к магии вообще. Нет в тебе этого, малыш, было, но… нет больше.

• Предыдущая
• 74/91
• Следующая