Потрошитель душ - Леонтьев Антон Валерьевич - Страница 37

• Предыдущая
• 37/69
• Следующая

– Ага! – произнес Орест Самсонович. – И когда вы вернулись обратно?

Барон ответил, что около пяти утра. И что он велел кучеру высадить его на соседней улице, а потом прогулялся до дома пешком. И когда приблизился, видел, как дверь особняка открылась и оттуда выскользнул человек.

– Человек? – переспросил Бергамотов, и барон подтвердил:

– Человек! Он был в плаще, в шляпе, лицо, кажется, замотано шарфом, а в руках, обтянутых перчатками, он держал докторский саквояж.

– И вас не удивил этот ночной гость? – удивился сыщик, а барон прошептал:

– Я… Я ведь обменялся с ним по-французски парой слов! Он с отличным парижским произношением сказал, что его вызывали к кузине моей жены, которая частенько мучается почечными коликами. Я поблагодарил его, пожелал доброй ночи и…

Он залился слезами. Орест Самсонович вздохнул. Пока барон прохлаждался в заведении мадам Астафуровой (на верхнем этаже которого лежал он сам), убийца вырезал баронессе сердце.

Наконец удалось разбудить Мэхпи, который, будучи все еще вялым и не вполне пришедшим в себя, тотчас возжелал отправиться выполнять свои обязанности – охранять подступы к будуару баронессы.

Оресту Самсоновичу пришлось сообщить тому, что это уже не требуется – госпожа баронесса мертва, а ее сердце минувшим утром унесено наглым убийцей в докторском саквояже.

– Виноват. Только я. Плохой слуга! – проговорил Мэхпи, но Орест Самсонович, резко обернувшись, возразил:

– Нет, Мэхпи, ты хороший друг и товарищ! Это факт номер один. Плохой же я – сыщик и следопыт. Это факт номер два. Вины твоей нет, ибо тебе, как и всем, кто ужинал вчера вечером в особняке, в еду было подмешано снотворное. Это объясняет твое состояние, а также то, что баронесса даже не почувствовала, что кто-то прошел в ее спальню, чтобы умертвить ее. Впрочем, так лучше для несчастной, она скончалась во сне. Это факт номер три. Я же, желая поймать Профессора, пренебрег другим своим делом и страхами своей клиентки, баронессы, и не уделил ей должного внимания. Это факт номер четыре. Это недопустимо и непрофессионально и, более того, привело к гибели моей клиентки, что непростительно, и это факт номер пять. Однако мне брошен вызов, и сделал это Джек-потрошитель, и я не успокоюсь до тех пор, пока не остановлю этого кровожадного монстра, это факт номер шесть!

– Факт семь. Я с вами! – добавил Мэхпи, и Орест Самсонович кивнул. Появившийся дворецкий доложил, что новость каким-то образом уже стала известна репортерам и они, вооруженные блокнотами и фотоаппаратами, расположились около входа в особняк.

– Ну конечно, газетчики! – воскликнул Орест Самсонович. – Мэхпи, если хочешь быть полезен, немедленно отправляйся в редакцию «Бульварного экспресса», что на Караванной. По какой-то неведомой причине Джек выбрал в качестве рупора своих ужасных деяний этот некогда малоизвестный листок. Если мои соображения справедливы, то этот монстр, жаждущий признания и славы, снова пришлет туда свой трофей – сердце нашей несчастной клиентки, госпожи баронессы! Курьера не трогай, но проследи за ним! Возможно, это позволит нам сделать кое-какие выводы, но только возможно, ибо этот Джек, титулующий себя восставшим из ада легендарным лондонским Потрошителем, очень хитер и изворотлив! С настоящего момента я занимаюсь только этим делом – и не прекращу расследования, пока не разоблачу этого мерзкого маньяка!

Прохор Курицын знал, что его мечта исполнилась – ну или почти что исполнилась! Потому что в одночасье он стал самым известным и уважаемым журналистом «Бульварного экспресса». Еще бы, ведь именно он обнаружил сердце, присланное Джеком-потрошителем, – сердце, которое этот зловещий убийца извлек из груди беллетриста Державина-Клеопатрова!

А помимо этого Прохор успел сунуть нос в расследование господина сыщика Бергамотова. О нем он в своей сенсационной статье, конечно же, упоминать не стал, ибо негоже акцентировать внимание на этом слепом с его индейцем и дрессированной собакой. Важнее всего, что сам Прохор оказался в эпицентре событий. И что благодаря этим невероятным событиям, в особенности благосклонности Джека к их газетенке, тираж резко пошел вверх!

О, об их «Бульварном экспрессе» теперь говорили все кому не лень! Начальству пришлось даже нанять дополнительную типографию, чтобы напечатать новые экземпляры листка, которые расхватали за считаные часы.

Их читали все – и стар и млад, и аристократы и рабочие, и даже из Зимнего приезжал напыщенный флигель-адъютант, чтобы прихватить экземпляры для императорского двора.

О, это был грандиозный успех и небывалый прорыв! И на гребне славы находился он, Прохор Курицын! Именно его статья появилась на первой полосе последнего выпуска.

И это позволило ему поднять вопрос об увеличении жалованья, который был решен начальством немедленно – и, разумеется, положительно. Однако более всего он сам и его сотоварищи-газетчики опасались, что свой следующий жуткий трофей (а в том, что следующий трофей будет, никто не сомневался) новоявленный Джек пришлет другому бульварному листку – их конкуренту! И пиши пропало! Тогда эти ничтожные людишки сумеют сделать свой капитал!

Однако Джек оказался поклонником именно их газеты. Почему так вышло, никто не знал, но Прохор был последним на земле человеком, который стал бы задавать этот вопрос. Ибо, не мудрствуя лукаво, маньяк совершил новое убийство буквально на следующий день – и прислал сердце баронессы фон Минден-Шейнау в редакцию их газеты. Как и в первый раз, прибежал мальчишка-курьер, который, получив весомый гонорар, исчез так же быстро, как и возник в стенах редакции.

А в руках Прохора оказалась новая страшная посылка. Коллеги столпились вокруг него, благоговейно взирая на очередной презент Джека-потрошителя. Кто-то заикнулся о том, чтобы вызвать полицию. Прохор скривился, а начальство, в этот раз находившееся в издательстве, полностью его поддержало.

Посему они распаковали посылку в кабинете начальства, куда набились все, кто только мог. Поскольку все ожидали самого ужасного, в обморок на этот раз никто не падал. Так и есть, Джек прислал им сердце – и явно не баранье или говяжье. В этом Прохор был уверен на все сто, его на мякине не провести – точнее, конечно, на поддельном сердце!

Подняв его, лежащее в картонке, словно это была величайшая реликвия, он провозгласил:

– Вот он, наш талисман успеха! Джек снова объявился – и он прислал нам сердце своей новой жертвы!

В этот момент фотограф сделал снимок, и Прохор потребовал, чтобы тот щелкнул еще несколько раз. Это был час его триумфа! Конечно, его конкурент Двушкин тоже залез в кадр, но злопамятным Прохор не был. Потому как вся слава все равно принадлежала ему одному! Ну, ему – и «Бульварному экспрессу»!

После, в два счета настрочив новую передовицу, которую начальство, прочитав, одобрив и не внеся ни единого исправления, тотчас велело отдать в типографию, чтобы успеть во второй половине дня выпустить экстренный выпуск листка, Прохор осторожно покинул редакцию.

То, что Джек выбрал в качестве рупора своих ужасающих деяний их листок, было подлинным чудом. Вот была бы досада, если бы он остановил свой выбор на «Столичном сплетнике» или «Санкт-Петербургской всякой всячине»! Не говоря уж о «Невской пчеле»! Но Джек сделал верный выбор, и за это им, конечно же, следовало быть маньяку признательными. Звучало, конечно, ужасно, но это было так.

Однако Прохор прекрасно понимал, что очередное сердце, присланное в редакцию, рано или поздно перестанет быть сенсацией номер один. В особенности если это будет, предположим, двадцать пятое сердце. Ибо, увеличивая тираж их листка, Джек-потрошитель в первую очередь увеличивал свою собственную известность.

А это означало, что по всей России, а то и по за границам, будет греметь имя только того, кто сумеет разоблачить этого жуткого монстра. То, что с Джеком шутки были плохи, Прохор понимал, однако ведь недаром он был корреспондентом «Бульварного экспресса»!

• Предыдущая
• 37/69
• Следующая