Полустанок - Граубин Георгий Рудольфович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/36
• Следующая

— Тут поселок большой, депо,— пояснил Славка. — И школа тоже хорошая. Про моего отца ты правду сказал?

На кухне около плиты толпились девчонки и мальчишки. Вся плита была заставлена кастрюлями.

— Кашеварят, — на ухо шепнул Славка. — В столовке одной соей кормят, в рот уже не лезет.

— Вот это цветок так цветок! — присвистнул я от удивления, увидев в углу поставленную на табуреты огромную бочку. Со всех сторон бочки свешивались толстые зеленые плети с желтыми, чуть вытянутыми цветами.

— Это я огурцы посадил по новому методу, — как всегда засмущался Славка и потер переносицу. — В этой бочке земли, как в грядке, чуть не сорок ведер. Просверлил вокруг дыры, затолкал в них рассаду. Тепло, светло. Может, что получится, а? Вот только не знаю, как опыление провести.

Мы вышли в коридор. Там висела красочно разрисованная стенная газета «Интернатовец». Я остановился, начал рассматривать рисунки, и вдруг увидел: «В. Лапин. Убийца».

— Ты еще и стихи пишешь? — удивился я. — Мне небось об этом не говорил.

— Да это просто так, — покраснел Славка. — Сочинение в школе задавали, вот и получилось стихами. А потом его в газету переписали.

— Еще чего-нибудь нахимичил? — вспомнил я выражение Якова Андреевича. — Покажи.

— Некогда химичить, — вздохнул Славка, — времени не хватает. То металлолом собираем, то в депо помогаем. Вот эту штукенцию еще сделал, а больше ничего. — И Славка показал на стенные часы, над которыми висел электрический звонок.

— Как семь утра, так сам и звенит. Вот только, когда света нет, не работает.

Славка озабоченно потер переносицу и, извинившись, сказал:

— Надо воспитательнице про тебя сказать, а то у нас насчет этого строго. Пойдем к Софье Андреевне, она рядом живет.

Из соседнего дома слышалась музыка. Славка постучался, и мы вошли.

Симпатичная белокурая женщина, не отрываясь от ящика, похожего на пианино, сказала:

— Посидите, я сейчас доиграю.

Софья Андреевна играла, низко опустив голову. Ногами она попеременно нажимала на педали, а пальцами задумчиво перебирала белые клавиши. Музыка была грустная.

— Фисгармония, — шепнул Славка. — А это все старинные книги.

Три стены комнаты были заставлены стеклянными шкафами, сквозь стекло виднелись кожаные переплеты с золотым тиснением.

— Она в библиотеке, что ли, живет? — шепотом спросил я.

— Нет, это ей от деда осталось, — так же шепотом ответил Славка. — Он у нее был смотрителем народных училищ.

«Дворянка», — подумал я, украдкой заглядывая в соседнюю комнату. Там громко тикали огромные часы, а на стенах висели картины в золоченых рамах.

Софья Андреевна резко захлопнула крышку инструмента и поднялась.

— Что случилось, мальчики, я вас слушаю. Ты, кажется, Лапин, а это кто?

Славка объяснил, в чем дело.

— Порядок есть порядок, — тряхнула волосами Софья Андреевна. — Это же интернат, а не общежитие. — Она поправила прическу, пристально посмотрела на меня и строго закончила:

— Никаких исключений из правил делать не буду. Когда появляются исключения, падает дисциплина. Если согласны ночевать здесь, я пойду к соседям. Располагайтесь! — и, накинув платок, порывисто вышла за дверь.

— Видишь, какая она у нас, — улыбнулся Славка. — И строгая и добрая. Володька Степанов из нашего класса потерял хлебную карточку, так она с ним своим хлебом делится. Похоронная ей пришла, не находит себе места...

В четыре утра Славка проводил меня на поезд. Увидев, что я оставляю на столе консервы и сахар, он испуганно замахал руками:

— Что ты, что ты, убери сейчас же, а то мне нагорит! У нас ребята кто молоко привозит, кто картошку, но она ничего не берет. Однажды даже нажаловалась директору.

Мать тоже не очень обрадовалась подаркам.

— Мы-то перебьемся с хлеба на квас, а они на фронт едут. К тому же в магазин сегодня привезли сало-шпиг, карточки на жиры отоваривать будем. И картошки немного есть: Петр Михайлович ведерко принес. Отнекивалась, отнекивалась — все же заставил взять. — Мать замолчала, задумчиво посмотрела в окно. — Теперь-то я знаю, почему он в колхоз не шел — из-за председателя, из-за Сущина, который на отца донос написал. Оказывается, этот Сущин в тридцатые годы и кузнецовского брата в тюрьму упрятал, оттого и сыр-бор загорелся. Вот и пойди, разберись в людях.

В школе на пионерском сборе мы зачитали обращение пионеров Татарии. «На защиту Родины и нас, детей, — говорилось в нем, — пошли наши отцы и братья. Самоотверженно, не щадя жизни, защищают они советскую землю от ненавистного врага. Мы также не можем сидеть сложа руки в такой ответственный момент. Докажем подлым фашистам, что у нас, в Советском государстве, все от мала до велика на защите Родины. Если нас не берут на фронт, будем полезными в тылу. Пусть не забывают фашистские палачи, что мы, советские дети, не только умеем хорошо учиться, но и упорно работать на благо нашей социалистической Родины».

— Я уже вам говорила, — оглядела посерьезневших ребят Глафира,— что объявляется подписка на строительство танковой колонны. Некоторые спрашивали, по скольку нужно вносить, а Рогузин интересовался, будет ли за это какой-нибудь значок.

При этом Захлебыш мстительно хихикнул, а Вовка-Костыль уставился в пол.

— Михаил Артамонов внес в фонд обороны часы, которыми его наградил нарком, — повысила голос Глафира. — Артамонов поступил как настоящий патриот своей Родины.

Все ахнули и повернулись к Мишке-Который час. Тот вызывающе улыбнулся и до локтя задрал рукав кителя: на запястье левой руки виднелся только отпечаток браслета.

— Вот это да! — выразил всеобщее удивление Вовка.

— Но других ценностей и денег мы от вас принимать не будем, — продолжала Глафира. — Их заработали ваши родители, и они сами дадут на оборону, сколько посчитают нужным. А вот если мы заработаем деньги сами — это будет настоящий вклад в оборону.

— Значит, учиться не будем? — обрадовался Вовка. В третьем классе он просидел два года, не клеилось у него с учебой и в четвертом.

— От учебы вас никто не освобождает, — постучала карандашом по столу Глафира. — Давайте подумаем, где заработать.

— Пойдем к Савченко, он дом строит, — предложил Кунюша. — Ему сейчас вот как люди нужны, — и он провел по горлу ладонью.

— Держи карман шире, заработаешь! — сверкнул глазами Захлебыш. — Лучше метлы заготавливать.

— А если заготовить для школы дрова? — вспомнил я нашу осеннюю поездку в лес. — Школа за них, наверно, дорого платит.

— Вот это правильно,— одобрила Глафира.— Мы с Елизаветой Петровной так и договорились, только хотели, чтобы до этого вы сами додумались. Летом своими силами отремонтируем школу. И будем как можно больше собирать металлолома.

После собрания стали репетировать новогодний концерт. Политическая пьеска всем ребятам понравилась, только никто не хотел играть в ней Гитлера.

— Заставить Рогузина, — не то в шутку, не то всерьез выкрикнул Кунюша. — У него прическа похожая.

— А у тебя руки загребущие, как у него — буркнул Вовка, украдкой сплевывая под парту.

Глафира стукнула ладонью по парте:

— Кто больше получит за неделю плохих оценок, тот и будет исполнять эту роль. А теперь давайте послушаем Надю.

Надя вышла вперед, строго оглядела всех и начала декламировать:

Стихи были необыкновенными, возвышенными и тревожными одновременно. Казалось, что стены раздвинулись, и мы сами видели, как по черному сумраку ленинградских улиц шагает с высоко поднятой головой Киров и мостовая гулко звенит под его ногами.

• Предыдущая
• 30/36
• Следующая