Тристан и Изольда - Бедье Жозеф - Страница 11

• Предыдущая
• 11/26
• Следующая

Марк ответил гневно:

— Не будет им ни отсрочки, ни милости, ни защиты, ни суда. Клянусь Господом, Творцом мира, если кто посмеет просить меня об этом, его первого сожгут на костре.

Он приказал развести огонь и привести из замка Тристана. Терновник пылает, все молчат, король ждет.

Слуги добежали до покоя, где под крепкой стражей находились любящие. Тристана схватили за руки, спутанные веревками. Клянусь Богом, что за подлость была так связать его! Он плачет от обиды, но к чему эти слезы? Его тащат позорным образом, а королева восклицает, почти обезумев от горя:

— Быть убитой для твоего спасения — вот что было бы мне великой радостью!

Стража и Тристан выходят из города, направляясь к костру, но за ними мчится всадник, догоняет их, соскакивает на ходу с боевого коня: это Динас, славный сенешал. При вести о случившемся он выехал из своего замка Лидана; пена, пот и кровь струились с боков его коня.

— Сын мой, я спешу на королевский суд! Господь, быть может, внушит мне такой совет, который вам обоим будет пригоден; по крайней мере. Он и теперь дозволит мне сослужить тебе малую службу. Друзья, — сказал он слугам, — я желаю, чтобы вы вели его без пут.

Динас разрубил позорные веревки и прибавил:

— Если он попытается убежать, разве не при вас ваши мечи?

Он поцеловал Тристана в уста, снова сел на коня и умчался.

Послушайте же, каково милосердие Божие! Не желая смерти грешника, Господь внял слезам и воплям бедных людей, которые молили Его за мучимых любящих. У дороги, по которой проходил Тристан, на вершине скалы возвышалась над морем обращенная к северу часовня. Стены задней ее стороны были расположены на краю берега, высокого, каменистого, с острыми уступами; в ее абсиде, над самой пропастью, было расписное окно искусной работы какого-то святого человека. Тристан сказал тем, кто его вел:

— Видите ли вы эту часовню, добрые люди? Позвольте мне войти в нее. Смерть моя близка, я помолюсь Богу, чтобы Он простил мне мои прегрешения. У часовни всего один выход, а у каждого из вас есть по мечу; вы хорошо понимаете, что я могу выйти только этой дверью и что, когда я помолюсь, мне придется волей-неволей отдаться в ваши руки.

Один из стражей сказал:

— Разумеется! Отчего ему не позволить?

Они дали ему войти. Он кинулся внутрь часовни, пробежал мимо алтаря, подскочил к окну в абсиде, схватился за него, открыл и прыгнул наружу… Лучше это падение, чем смерть на костре, да еще перед таким сборищем!

Знайте, добрые люди, что Бог смиловался над ним: ветер надул его одежду, подхватил его и опустил на большой камень у подножья скалы.

До сих пор еще корнуэльцы зовут этот камень "Прыжок Тристана".

А перед церковью все его ждали, но тщетно: Бог принял его теперь под свою защиту. Он бежит, рыхлый песок осыпается под его ногами. Он падает, оборачивается, видит вдали костер: пламя трещит, дым поднимается столбом… Он бежит.

Схватив меч, опустив поводья, Горвенал вырвался из города: король сжег бы его самого вместо его господина. На поляне он нагнал Тристана.

— Бог помиловал меня, наставник! — воскликнул Тристан. — Но к чему мне это, несчастному? Если нет со мною Изольды, все утратило для меня цену. И зачем не разбился я при моем падении! Я спасся, Изольда, а тебя убьют. Ее сжигают из-за меня, из-за нее умру и я.

Сказал ему Горвенал:

— Дорогой мой господин, успокойся, не слушайся голоса гнева! Видишь ты этот частый кустарник, окруженный широким рвом? Спрячемся там: много людей проходит по этой дороге, они нас оповестят, и если, сын мой, Изольду сожгут, клянусь Богом, Сыном Марин, никогда не ночевать мне под кровлей до того дня, когда мы за нее отомстим.

— Но у меня нет меча, дорогой наставник!

— Вот он, я его привез тебе.

— Хорошо, милый наставник: теперь я не боюсь ничего, кроме Бога.

— Да еще, сын мой, есть у меня под платьем такая вещь, которая тебя порадует, — панцирь, крепкий и легкий, он может тебе сослужить службу.

— Дай его сюда, дорогой наставник; клянусь Богом, в которого верую, что теперь я освобожу мою милую.

— Не торопись! — сказал Горвенал. — Господь, без сомнения, уготовил тебе какое-нибудь более надежное отмщение. Подумай, что приблизиться к костру не в твоей власти: горожане окружают его, а они короля боятся. Может быть, тот или другой и желает твоего освобождения, но он первый же тебя и ударит. Ведь правильно говорят, сын мой: отчаянность — не храбрость. Погоди…

Случилось, что когда Тристан бросился со скалы, какой-то бедный человек из мелкого люда увидел, как он поднялся и побежал. Он поспешил в Тинтагель, прокрался в комнату Изольды и сказал ей:

— Не плачьте, государыня, ваш друг спасся.

— Да будет благословен Господь! — промолвила она. — Пусть теперь меня вяжут или развязывают, щадят или казнят, мне нет заботы.

Предатели так скрутили веревками кисти ее рук, что потекла кровь, и она сказала, улыбаясь:

— Если бы я заплакала от этого мучения теперь, когда Господь в милосердии своем только что вырвал моего милого из рук предателей, чего бы я стоила?

Когда до короля дошла весть, что Тристан бежал через окно часовни, он побледнел от гнева и приказал своим людям привести Изольду.

Ее влекут. Она появляется на пороге залы, протягивая свои нежные руки, из которых сочится кровь. Крик несется по всей улице: "Боже, смилуйся над ней! Благородная, достойная королева, в какую печаль ввергли нашу страну те, что предали тебя! Будь они прокляты!"

Королеву приволокли к костру из пылающего терновника. Тогда Динас из Лидана пал к ногам короля:

— Внемли мне, государь! Я служил тебе долго, честно, и верно, и не ради выгоды: нет такого бедняка, сироты, старухи, которые дали бы мне денежку за сенешальство, которое я держал от тебя в течение всей моей жизни. В награду за это помилуй королеву. Ты хочешь сжечь ее без суда — это преступление, ибо она не признается в том, в чем ты ее обвиняешь. К тому же размысли: если ты сожжешь ее, не будет больше мира в твоей стране. Тристан убежал, ему хорошо известны равнины, леса, переправы и проходы, а он смел. Конечно, ты его дядя, он не нападет на тебя самого, но он перебьет всех баронов, твоих вассалов, какие ему попадутся.

Слышали это четыре предателя и побледнели; им уже виделся Тристан, поджидающий их в засаде.

— Государь! — сказал сенешал. — Если правда то, что я верно тебе служил всю жизнь, отдай мне Изольду: я тебе отвечаю за нее как ее страж и поручитель.

Но король взял Динаса за руку и поклялся именем всех святых, что он тотчас свершит суд.

Тогда Динас поднялся и сказал:

— Я возвращаюсь в Лидан, государь, и бросаю вашу службу.

Грустно улыбнулась ему Изольда. Он сел на своего боевого коня и удалился, печальный и угрюмый, потупив голову.

Изольда стоит перед костром. Окружающая ее толпа кричит, проклиная короля, проклиная предателей. По лицу

Изольды текут слезы. Она одета в узкое платье серого цвета с тонкой по нему золотой полоской; золотая нить вплетена в ее волосы, спадающие до ног. Кто бы увидел ее столь прекрасной и не пожалел, у того сердце предателя. Боже, как крепко связали ей руки!

Случилось, что сто прокаженных, обезображенных, с источенным белесоватым телом, приковыляли на костылях под звуки своих трещоток и столпились у костра; и из-под распухших век их налитые кровью глаза любовались зрелищем.

Ивен, самый отвратительный из больных, закричал королю пронзительным голосом:

— Ты хочешь, государь, предать огню свою жену? Наказание справедливое, но слишком скорое. Быстро сожжет ее это сильное пламя, быстро рассеет буйный ветер ее пепел; и когда пламя потухнет, муки ее прекратятся. Хочешь ли, я научу тебя худшему наказанию, такому, что она будет жить, но с великим позором, вечно желая себе смерти? Хочешь ли того?

Король ответил:

— Пусть живет, но с позором, что хуже смерти. Кто научит меня такой казни, того я особо возлюблю.

— Итак, скажу коротко свою мысль, государь. Видишь ли, у меня сто товарищей. Отдай нам Изольду — пусть она будет наша. Недуг разжигает наши страсти. Дай ее твоим прокаженным. Никогда женщина не будет иметь худшего конца. Посмотри, как лохмотья

• Предыдущая
• 11/26
• Следующая