Очерки истории российской внешней разведки. Том 1 - Примаков Евгений Максимович - Страница 31

Что же все-таки казалось странным в этой леди жителям Брайтона? Причина была очень проста: такая важная — и вдруг разгуливает пешком, в одиночку, без кареты, без всякого сопровождения! По тогдашним понятиям это выглядело совершенно диковинно.

А леди между тем совсем не нравилось быть в центре всеобщего внимания. А тут, как назло, в одной из узеньких торговых улочек навстречу ей скачет элегантная всадница. Конечно же, знакомая: леди Кэролайн Лэм, жена родовитого аристократа, члена парламента Уильяма Лэма, одного из кандидатов в премьер-министры Англии. Только этого еще не хватало! Леди Кэролайн — у всех на слуху, писательница, одна из самых эксцентричных особ британского высшего света, известная своим скандальным любовным романом с лордом Байроном…

Но отступать и прятаться некуда. Леди Кэролайн уже увидела, узнала Доротею Ливен, супругу русского посла в Лондоне, и была, конечно, заинтригована столь неожиданной уличной встречей. «Видишь, сама езжу по городу, спрашиваю цен& на сыр и другие продукты, обещала Уильяму сократить расходы по хозяйству, — первой затараторила всадница, явно намекая на то, что ее супружеские отношения с Уильямом в полном порядке, несмотря на разные там «сплетни» о Байроне. — А что здесь делаешь ты, милочка?»

От ехидного вопроса этой маленькой, ловко сидящей в седле «амазонки» Доротея была готова провалиться сквозь землю. Ответила что-то невнятное, не очень учтивое и тут же поспешила прочь, провожаемая еще одним недоуменным взглядом.

А что ей оставалось делать? Не могла же она сказать, что собирается отправить тайное письмо, да еще какое: состоящее из четырех вложенных один в другой конвертов!

Внешний конверт был адресован секретарю австрийского посольства в Лондоне Нойманну; второй, лежащий внутри, был с тем же адресом и запиской: «Нет нужды объяснять вложенное, мой дорогой друг». Третий конверт адресовался некоему джентльмену по имени Флорет, и внутри находился четвертый, без адреса, содержащий само послание. А послание — не что иное, как запись последней конфиденциальной беседы Доротеи с самим королем, содержащей уйму ценнейших политических сведений…

У читателя, видимо, уже нет сомнений, что это «послание» представляло собой шпионское донесение. Но если бы оно даже попало в руки британских спецслужб, то надо было бы еще доказать, что оно адресовано главному вершителю европейских судеб того времени, всесильному и вездесущему австрийскому канцлеру Меттерниху. А оно было адресовано именно ему, прикрытому псевдонимом «Флорет».

Доротее наконец удалось благополучно, без свидетелей, отправить письмо, одно из многих десятков донесений Меттерниху от женщины, которую он, по всей вероятности, любил и, уж вне всякого сомнения, считал своим ценным агентом, женщины, до сих пор до конца не разгаданной.

Даша, Доротея, Дарья Христофоровна, в девичестве фон Бенкендорф, сестра знаменитого николаевского шефа жандармов, родилась в 1785 году в семье рижского военного губернатора. Ее мать, урожденная баронесса Шиллинг фон Канштадт, была близкой подругой великой княгини Марии Федоровны, супруги будущего императора Павла I.

Воспитывалась Даша в Смольном институте под непосредственной опекой самой Марии Федоровны, которая по окончании учебы пожаловала четырнадцатилетнюю девочку в свои фрейлины. В 1800 году при участии Марии Федоровны Дашу выдают замуж за любимца императора Павла, двадцатитрехлетнего военного министра, графа Христофора Андреевича Ливена (1777–1838).

Военный министр в двадцать три года? Случай действительно весьма необычный даже по тем временам, когда не редкостью были двадцатилетние полковники и даже генералы. Благодаря каким же талантам Христофор Андреевич столь «молниеносно» продвинулся вверх по карьерной лестнице?

Талантов особых у него не было, и он в них, в общем-то, не нуждался. Его «ранний взлет» объясняется совсем другими причинами, а именно волей сложившихся обстоятельств.

Как известно, между царицей Екатериной II и ее сыном цесаревичем Павлом чуть ли не с самого его рождения возникли и развивались неприязненные отношения. С 1783 года цесаревич жил в отчуждении от матери, в Гатчине, где имел «свой двор» и даже свое небольшое «гатчинское» войско. Время от времени Екатерина вспоминала о том, что у нее есть сын, а также внуки и внучки. Императрица понимала, что они — будущие наследники престола, и в этом смысле их воспитание и дальнейшая судьба были ей, конечно, не безразличны. По ее собственному выбору в воспитательницы к дочерям и сыновьям цесаревича Павла была назначена графиня Шарлотта-Екатерина Карловна Ливен, которую она лично знала и доверяла ей.

В дальнейшем получилось так, что к графине стали относиться с симпатией и доверием цесаревич Павел, его шесть дочерей, а также сыновья Александр (будущий император Александр I), Константин, Николай (будущий император Николай I) и Михаил. Все они благоволили и к сыну графини — Христофору, которому в 1783 году, ко времени создания «гатчинского двора», исполнилось всего шесть лет. Но уже с тех пор он был потенциально «зачислен» в царедворцы.

После смерти Екатерины II в 1796 году цесаревич Павел, став императором всероссийским, первым делом решил сменить все, что было связано с памятью матери, в том числе и придворный штат, заведя при дворе свои собственные порядки и посадив на все правительственные должности «своих людей». Так молодой граф Христофор Андреевич получил один из наипервейших постов в государстве.

А его матушка — графиня Шарлотта-Екатерина Карловна, которая еще при Екатерине Великой сумела снискать уважение и доверие всей царской семьи, неизменно оставалась в большом фаворе при дворе в течение четырех царствований. В 1826 году по случаю коронации Николая I Шарлотта-Екатерина Ливен с нисходящим потомством (т. е. своими детьми, внуками и т. д.) была возведена в княжеское достоинство с титулом светлости и умерла в 1828 году глубокой старухой.

Таким образом, Дарья Христофоровна с ранней юности находилась в близких отношениях с царствующей семьей и была в курсе всех интриг и положения дел при дворе. По свидетельству современников, она не отличалась классической красотой, была сухощава, выше среднего роста. И, тем не менее, какой-то особый «шарм», острый ум, наблюдательность, умение вызвать к себе интерес у собеседника делали ее не только привлекательной для молодых царедворцев, но и прямо-таки душой этого весьма узкого, элитарного общества. Это не совсем нравилось ее мужу. Как-то стало общим мнением, что его личность меркла и подавлялась даровитостью и неисчерпаемой энергией супруги.

Граф Христофор Андреевич сумел избежать опалы после убийства Павла I. К убийству, впрочем, он никакого отношения не имел; пользовался доверием восшедшего на престол Александра I, был с ним под Аустерлицем и в Тильзите, а в 1809 году был назначен послом в Берлине.

В 1812 году после возобновления дружественных отношений с Великобританией граф Ливен направляется послом при Сент-Джеймском дворе и остается там до 1834 года, когда уже при императоре Николае I, став (по матери) светлейшим князем, назначается членом Государственного совета и попечителем наследника престола — великого князя Александра Николаевича.

Пройдя «азы» дипломатической школы в Берлине, молодая графиня Ливен в Лондоне, по выражению известного писателя-мемуариста первой половины XIX века Ф.Ф. Вигеля, «при муже исполняла должность посла и советника и сочиняла депеши». Графиня создала в Лондоне блестящий салон, где собирались дипломатические знаменитости, выдающиеся политические деятели самых различных взглядов и направлений. Дарья Христофоровна с ранней юности была прекрасно знакома с интимной стороной дворцовых отношений. Теперь из близкого общения с крупнейшими европейскими деятелями она усвоила тонкости тогдашней международной политики. Она была постоянно в курсе всех важнейших политических новостей, слухов; от ее наблюдательного и острого ума не ускользали малейшие нюансы еще не созревших до конца политических решений. Порой случайно оброненная фраза или намек наводили ее на серьезные размышления, которыми она часто делилась с мужем. Однажды граф Ливен предложил ей самостоятельно составить депешу министру иностранных дел Нессельроде, и вскоре необычайные таланты «посланницы» в Лондоне перестали быть тайной для русского двора.