Очерки истории российской внешней разведки. Том 1 - Примаков Евгений Максимович - Страница 15

Осенью того же года был подписан еще один королевский указ о назначении ему жалованья в сумме трехсот далеров серебром в год, «поелику он нужен нам ради своих сведений о Русском государстве».

Облагодетельствованный беглец, стремясь поскорее заслужить доверие новых хозяев, обращается с благодарственным письмом «к всемощнейшему и высокорожденному государю Карлусу», не забыв назвать его и владыкою лифляндским, зная, как шведские вельможи ревностно реагировали на отсутствие этого титула в царских грамотах. Письмо заканчивалось клятвенным заверением служить королю «до смерти своей без измены», а ежели что не так, то «достоин смертной казни безо всякой пощады». Письмо подписано русскими инициалами «Г.К.К.» и латинскими буквами «Иоганн Александр Селецкий».

Мог ли лицемерный беглец подозревать, что в скором времени его действительно ждет смертная казнь?

Пока такого трагического поворота судьбы ничто не предвещало. Он был зачислен в штат чиновником архива и поселился в южном предместье Стокгольма у служившего в том же архиве переводчика русского языка Даниила Анастазиуса. Здесь-то он и писал свое сочинение «О России в царствование Алексея Михайловича».

…10 сентября 1667 г. в суд низшей инстанции южного предместья Стокгольма явилась молодая взволнованная женщина, назвавшая себя Марией да Фаллентина. Она рассказала, рыдая, что ее жилец по имени Иоганн Александр Селецкий две недели назад, придя домой пьяным, бросился с ножом на ее мужа, королевского переводчика Даниила Анастазиуса, и нанес ему несколько ран, от которых муж спустя две недели скончался. Ее самой не было дома. Прибежавшая на крик свояченица попыталась угомонить Селецкого, но тот ударил и ее кинжалом в грудь. «Неизвестно, останется ли она жива», — добавила женщина.

Кроме показаний о совершенном Котошихиным убийстве сохранился еще один документ — прошение вдовы о возмещении причиненного ущерба. Она обратилась в суд с просьбой помочь ей получить с убийцы плату за стол, комнату и постельное белье, которыми он пользовался больше восьми месяцев, так как ей не на что похоронить мужа. «Все мои сбережения ушли на содержание этого жильца, требовавшего, чтобы всего было вдоволь», — заявила она.

Суд южного предместья передал дело в городской суд, где оно слушалось 11 и 12 сентября 1667 г. Суд вынес приговор: «Поелику русский подьячий Иван Александр Селецкий, называющий себя также Григорием Карповичем Котошихиным, сознался в том, что он 25 августа в пьяном виде заколол несколькими ударами кинжала своего хозяина Даниила Анастазиуса, вследствие чего Анастазиус спустя две недели умер, суд не может его пощадить и на основании божеских и шведских законов присуждает его к смерти. Вместе с тем суд передает это свое решение на усмотрение высшего королевского придворного суда».

Решение королевского суда по делу Котошихина найти не удалось — оно сгорело во время пожара. Однако протоколы заседания Государственного совета от 21 октября 1667 г. свидетельствуют, что вынесенный приговор был утвержден. На этом заседании один из присутствовавших спросил, когда будет казнен русский канцелярист. Ему ответили: в среду. Государственный канцлер граф де ла Гарди интересовался: где будет анатомировано тело казненного — в Стокгольме или Упсале? Кто-то высказал мнение, что это должен сделать в Стокгольме прибывший из Упсалы знаменитый шведский хирург Олаф Рудбек. Член Государственного совета Петр Браге возражал, опасаясь, что вся эта история вызовет недовольство в России. Он сослался на уже имевшие место разговоры с только что прибывшим в Стокгольм русским послом Иваном Леонтьевым, который узнал, где находится Котошихин, и настойчиво требовал его выдачи. Послу на это ответили, что последнее преступление Котошихин совершил в Швеции, поэтому здесь и должен быть наказан. На следующий день при вторичном обсуждении вопроса г-н Браге заявил: если русский посол пожелает, ему будет предоставлена возможность удостовериться в том, что приговор приведен в исполнение.

Последнее свидетельство о судьбе беглого подьячего сохранилось в приходно-расходной книге стокгольмской канцелярской коллегии за 1667 год. В ней отмечено, что в связи с казнью Селецкого причитающееся ему жалованье поступило в доход казны. 8 ноября 1667 г. коллегия вынесла решение о назначении вдове убитого переводчика Анастазиуса ежегодного пособия в сумме восьмидесяти четырех с половиной риксдалеров серебром из жалованья Селецкого.

Сохранились любопытные подробности о судьбе останков казненного Котошихина. Об этом своя история. В 1837 году русский ученый Сергей Васильевич Соловьев, проводя отпуск в Швеции, решил поискать в местных библиотеках и архивах древнерусские рукописи. Среди прочих интересных материалов его внимание привлекла старинная рукопись на шведском языке «О некоторых русских обычаях». Это было сочинение Григория Котошихина, переведенное на шведский язык Олафом Боргхузеном. В предисловии к переводу Боргхузен дает краткий биографический очерк о Котошихине и, в частности, сообщает, что после казни его тело было перевезено в Упсалу и анатомировано там Олафом Рудбеком. «Утверждают, — пишет Боргхузен, — что кости его до сих пор хранятся в Упсале, как некий монумент, нанизанные на медные и стальные проволоки».

А может быть, этот скелет используется как наглядное пособие для студентов медицинского факультета старейшего шведского университета в Упсале и в наши дни?

В тринадцать лет Артамон — сын дьяка Сергея Матвеева, выдвинувшегося на дипломатической службе при царе Михаиле Федоровиче, — был взят во дворец. Будучи старше наследника престола царевича Алексея Михайловича на четыре года, он рос и воспитывался вместе с ним. Позднее они даже состояли в некотором родстве. Дело в том, что Артамон Матвеев был женат на Евдокии Григорьевне Гамильтон, происходившей из знатного шотландского рода, обосновавшегося в России еще при Иване Грозном, а родной дядя царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной, второй жены Алексея Михайловича, был женат на племяннице Евдокии Григорьевны — тоже из семьи Гамильтонов.

В 1653 году Артамон Матвеев — особо доверенное лицо — направляется Алексеем Михайловичем на Украину для приведения малороссиян, как тогда было принято говорить, в подданство России. В последовавшей за этим войне с поляками он способствовал освобождению Смоленска, начальствовал в битве против поляков при Каменец-Подольском, осаждал Львов и вместе с князем Ромодановским отвоевал Чернигов. Впоследствии он дважды направлялся в Литву и Польшу для конфиденциальных переговоров с гетманом Гонсевским об избрании царя Алексея польским королем. В 1669 году он направляется царем на Глуховскую раду, где успешно отстаивает невозвращение Киева полякам. Позднее Алексей Михайлович назначает его главой двух важнейших царских приказов — Малороссийского и Посольского, из думных дворян жалует в окольничие, а затем и в ближние бояре.

Современники отмечали его особое умение ладить с людьми, не задевать самолюбие строптивых придворных бояр, уходить от конфликта, его верность и преданность Алексею Михайловичу. Но не только это сделало его царским любимцем.

Артамон Матвеев был одним из наиболее видных лидеров нарождающейся новой России. Крупный государственный деятель, выдающийся дипломат, военачальник, разведчик, писатель, историк, основатель русского придворного театра — вот лишь неполный перечень многогранных ипостасей этого человека. Наряду с такими известными деятелями, как Ордин-Нащокин, он входил в образовавшуюся вокруг царя «избранную думу» преобразователей, «западников», людей новых, в основном «худородных», которые служили при дворе своеобразным противовесом родовитым представителям старины. Трудами преобразователей укреплялась государственная система, создавалась дипломатическая служба, значительно расширялись контакты с зарубежными странами, реформировалась армия по западному образцу, все чаще стали говорить о необходимости выхода к морю и создания собственного флота.