Чокнутая с кисточкой (СИ) - "Алекс Регул" - Страница 24

• Предыдущая
• 24/34
• Следующая

- А я? Валерия, я есть в твоих планах?

Она промолчала. Он ещё несколько секунд подождал, потом тихо встал с кровати и подошёл к двери.

– Надумаешь ответ, позвони и я приеду.

Тихо выйдя из комнаты, он прикрыл за собой дверь. В коридоре было тихо. Нина и Миша еще спали. Максим открыл входную дверь и вышел из квартиры. Уже стоя на лестничной площадке в ожидании лифта, он услышал щелчок дверного замка. Это Валерия, тихо подойдя к двери, закрыла её. Звук закрывающегося замка был для Максима красноречивее многих слов, так и не сказанных Валерией. Она предпочла, чтобы он ушёл.   

***   

Она не звонила. Он тоже. Богдан по просьбе Валерии вернул Опель и через неделю Максим машину продал. Больше его и Валерию  ничего уже не связывало. Они стали жить каждый своей жизнью. Изредка до Максима доходили известия через Богдана о ней. Так он узнал, что она перевелась на заочное отделение. Машина, купленная ею в кредит, хоть и была отечественная, но была новая, поэтому вложений на ремонт и обслуживание практически не требовала от своей хозяйки.

Пару раз Максиму звонила Нина, она жалела, что он перестал их навещать. Звала в гости. Максим, ссылаясь на занятость, отказывался и передавал привет Михаилу. Но заведомо не упоминал о Валерии. О которой, конечно же, думал. И тосковал. С улыбкой, вспоминая их каждую встречу.

***

Конец первой части. 

***

***

Часть вторая

«На костылях»

***

Немного уставший после ночного дежурства Максим вышел из здания клиники и отправился к своей машине. Холодный ноябрьский воздух придал бодрости. Посмотрев на свой испачканный внедорожник, ездивший накануне по грязным дорогам мокрым после дождя, Максиму захотелось вернуться домой. Хотя бы для того, чтобы перед тем как завалиться в никем не согретую кровать, помыть своего японского красавца. Особенно ту его сторону, на которую была нанесена красивая аэрография руками той, имя которой он хотел, но не мог забыть.

С того самого дня, как у его внедорожника на левой стороне появилось  изображение гор, Максим перестал мыть автомобиль на мойках. Теперь только руками, и только он сам ухаживал за тем единственным, что осталось от былых отношений.

Которых, по большому счёту-то, и не было.

Он сел в машину, аккуратно выехал с парковки и поехал в сторону  загородного посёлка, где уже третий месяц жил в одиночестве. Вдали от соблазнов, а так же шумного броуновского движения городских улиц. Дорога была не загружена транспортом. Этот факт немного усыпил бдительность. Однако когда в поле зрения появился Камаз, что-то на уровне подсознания ёкнуло. Но, не придав этому особого значения, Максим продолжил свой путь в прежнем скоростном режиме.

Расстояние между машинами неумолимо сокращалось, и в тот самый момент, когда предполагать неладное причин не было, Камаз потерял управление и стал совершать змеевидное движение, выезжая, то на обочину, то на встречную полосу. То, что произошло дальше, заняло несколько секунд. Однако Максим в секунды стресса пережил гораздо большее время. Он успел сообразить, что вероятность избежать аварии на такой высокой скорости минимальна. И ещё ему захотелось, во что бы то ни стало, увести от столкновения левый бок машины. Он повернул руль влево и нажал педаль газа.

Больше он ничего не помнил, только страшный удар, белое твёрдое облако подушек безопасности и…

Потом ещё на какое-то время он приходил в себя. Осознал, что его грузят в реанимобиль. А потом тишина… до того самого момента, как он очнулся под пиканье аппаратуры измеряющей давление, ритм сердца и его температуру. Было прохладно. Чисто и светло. И кроме этого периодического звука отбивающего ритм, можно сказать, было спокойно. Тело болело. Максим знал, чем может обернуться авария для него. Боясь столкнуться с пугающей действительностью он, преодолевая страх, стал давать своему телу задания.

Левая рука.

Пальцы сжались в кулак, ногти упёрлись в ладонь и причинили ему боль радости за дееспособность. То же самое он попытался сделать с правой рукой. Но ничего не почувствовал! Ещё раз… Результат тот же. Максим попытался сжать и разжать пальцы ног. Левая сторона реагировала на команды, но не правая. Все попытки, хотя бы привстать, не увенчались успехом. Он только поёрзал по кровати и всё. В горле пересохло, очень хотелось пить. Та капельница, что сейчас вливала в травмированное тело живительную жидкость, не утоляла жажду.

Максим попытался привлечь внимание медсестры, которая суетилась в соседнем боксе. Посмотрев через стеклянную перегородку, он с надеждой подумал, что разделяет палату интенсивной терапии с водителем Камаза. Мысль, что водитель тоже выжил, грела душу.

Вскоре  медсестра его заметила и  подошла.

- Как Вы себя чувствуете? – спросила она.

- Живой и слава Богу, – плохо выговаривая слова, отозвался Максим. – А как другой водитель, жив?

- Жив. Он отделался несколькими царапинами, но сейчас лежит в четвёртой больнице в кардиологии. У него был сердечный приступ, он потерял управление машиной, не смог вовремя затормозить и спровоцировал столкновение с Вами. После аварии, именно он  вызвал помощь.

- Вы так хорошо осведомлены о случившемся?

- Максим Геннадьевич, а как же иначе, Вы же нам не чужой.

Максим внимательней посмотрел на медсестру и признал в ней знакомое лицо.

- Кажется, Вас зовут Вера? – тихо спросил он.

- Да, – улыбнулась Вера.

- Как давно я тут? И какие у меня повреждения? Я плохо чувствую правую сторону.

- Вы у нас двое суток. После аварии Вас увезли в четвёртую, но потом, благодаря стараниям Вашего отца и нашего главврача, Вас привезли к нам. А на все вопросы относительно вашего здоровья Вам ответит Олег Юрьевич.

- Вера! – требовательно остановил Максим начинающую отходить от него медсестру. – Я должен знать. Ответь, всё так серьёзно?

Она остановилась, повернулась к нему, сделала пару шагов к кровати и поправила одеяло. 

- Вам, наверное, холодно. Я ещё одно одеяло принесу. Извините, мне нужно оповестить Олега Юрьевича и Вашего отца, что Вы пришли в сознание.

Через секунду она скрылась в коридоре. Глаза стали наливаться свинцом и Максим вновь провалился в небытие.

*** 

Спустя несколько недель он уже и не вспоминал ту короткую встречу с Верой, которая лишила его надежды на скорое выздоровление. Максим в результате аварии сильно повредил тазобедренный сустав. Который, благодаря сложной операции был заменён на имплантант. Однако в данный момент Максим даже ходить не мог. Всё передвижения им осуществлялись с помощью инвалидной коляски, в которую он попадал с помощью отца или медсёстёр. К тому же переломанная, всё ещё загипсованная, правая рука дополнительной обузой легла на процесс его выздоровления.

Но ключевое слово было - выздоровление. Именно ради него были брошены все силы и возможности отца Максима. От самого Максима требовалось только не унывать и ждать. Но ждать чего? Рука срасталась плохо. Раздробленные кости лишили кисть былой ловкости. Максим не мог писать или держать ложку в правой руке. Очень скоро отпала необходимость орудовать кухонными приборами. Максим, осознав, что потерял профессию, приобрёл депрессию и лишился аппетита. От чего  начал терять в весе. Что так же осложняло процесс выздоровления.

Когда его выписали из больницы, он немного приободрился, но только до того момента, пока не принял тяжёлое решение. Он посчитал, что в инвалидном кресле, без достойной работы, он утратил статус Мужчины в полной мере этого слова. А стало быть, теперь не имеет права добиваться любимой женщины. Он даже запретил себе думать о ней. И отгонял мысли о Валерии, словно боялся мучительно и болезненно обжечься об них.

Геннадий Витальевич настаивал чтобы сын жил с ним, но Максим категорически отказался и после того как загородный дом оборудовали пандусами, он вернулся домой. Отец его стал навещать каждый день, сёстры приезжали регулярно. После того как гипс с руки сняли и Максим наловчился самостоятельно садиться и выбираться из инвалидной коляски, его семья, по требованию Максима, отказалась от услуг сиделки.

• Предыдущая
• 24/34
• Следующая