Дело об опеке - де Бальзак Оноре - Страница 14

• Предыдущая
• 14/16
• Следующая

— Несчастного звали Жанрено, — продолжал он. — Имя это должно объяснить вам мое поведение. Я не мог вспоминать без острого стыда о позорной тайне, запятнавшей прошлое нашего рода. Это богатство дало возможность деду жениться на девице Наваррен-Лансак, наследнице всех владений младшей ветви этого рода, в то время более богатой, чем старшая. Так отец стал одним из крупных землевладельцев королевства. Он женился на моей матери, представительнице младшей линии рода Гранлье. Состояние, нечестно нажитое, как это ни странно, пошло нам впрок. Решив немедленно исправить зло, я написал в Швейцарию и не успокоился, пока не напал на след потомков этого протестанта. В конце концов я узнал, что Жанрено, дошедшие до полной нищеты, покинули Фрейбург и вернулись во Францию. И вот мне стало известно, что наследник этой несчастной семьи — господин Жанрено, скромный лейтенант кавалерийских войск Бонапарта. С моей точки зрения, права семьи Жанрено бесспорны. Но, чтобы восстановить их права, надо было привлечь к ответственности фактических владельцев земель, не так ли, сударь? К каким же властям могли обратиться эти изгнанники? Суд ждет нас на небесах, или, вернее, он здесь, — сказал маркиз, ударяя себя в грудь. — Я не хотел, чтобы сыновья думали обо мне так, как я думаю о своем отце и предках: я хотел, чтобы они унаследовали незапятнанный герб и состояние, я не хотел, чтобы мое поведение дало повод считать благородство пустым звуком. К тому же, рассуждая исторически, какое право имеют на земли, добытые преступной конфискацией, эмигранты, восстающие против конфискаций революционных? В лице же господина Жанрено и его матери я встретил щепетильно честных людей: послушать их, так покажется, что они меня грабят. Несмотря на все мои уговоры, они согласились принять лишь то, что стоили эти земли в ту пору, когда наш род получил их от короля. Стоимость эту мы определили в миллион сто тысяч франков, причем они предоставили мне право выплаты по собственному моему усмотрению и без всяких процентов. Мне пришлось отказаться на длительный срок от всех доходов, чтобы выполнить это обязательство. И вот тогда, сударь, рассеялись мои иллюзии относительно госпожи д'Эспар. Когда я предложил ей покинуть Париж и поселиться в провинции, где на половину наших доходов мы могли бы прилично прожить и таким образом скорее выплатить долг, о котором я рассказал ей, не касаясь кое-каких тяжких обстоятельств этого дела, госпожа д'Эспар сочла меня сумасшедшим. Тогда я понял истинный характер жены; она с легким сердцем одобрила бы поведение моего деда, нисколько не думая о гугенотах; испугавшись ее бессердечности и равнодушия к детям, которых она отдала мне без всякого сожаления, я расстался с нею, оставив ей все ее состояние и уплатив наши общие долги. Она заявила, что не желает расплачиваться за мои глупости. Не имея достаточных средств на жизнь и образование сыновей, я решил воспитывать их сам и сделать их мужественными и подлинно благородными людьми. Я приобрел на свои доходы процентные бумаги, мне удалось расплатиться скорее, чем я надеялся, так как я выиграл на повышении процентов. Оставив себе с сыновьями четыре тысячи ливров, я мог бы выплачивать только двадцать тысяч экю в год и освободился бы от лежащих на мне обязательств только лет через восемнадцать; однако недавно я выплатил уже все — миллион сто тысяч франков. Итак, я счастлив, что исполнил свой долг, не причинив ни малейшего ущерба сыновьям. Таковы, сударь, причины, побуждавшие меня выплачивать деньги госпоже Жанрено и ее сыну.

— Итак, — спросил Попино, сдерживая волнение, вызванное этим рассказом, — маркиза знает причину вашего отшельничества?

— Да, сударь.

Попино достаточно красноречиво пожал плечами, порывисто встал и открыл дверь кабинета.

— Ноэль, вы можете идти, — сказал он протоколисту. — Сударь, — продолжал следователь, — хотя после того, что вы рассказали, мне все ясно, я, однако, хотел бы услышать от вас кое-что и о других фактах, упоминаемых в прошении. Так, вы взялись за коммерческое предприятие — занятие, неподходящее для человека благородного происхождения.

— Неудобно говорить здесь об этом, — сказал маркиз, знаком приглашая Попино последовать за собой. — Нувьон, — обратился он к старику, — я сойду к себе вниз, скоро вернутся дети, оставайся обедать с нами.

— Значит, ваша квартира не здесь, маркиз? — спросил Попино на лестнице.

— Нет, сударь. Я снимаю это помещение под контору типографии. Взгляните, — продолжал он, указывая на объявление, — официально «История Китая» издается не мною, а одним из самых почтенных парижских книгопродавцев.

Маркиз повел следователя на первый этаж.

— Вот моя квартира, — сказал он.

Попино умилила та скорее непринужденная, чем изысканная поэзия, которой дышал этот мирный приют. Погода была чудесная, в широко открытые окна из сада доносился аромат цветов; солнечные блики оживляли слегка потемневшую деревянную обшивку и радовали глаз. Осмотрев все вокруг, Попино подумал, что умалишенный вряд ли был бы способен создать пленительную гармонию, так поразившую его в эту минуту.

«Вот бы мне такую квартиру!» — подумал он.

— Вы скоро собираетесь выехать отсюда? — спросил он маркиза.

— Надеюсь, — ответил маркиз. — Но я подожду, пока младший сын окончит школу и характер у моих детей вполне сложится, только тогда введу я их в общество и допущу близость с матерью; кроме того, я хотел бы, чтобы полученное ими солидное образование они пополнили путешествиями: пусть посетят столицы Европы, понаблюдают людей и нравы, привыкнут разговаривать на языках, которые изучали. Сударь, — сказал он, усаживая следователя в гостиной, — мне неудобно было говорить с вами об издании «Истории Китая» при старом друге нашей семьи, графе де Нувьоне, вернувшемся из эмиграции без всякого состояния; с ним вместе я и затеял это дело, не столько ради себя, сколько ради него. Не посвящая его в причины моего уединения, я сказал ему, что я тоже разорен, но все же у меня еще хватит денег на то, чтобы начать дело, в котором он будет мне полезен. Учителем моим был аббат Грозье; Карл Десятый, в чье владение перешла библиотека Арсенала, когда он был еще только братом короля, по моей просьбе назначил его туда библиотекарем. Аббат Грозье прекрасно изучил Китай, его нравы, обычаи; он приобщил меня к своим знаниям в том возрасте, когда трудно не увлечься до самозабвения тем, что изучаешь. В двадцать пять лет я знал китайский язык и, должен сказать, всегда с невольным восхищением относился к этому народу, завоевавшему своих завоевателей; к народу, чьи летописи восходят ко временам значительно более древним, чем мифологические или библейские времена; к народу, который, опираясь на незыблемые традиции, сохранил в неприкосновенности свою страну, где памятники достигают гигантских размеров, управление превосходно, перевороты невозможны, где идеал прекрасного принимается как принцип бесполезного искусства, где изысканная роскошь достигла предела, а ремесла доведены до совершенства, которого нам не превзойти, меж тем как этот народ не уступает нам даже в тех областях, где мы верим в свое превосходство.

Но если иной раз я и готов подшутить над нашими порядками, сравнивая Европу с Китаем, я все же французский дворянин, а не китаец. Если вас смущает финансовая сторона моего предприятия, я могу вам засвидетельствовать, что мы насчитываем две с половиной тысячи подписчиков на это литературное, иконографическое, статистическое и религиозное монументальное издание, значение которого всеми признано; у нас есть подписчики во всех европейских странах, в одной только Франции мы насчитываем их тысячу двести. Подписная цена на наше издание составляет около трехсот франков, и граф де Нувьон получит на свою долю от шести до семи тысяч ливров дохода, — ведь забота о его благосостоянии и была тайной причиной, побудившей меня взяться за это предприятие. Сам же я рассчитываю доставить на эти доходы кое-какие удовольствия детям. Сто тысяч франков, попутно приобретенные мною, пойдут на оплату уроков фехтования, на лошадей, наряды, развлечения, на обучение изящным искусствам, на уроки рисования, на книги, которые им захочется купить, — на все те прихоти, которые так приятно удовлетворять отцу. Если бы пришлось отказывать в этих радостях моим милым сыновьям, вполне заслужившим их своим трудолюбием, жертва, которую я приношу, чтобы спасти честь нашего рода, была бы для меня еще тягостней. Сказать правду, за те двенадцать лет, что я живу вдали от света, воспитывая сыновей, меня совершенно забыли при дворе. Я отказался от политической карьеры, я утерял славу, освященную историей, не приобрел новой, которую мог бы передать детям, но наш род ничего не потерял, — я вырастил благородных людей. Если я не получил пэрства, то они добьются его честно, посвятив себя служению родине и оказав ей услуги, которые не забываются. Смыв пятно с нашего рода, я обеспечил ему блестящее будущее: разве не выполнил я высокий долг, хотя он и не принес мне ни признания, ни славы? Желаете ли вы получить от меня еще какие-нибудь разъяснения?

• Предыдущая
• 14/16
• Следующая