Последний Порог (ЛП) - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 44

Эффрон отверг это поверхностное мнение. Погода не благоприятствовала, но и такого резкого конца, как казалось, не было. Это утро стало логическим завершением его возрастающего страха. Эффрон уже две десятидневки боролся с неотвязным чувством, что они погибли, поглощены морем, и что его виды на будущее — на его собственное будущее — собирались резко поменяться.

Он хотел ее смерти. Он хотел ее убить.

Теперь он стал сиротой. Теперь его мечта осуществилась, но ее вкус, неожиданно, оказался не таким уж сладким.

— Будь ты проклята, — прошептал он себе под нос, шагая по огромной пристани этого впечатляющего портового города. Это были единственные слова, которые он произнес, даже не потрудившись спросить портовых рабочих, видел ли что-то, или слышал кто-нибудь о подходе "Пескаря Шкипера".

Не было никакого смысла.

А возможно, он боялся, что не было никакого смысла задавать пустые вопросы портовым рабочим Врат Балдура.

Он шел медленно, его неживая рука болталась у него за спиной. Влага вокруг его глаз была больше, чем дождь тяжелого и влажного дня.

В течение многих лет он пытался утвердиться перед своим отцом. Разумеется, он никогда не мог стать воином, каким хотел его видеть Херцго Алегни, с его плечом и бесполезной рукой и дюжиной других менее очевидных или резких недостатков, имеющихся в его хрупкой фигуре. Но, тем не менее, он пытался, каждый день и всеми способами. А принадлежал ли чернокнижник в Царстве Теней самому себе когда-либо в жизни? Он случайно услышал, что даже Дрейго Проворный не был таким успешным, как Эффрон сейчас, пока ему не исполнилось сорок лет, хотя Эффрон был вдвое моложе.

Он жил своей жизнью со смелостью и дисциплиной, и даже лорды Нетерила, время от времени, принимали его во внимание.

Чем-то из этого мог гордиться Херцго Алегни?

Эффрон честно не знал. Если это так, его жестокий отец-тифлинг никогда этого не показывал. И даже в тех немногих случаях, когда слова или взгляд Херцго Алегни возможно говорили об отцовской гордости, жестокий опыт, научил Эффрона рассматривать их больше как манипуляцию, чем что-либо еще, как будто эгоцентричный Херцго Алегни повышал мораль Эффрона, потому что хотел получить из него нечто большее.

Эффрон рассматривал возможность того, что у него не было более глубоких чувств к Алегни, чем он питал к Далии.

Ах, Далия. Для Эффрона она была камнем преткновения, предельной болью, отчаянным вопросом и неотвязным сомнением.

Она бросила его с утеса.

Его мать полностью отказалась от него и бросила его с утеса.

Как она могла так поступить?

Как он ее ненавидел!

Как он отчаянно желал ее убить!

Как он нуждался в ней.

Он не мог собраться с мыслями, в этот тоскливый день эмоции нападали на него со всех сторон. Теперь, на этой пристани сегодня утром, он принял тот факт, что она погибла, и волны, идущие к нему с разных сторон, катились и поднимались, накатывались и сталкивались посреди его сознания.

— Ха! — раздался крик, когда он проходил мимо пары пожилых людей, один из них со шваброй, а другой с парой ручных багров для разгрузки мешков зерна.

— Я же говорил, что сегодня уродец не будет спрашивать! — продолжил вооруженный баграми старик и издал визгливый смешок.

— Ты смеешься надо мной? — сурово спросил Эффрон.

— Не-а, дьяволенок, он просто смеется над собственным предсказанием, — ответствовал человек со шваброй. — Он сказал, что сегодня ты не спросишь о "Пескаре Шкипере".

— И скажи на милость, откуда он это знает?

— Потому что сегодня пришло известие, — сказал старик и снова засмеялся, хотя его смех больше походил на кудахчущий кашель. — Он там, севернее и западнее. Мешают шторм и ветер, но его паруса могут показаться на горизонте перед закатом. В любом случае, он придет завтра.

Эффрон старался сохранять спокойствие, но знал, что дрожит, ибо чувствовал, что колеблется его безжизненная рука. — Откуда ты знаешь? Скажи мне. Скажи!

Другой товарищ поднял свою швабру и указал ею на судно, которое, очевидно, только что пришло, поскольку его экипаж все еще работал и не сошел на берег. — Они его видели в последние трое суток. Под флагом Курта. Лусканское судно, и они узнали "Пескаря Шкипера".

Эффрон безучастно посмотрел на другое судно, но его мысли лились потоком вдоль аллей потерянной нити. Далия. Вероятно она на борту, и вероятно живая.

Далия, у которой были ответы на его вопросы, очень страшные и нужные Эффрону.

Только теперь ему пришло в голову, что нетерпение, которое тянуло его в порт в последние дни, могло дорого ему обойтись.

— Послушайте, — решительно сказал он паре. — У меня для вас монета. Золотая монета.

— Продолжай, — промолвил мужчина со шваброй.

— Я хочу знать, кто сойдет с того судна, — пояснил Эффрон. — И я не хочу, чтобы они знали, что я спрашивал.

— Золотая монета? — переспросил старик.

— Золотые монеты, — уверил его Эффрон. — Монет будет больше, чем пальцев обеих твоих и его рук.

— Ищите темного эльфа и эльфийку рядом с ним, — пояснил Эффрон.

— Женщина дроу?

— Нет, только мужчина.

— Эльфиек много. Как мы поймем, что это она?

— Вы поймете, — пообещал Эффрон, его взгляд неумолимо стремился назад к пустым водам, на северо-запад, словно ожидая, что паруса появятся в любой момент. — Вы поймете.

— Он сказал три дня, — промолвил Дзирт, имея в виду время, которое они проведут во Вратах Балдура. Идущая возле него Далия обернулась, чтобы посмотреть на Энтрери, всего в нескольких шагах позади них, она задавалась вопросом, относился ли к нему этот период времени.

Энтрери был удивительно бодр, несмотря на то, что после отплытия из Лускана судно шло смехотворно кружным путем и постоянные задержки в море, он жаловался меньше, чем любой из пятерки, а также большинство членов экипажа. И теперь он улыбался. Он поднял одну руку в направлении Далии и помахал тремя пальцами, подтверждая слова дроу, хотя, подтверждал ли он то замечание или дразнил ее, потому что это относилось к ней, а не к нему, она не могла сказать.

Далия поняла, что она очень хотела видеть Артемиса Энтрери на борту, когда они будут возвращаться, и у нее в голове промелькнуло, что если он не собирался возвращаться, то и она тоже.

— Три дня? — сказала Амбра, они с Афафренфером шли сразу за убийцей. — Ну что ж, тогда пойдемте. Три дня пьянки и гулянки… надеюсь, что здесь, во Вратах Балдура шатается несколько красивых дворфов!

Она завизжала от смеха, а Афафренфер беспомощно покачал головой.

— Хе-хе, я думаю, что качающаяся лодка немного согнула мои ноги! — добавила Амбра и снова завизжала.

— Ну, ты знаешь, что нужно уползать прочь с Лусканской пристани? — послышался голос со стороны, и заставил Далию снова посмотреть вперед, мимо Дзирта на пару портовых рабочих. Один был средних лет, а расцвет второго был далеко позади — судя по его внешности и манерам, свою жизнь он провел в море.

Дзирт и Далия остановились и посмотрели на этих двоих.

— Ах, но не ты дроу, — промолвил старик. Он посмотрел мимо Дзирта на Далию и подмигнул.

Другой человек прислонил свою швабру к плечу, поднял обе руки, пошевелил пальцами и сказал, — Больше золотых монет, чем пальцев.

Далия не знала, что с ними делать и особо не беспокоилась. Она пошла дальше, потянув за собой Дзирта.

— Я считаю, что он просто сделал тебе непристойное предложение, — сказал Энтрери за их спинами, когда они уже далеко отошли.

— Тогда я должна вернуться и поцеловать его, — ответствовала Далия, и все четверо ее спутников скептически на нее посмотрели. — Тогда возьмите его монеты, пробейте его череп и бросьте в море.

Она продолжала беззаботно идти, как будто эта мысль могла бы быть на половину шуткой, но с другой стороны, могла бы и не быть. И ее спутники, видевшие эльфийку-воительницу в действии, допускали любую возможность. И, конечно же, это отразилось во взгляде Дзирта.