Космогония и ритуал - Евзлин Михаил - Страница 58

Поскольку небо и земля были разделены силой, они имеют естественную (энтропическую) тенденцию к обратному смыканию[538], каковая и является содержанием мифов о Улликумми и Горгонах. Мифы о великанах, достигающих головой неба[539] или пытающихся взобраться на мировую гору (Олимп) и достичь таким образом неба[540] используют единый архетипический мотив „свертывания“ мирового пространства посредством соединения разделенных в космогоническом первоакте неба и земли. То обстоятельство, что средством этого соединения служит „гора“, указывает на связь каменности с непространственностью. Представление о небе как о каменной тверди указывает на докосмогоническое состояние как состояние максимальной плотности при нулевом объеме. Поэтому для кастрации Урана и отрезания головы Медузы используется тот же самый инструмент, подобно тому, как для отделения Улликумми от Упеллури и земли от неба служит та же самая пила.

Тройственность Горгон свидетельствует о том, что процесс „смыкания“ не достиг своей критической („нулевой“) точки. „Голова без тела“ может рассматриваться как „нулевая точка“, а трехголовость при сохранении некоторых, даже предельно деформированных элементов тела — как максимальное к ней приближение[541]. Заслуживает внимания следующий вариант приготовительных действий Персея: Афина сопровождает героя на остров Самос, где хранились подобия Горгон, по которым Персей должен был научиться различать смертную Медузу от ее бессмертных сестер. Смертность Медузы можно рассматривать как проницаемость или „пункт“, в котором не произошло еще окончательного уплотнения. С другой стороны, процесс слияния „тройничных сестер“ достиг того предела, когда они почти окончательно сделались одной неразличимой головой.

Аполлодор ничего не сообщает об этом „подготовительном“ путешествии Персея, но подчеркивает „руководство“ богини: «Подойдя близко к спящим сестрам, Персей, руку которого направляла богиня Афина, отвернулся и, глядя в медный щит, где видел отражение Горгоны, обезглавил Медузу» (Bibl., II, IV, 2). Заслуживает внимания и другая деталь: Персей приближается к спящим Горгонам (Apoll., Bibl., II, IV, 2). Ср. Грай, которые спят по очереди. Граи располагаются на периферии „сферы Горгон“ (при „входе“), и поэтому, при всей своей тождественности, они всё же сохраняют „объективный критерий“ отличимости — зуб и глаз, которые есть у одной, когда у других их нет. Таким образом, то, что Граи спят по очереди, а Горгоны — все вместе, можно рассматривать как элемент бОльшей или мЕньшей слитости/различимости. Синхронность действий Горгон и еще в большей степени то, что все сестры терпят наказание за вину одной (Ovid., Met., IV, 798–801), позволяют сделать предположение, что речь идет о трехголовом существе. Это предположение относится равным образом и Граям как к „периферийному дубликату“ Горгон.

„Классическим“ признаком чудовищности является наличие одного элемента вместо многих или многих — вместо одного, ср.: одно тело и три головы (Вишварупа, Герион), одно тело и много рук или голов (Котт, Бриарей, Гиес, Тифон), один глаз (Полифем), один глаз и зуб на три тела (Граи), слепота, или вообще отсутствие глаз (Улликумми), голова без тела (богини-головы, индийский демон Раху). Этот „список“ чудовищ можно было бы продолжить[542]. Все они характеризуются одним амбивалентным признаком: недостаточностью или переизбыточностью элементов тела.

Отличительный признак чудовищности состоит, таким образом, в умножении одного или уменьшении чего-либо, имеющего стабильные количественные и размерные характеристики. Это позволяет сделать предположение, что отношения в теневом (чудовищном) мире, крайние точки которого представляют Граи и Горгоны, должны, определяться принципом „опрокидывания“: то, что было „верхом“, должно стать „низом“, и соответственно, то, что было одним — многим, и наоборот.

Одно тело Горгон, согласно этой „зеркальной“ схеме соответствует трем телам Грай, а три головы — одной. Но поскольку трудно представить три тела и одну голову, „опрокидывание“ реализуется через один зуб и глаз. По описанию Аполлодора, часть тела Тифона «ниже бедер состояла из огромных извивающихся кольцами змей» (Bibl., I, VI, 3), что можно интерпретировать как множественность „тел придатков“.

Согласно каббалистической космогонии, в начале является точка, из которой разворачиваются конкретные пространственные тела. „Чудовищность“ с этой точки зрения может интерпретироваться как указание на трудность выведения пространства из непространственной точки, а также на возможность деформаций (неправильностей) при этом выведении, образами которых являются мифические чудовища.

Горгоны обозначают предел, на котором происходит необратимая деформация пространства. Телесно-пространственная деформация стоит в пропорциональной зависимости от плотности. Соответственно, степень „искривленности“ (деформированности) должна определять степень плотности (массы) тела. О перенесении Персеем отрезанной головы Медузы Грейвс говорит: «Гермес помогал ему нести тяжелую голову»[543]. Эта интерпретация помощи Гермеса как удержания тяжелой головы, хотя она и не находит прямого подтверждения в источниках[544], заслуживает внимания. О тяжести головы Медузы можно утверждать, прежде всего, на основании инструмента, который используется для ее отрезания. Является ли он тем же самым или того же самого типа в данном случает имеет второстепенное значение, поскольку и в том и в другом случае (кастрация Урана и отрезание головы Медузы) используется один и тот же „технический термин“ (άδαμαντίνη ἂρπη), указывающий на сверхтвердость используемого инструмента. Необходимость сверхтвердого инструмента становится вполне понятной, если принять во внимание представления о каменном небе[545]. Следовательно (поскольку используется сверхтвердый инструмент) голова Медузы, как и других Горгон, также должна быть каменной, обладая „плотностью“ и „тяжестью“, для преодоления которых требуется по меньшей мере божественное участие или даже непосредственное действие богини (Hyg., Astr., II, 12, 2).

Помощь Афины, таким образом, может рассматриваться как направляющая (неразличимые для человека головы Горгон) и увеличивающая силу (божественная рука увеличивает бесконечно силу человеческой, благодаря чему рассекается сверхплотная „материя“ шеи Горгоны). Космогоническое значение отсечения головы Медузы раскрывается полнее при анализе его последствий: из шеи Горгоны выходят крылатый конь Пегас и Хрисаор, родитель трехголового Гериона. Важно отметить следующую особенность Гериона: «он обладал телом, сросшимся из трех человеческих тел, соединенных между собой до пояса, но разделявшихся от подреберья и бедер» (Apoll., Bibl., II, V, 10). Три сросшихся туловища при трех головах могут служить косвенным указанием на то, что и „бабушки“ Гериона, Горгоны, имели сросшиеся туловища, т. е. одно тело при трех головах. Герион продолжает чудовищность своих хтонических прародительниц. Поэтому его убийство и освобождение принадлежавших ему коров имеют все основные черты космогонического поединка[546].

По поводу деформации, представляемой Медузой, Вернан говорит: «Мужское и женское, молодое и старое, прекрасное и безобразное, человеческое и звериное, небесное и адское, высокое и низкое (Медуза рождает из шеи наподобие ласок, которые, рождая изо рта, опрокидывают статус влагалищного и ротового каналов), внутри и снаружи (язык вместо того, чтобы оставаться внутри рта, высовывается наружу, как мужской член, делокализованный, выставленный наружу, угрожающий) — короче говоря, на этом лице сталкиваются между собой все категории, пересекаются и смешиваются (здесь и далее курсив наш. — Μ. Е.). Итак, эта фигура помещается непосредственно в зоне сверхъестественного, в которой, некоторым образом, ставится под вопрос строгое разделение между богами, людьми и зверьми, как и между космическими уровнями. Происходит внушающее беспокойство смешение, аналогичное исполненному Дионисом в радости […] но с Горгоной этот беспорядок сопровождается ужасом и страхом, в смятении Ночи»[547]. Это описание вполне выявляет антикосмогоническую „функцию“ Горгон: они представляют „критическую точку“, в которой происходит аннулирование результатов космогонического процесса, кристаллизующихся в образовании раздельных космических уровней. Космическая структура здесь непоправимо деформируется и мир погружается в „посткосмогоническую“ Ночь. Вышедший из шеи Горгоны Пегас символизирует выход в мировое пространство. Пространственная функция Пегаса подчеркивается также крайними точками его циркулирования — эфир и хтон[548]. Поэтому освобождение Пегаса из деформированного „тела“ Медузы можно рассматривать как космогонический акт „второго уровня“, т. е. как освобождение пространства из страшного горгоньего „захвата“, в котором оно необратимо свертывалось. „Выведение“ Пегаса-пространства из „тела“ Медузы, таким образом, является еще одним важным результатом героического действия Персея, возводящим его в „архетип героя“.