Космогония и ритуал - Евзлин Михаил - Страница 54

Отправляясь на поиски „высшего существования“, к „источнику жизни“, человек обнаруживает bull-roarer, Кербера, хтоническое чудовище, наполненное ядом, одним словом, — не источник жизни, а источник смерти. Быть может, библейский сюжет о дереве познания добра и зла является „полемическим“ ответом всякого рода инициационным культам зверя. В мифе „диалектика“ шкуры туники представлена в предельной и устрашающей конкретности. Шкура трансформируется в ядовитую разъедающую тунику, которая прирастает к телу, выжигая своим хтоническим огнем самое нутро героя, не оставляя ему никакой надежды на излечение и избавление.

Превращение шкуры в тунику обозначает трагическое завершение борьбы героя с хтоническим „подпольем“. И поэтому тема очищения мира переходит в тему  о ч и щ е н и я  ч е л о в е к а, благодаря которому обретается бессмертие, т. e. состояние радикально противоположное хтоническому — смертельному по определению. Поэтому на костре расстилается шкура зверя и сжигается вместе с отравленным хтоническом ядом телом. Это радикальное очищение становится условием перехода к подлинно высшему „онтологическому состоянию“, которое символизируется союзом Геракла с богиней вечной юности Гебой. Но здесь уже речь идет не о ритуальной смерти, а о действительной, поскольку первая имела своим результатом „игрушечного“ Кербера и бесполезные плоды недоступного человеку бессмертия. Возвращая Афине яблоки, Геракл как бы возвращает богам добытое „окольным путем“ бессмертие. Прямой путь к бессмертию становится для него  п у т е м  ч е р е з  о г о н ь. 

Странствие Персея в страну Горгон разворачивается по схеме ритуальной охоты за головами[498]. Однако сама по себе ритуальная схема не в состоянии объяснить архетипического значения „мотива“. Этнологические данные позволяют реконструировать космологические представления, связанные с головой как „вместилищем“ концентрированных космических энергий[499]. Отрезание головы в этом контексте представлений есть символический акт, имеющий своей целью освобождение „свернутых“ (сконцентрированных) в голове энергий. При этом голова, поскольку она концентрирует энергии, является  о п а с н о й[500].

Персей отправляется за  о п а с н о й  головой, представляющей опасность не только для людей, но и для богов. Поэтому ему помогают  в с е  боги, непосредственным образом заинтересованные в сохранении существующей космосистемы, главную опасность для которой в данный „космологический момент“ представляют ужасные сестры — Горгоны.

Горгоны живут по соседству (Aesch., Prom., 798) с Граями. У Овидия Граи также поставлены в непосредственную зависимость от Горгон — путь к Горгонам проходит через место, где живут Граи: И повествует Персей, что лежит под холодным Атлантом / Место одно, а его защищает скалистая глыба, / И что в проходе к нему обитают тройничные сестры, / Форка дочери, глаз же один им служит, всем общий. / Как он, хитро, изловчась, при его передаче, тихонько / Руку подсунул свою, овладел тем глазом: и скалы, / Скрытые, смело пройдя с их страшным лесом трескучим, / К дому Горгон подступил… (Met., IV, 772–779). Граи помещаются в проходе, который ведет в царство смерти (страшный лес, каменные подобья людей и животных), которое они охраняют[501]. Ср. также описание местообитания Грай у Эсхила: К ним луч не проникал еще, / Дневного солнца и ночного месяца (Prom., 796–797), т. е. мир Грай является абсолютно непроницаемым даже для ночного, лунного света.

Непроницаемость мира Грай подчеркивается также наличием у них только одного глаза, который никогда не закрывается[502]. Персей овладевает глазом в момент его  п е р е д а ч и, когда он  о т д е л е н  от своего „носителя“. Таким образом, глаз является опасным не в „самом себе“, а в соединении с другим элементом, представляемый телом-головой чудовища. Ср. выкалывание Одиссеем единственного глаза Полифема (Hom., Od., IX, 382–390). Нейтрализация глаза циклопа позволят  в ы й т и  Одиссею и его спутникам из  п е щ е р ы, т. е. из хтонического подземелья-утробы, которое их  п о ж и р а л о. Связь глаза с пожиранием (попадание в „поле зрения“ циклопа ведет к поглощению) выявляет „архетипическую логику“ соединения в Граях зуба с глазом.

Окаменение живого существа происходит вследствие непосредственного „глазного“ контакта с Горгонами: Кто им в  г л а з а  заглянет, в том остынет жизнь! (Aesch., Prom., 800); Что обратились в кремень, едва  у в и д а л и  Медузу (in silicem ex ipsis visa conversa Medusa. Ovid., Met., IV, 781); Лик он Горгоны  у з р е л  и в камень тотчас обратился (Gorgone conspecta saxo concrevit oborto. Ovid., Met., V, 202). Причастие conspecta (con-spicio) предполагает двунаправленность смотрения, т. e. пустой и мертвый взгляд Медузы активизируется в тот момент, когда живое существо заглядывает в ее глаза.

Окаменение можно рассматривать как вариант поглощения чудовищем живого существа, поскольку окаменевающее существо теряет свое своеобразие и превращается („переваривается“) в однообразную каменную „массу“. Наличие зуба указывает на основную функцию Грай, состоящую в поглощении. Если рассматривать окаменение как „сильный вариант“ поглощения, то тройничных сестер можно интерпретировать как „смягченный“ вариант Горгон. Эта „смягченность“ определяется пространственным положением Грай: они находятся „по соседству“, „в проходе“, который ведет в хтоническое царство Горгон[503], т. е. в отличие от Грай, которые обитают на хтонической „периферии“, Горгоны пребывают в „центре“ (в „доме“). Периферийное местоположение Грай определяет неполную сращенность глаза с телом. Центральное положение Горгон определяет сращенность глаза с лицом, которая в данном случае может рассматриваться как свидетельство максимальной плотности хтонической „материи“, из которой составлены чудовища. Это центральное („плотное“) положение Горгон определяет непосредственное превращение в камень всякого, кто заглядывает к ним в глаза. Превращение в мертвую материю происходит здесь без предварительного пожирания и переваривания.

Попадание „тела“ в поле зрения-притяжения Горгон производит в нем своего рода „гравитационный коллапс“. Окаменение можно рассматривать как следствие потери внутреннего пространства. В результате гравитационного коллапса наступает, как известно, „самозамыкание“ звезды, т. е. она больше не испускает сигналов (света, частиц). Этому „самозамыканию“ в мифологии соответствует необратимое превращение, предельной формой которого является  о к а м е н е н и е. Взгляд Горгон по своему действию может быть приравнен к „черной дыре“, превращающей пространственное в непространственное и сверхплотное.

Поскольку Горгоны — сестры, т. е. представляют некую элементарную „множественность“, можно предположить, что процесс пространственного „сворачивания“ не достиг в них своего полного завершения. Горгоны, как и Граи, почти сливаются. Наличие одного глаза и зуба на троих указывает на значительную степень „слитости“ хтонических сестер и вообще на неразличимость как одну из основных характеристик хтонических существ. Эсхил и Аполлодор подчеркивают совместность действий Горгон: Кто  и м  в глаза заглянет, в том остынет жизнь! (âς θνητός οúδείς είσιδὼν ἒξει πνοάς. Prom., 800): «Каждый, взглянувший на них, превращался в камень» (τοùς δέ ίδόντας λίθους έποίυν. Bibl., II, IV, 2). У Овидия „даром“ обращения живых существ в камень обладает одна Медуза (Met., IV, 781). Можно предположить, что это „выделение“ Медузы по действию является следствием ее смертности, противопоставляющей Медузу другим сестрам и делающей ее слабым звеном „горгонической системы“. Поэтому действие Персея направлено исключительно на Медузу, поскольку в этом „пункте“ возможно проницание „плотной“ хтонической „материи“. Это предположение подтверждается сообщением Аполлодора: «Единственной смертной среди них была Медуза: по этой причине и был Персей послан, чтобы принести ее голову» (Bibl., II, IV, 2). Таким образом, смертность Медузы является отличительным признаком, благодаря которому становится возможным выделение этого опасного элемента и следующая за тем его нейтрализация посредством отрезания и дальнейшей фиксации головы чудовища на щите Афины.