Противостояние. Том I - Кинг Стивен - Страница 49
- Предыдущая
- 49/159
- Следующая
Чувствуя, что письмо пора заканчивать, иначе она никогда не допишет его, Фрэнни стала прощаться:
У меня появились кое-какие личные проблемы, но мне не хватает духу поделиться ими с тобой. Становится плохо при одной мысли о них! Но к Четвертому я надеюсь увидеть тебя, если со времени последнего письма твои планы не изменились. (Только одно письмо за шесть недель? Подозреваю, что кто-то отрезал тебе пальчики, крошка!) Я все расскажу тебе при встрече. Мне может понадобиться твой совет.
Внизу она, как обычно, поставила свою размашистую забавную подпись, которая заняла половину оставшегося на листе свободного пространства. Сделав это, она, как никогда остро, почувствовала себя обманщицей. Запечатав конверт и надписав адрес, она положила его на тумбочку. Так. С этим покончено. Что дальше?
За окном снова потемнело. Она принялась беспокойно ходить по комнате, раздумывая, что надо бы идти, пока опять не начался дождь, но куда? В кино? Но она уже видела тот единственный фильм, который сейчас крутили в городе. С Джессом. В Портленд присмотреть себе одежду?
Неостроумно. Из одежды в скором времени ей нужна будет только та, что имеет растягивающуюся талию. То есть рассчитана на двоих.
Сегодня у Фрэнни состоялось три телефонных разговора. Первый принес хорошие новости, второй был ни то ни ее, а третий получился плохим. Она бы предпочла, чтобы они шли в обратном порядке. Снаружи накрапывал дождь, и небо над пирсом снова потемнело. Она все-таки решила пойти прогуляться — плевать на надвигающийся ливень. Глядишь, на свежем воздухе, напоенном летней влагой, ей станет лучше. Она, может, даже заглянет куда-нибудь выпить пива. Счастье в бутылке. Ну, во всяком случае, хотя бы утешение.
Первой позвонила Дебби Смит из Сомерсуэрта. «Фрэн, ты всегда желанный гость», — тепло сказала Дебби. Так оно и было. Одна из двух девушек, вместе с которыми Дебби снимала квартиру, в мае съехала. Она нашла себе место секретарши в фирме оптовой торговли. А Дебби и Роде было больше не под силу платить за жилье вдвоем. «Мы обе из больших семей, — успокоила ее Дебби, — плач ребенка нам не помешает».
Фрэнни сказала, что будет готова к отъезду к первому июля. Повесив трубку, она почувствовала, что по щекам текут теплые слезы. Слезы облегчения. Если она найдет в себе силы уехать из своего родного города, в котором она выросла, то с ней все будет в порядке. Подальше от матери и даже от отца. Ребенок и одиночество станут некой разумной, пропорционально уравновешенной формулой ее жизни. Но деле не только в этом. В природе, вспомнила она, существует какой-то вид животных, жуков или лягушек, которые в момент опасности увеличиваются вдвое. Их преследователь, видя такое, теоретически по крайней мере, пугается и бросается наутек. Фрэнни ощущала определенную схожесть с этим изобретательным созданием, и виноват в том был весь их городишко, вся атмосфера его жизни. Она знала, что никто не принудит ее носить алую букву,[2] но она также знала, что разрыв с Оганкуитом просто необходим, чтобы ее перестал мучить страх всеобщего осуждения. Когда она шла по улице, люди еще не оборачивались ей вслед, но она чувствовала, что внутренне они к этому готовы. Местные жители, конечно, не отпускники. Местным жителям всегда требуется на кого-то глазеть: на пьянчугу, на состоятельного бездельника, на малыша из хорошей семьи, которого поймали за воровство в магазине в Портленде или в Олд-Орчард-Бич… или на девушку с выпирающим животом.
Второй звонок, тот, что ни то ни се, был от Джесса Райдера. Он звонил из Портленда. Сперва он позвонил ей домой. К счастью, трубку снял Питер, который без всяких комментариев дал ее телефон в «Харборсайде».
Тем не менее едва ли не первым делом Джесс спросил:
— У тебя дома напряженная обстановка, да?
— Да, немного, — уклончиво ответила она, не желая вдаваться в подробности. Это сделало бы их в некотором смысле сообщниками.
— Твоя мать?
— Почему ты так решил?
— У нее вид человека, которого легко вывести из себя. В ее глазах есть что-то такое, Фрэнни. Они словно говорят: «Если ты пристрелишь моих священных коров, я пристрелю твоих».
Она промолчала.
— Извини, я не хотел обидеть тебя.
— Ты и не обидел, — сказала она. Его определение было, по правде говоря, вполне точным, во всяком случае, относительно внешности, но она все еще не могла справиться с удивлением, вызванным глаголом «обидеть». Так странно было слышать от него это слово. А может быть, существует такое правило, подумала Фрэнни. Когда твой любовник начинает говорить о том, что обидел тебя, он уже больше не твой любовник.
— Фрэнни, мое предложение остается в силе. Если ты скажешь «да», я куплю пару колец и к полудню буду здесь.
«На своем велике», — подумала Фрэнни и едва не рассмеялась. Но смеяться над ним сейчас было бы ужасно и совершенно неуместно. Она на секунду прикрыла трубку рукой, боясь, как бы смех не вырвался против ее воли. За последние шесть дней она наплакалась и насмеялась больше, чем с того времени, как ей исполнилось пятнадцать и она начала ходить на свидания.
— Нет, Джесс, — ответила она совершенно спокойно.
— Я правда этого хочу! — настаивал он с пугающей горячностью, словно видел, как она борется со смехом.
— Знаю, — сказала Фрэнни. — Но я не готова к замужеству. В этом все дело, а вовсе не в тебе.
— А как поступишь с ребенком?
— Я сохраню его.
— И не откажешься от него после родов?
— Я еще не решила.
На мгновение он замолчал, и Фрэнни услышала голоса, доносившиеся из соседних комнат. У всех свои проблемы, подумала она. Малыш, мир — это каждодневная драма. Мы любим жизнь и потому ищем путеводную нить, пока верим в завтрашний день.
— Меня волнует судьба этого ребенка, — наконец произнес он. Фрэнни очень сомневалась в этом, но, пожалуй, только эти слова и смогли бы причинить ей боль. Так оно и вышло.
— Джесс…
— Где же ты собираешься жить? — спросил он резко. — Не можешь же ты все лето оставаться в «Харборсайде». Если тебе нужно жилье, я попробую поискать что-нибудь в Портленде.
— Я уже нашла.
— Ну и где, или мне лучше не спрашивать?
— Лучше не спрашивать, — отозвалась она и пожалела, что не смогла найти более дипломатичный ответ.
— Ох, — пробормотал он подавленно, а спустя некоторое время осторожно сказал: — Могу я кое о чем спросить тебя, Фрэнни? Я вовсе не собираюсь доставать тебя, просто мне важно это знать. Это не риторический вопрос.
— Спрашивай, — осторожно согласилась она. Но внутренне она заранее собралась, чтобы не разозлиться, потому что вслед за этим безобидным вступлением он имел обыкновение выдавать какую-нибудь мерзкую и совершенно неожиданную ядовитую реплику.
— Разве во всей этой истории у меня нет никаких прав? — спросил Джесс. — И я не могу разделить с тобой ответственность и повлиять на окончательное решение?
Он все же достал ее, но буквально через минуту ее злость прошла. Джесс продолжал оставаться Джессом. Он боялся пасть в собственных глазах. Так поступают все здравомыслящие люди, чтобы ночью спать спокойно. Он всегда нравился ей своей предусмотрительностью, но в подобной ситуации предусмотрительность могла обернуться занудством. Людей вроде Джесса, да и ее самой, всю жизнь учили, что быть ответственным и деятельным — хорошо. И вы должны были обжечься, и сильно, чтобы обнаружить, что порой лучше отлежаться в высоком бурьяне и не торопиться. Он расставлял вокруг нее нежные сети, но от этого они не переставали быть сетями. Он просто не желал отпускать ее на свободу.
— Джесс, — сказала она, — ни ты, ни я не хотели этого ребенка. Мы оба доверились противозачаточным таблеткам. Ты ни в чем не виноват.
— Но…
— Довольно, Джесс, — решительно остановила его Фрэнни.
2
Алая буква — знак, который героиня одноименного романа Н. Готорна Эстер Прин по приговору пуританского суда обречена была пожизненно носить на груди за грех прелюбодеяния. — Примеч. ред.
- Предыдущая
- 49/159
- Следующая