Противостояние. Том I - Кинг Стивен - Страница 17
- Предыдущая
- 17/159
- Следующая
Он надеялся рассмешить ее, но увидел опять ту же тень улыбки. «Я нарушил ее покой, — подумал он. — В этом все дело. Она не знает, что мне здесь нужно. Все эти три года она ждала меня вовсе не для того, чтобы я вот так неожиданно объявился. Ей бы хотелось, чтобы я так и оставался для нее блудным сыном».
— Узнаю прежнего Ларри, — сказала она. — Ни капли серьезности. У тебя есть невеста? Встречаешься с кем-нибудь постоянно?
— Я еще не нагулялся, мам.
— Ты всегда так жил. По крайней мере не было случая, чтобы ты пришел домой и сказал мне, что по твоей милости одна хорошенькая девушка-католичка оказалась в интересном положении. Догадываюсь почему. Ты был или очень осторожен, или очень удачлив, или очень обходителен.
Ларри старался сохранять непроницаемое лицо. Первый раз в жизни в разговоре с ним она, прямо или косвенно, коснулась темы секса.
— Как бы то ни было, тебе этого не миновать, — заметила Элис. — Все эти рассказы о том, что холостяки живут в свое удовольствие, только сказки. Ты, как мистер Фриман, просто станешь старым, отвратительным, и из тебя посыплется песок. Он занимает квартиру на уровне тротуара и всегда торчит у окна в ожидании какой-нибудь потаскушки.
Ларри фыркнул.
— Я слышала твою песню по радио и сказала всем, что это мой сын. Мой Ларри. Но большинство мне не поверили.
— Ты ее слышала! — Ему было интересно, почему мать сразу не сказала об этом вместо того, чтобы морочить ему голову всякими дерьмовыми пустяками.
— Конечно. Ее постоянно передают по этой рок-н-ролльной радиостанции, которую слушают девчонки. WROK.
— Она тебе нравится?
— Не больше, чем любая подобная ей музыка. — Элис посмотрела на него твердым взглядом. — Мне кажется, что местами она звучит непристойно. Похотливо.
Он поймал себя на том, что опять переминается с ноги на ногу, и замер на месте.
— Я просто хотел, чтобы она звучала… страстно, ма. Только и всего. — Ларри покраснел. Он никогда не предполагал, что ему доведется обсуждать проблему страсти, сидя с матерью на-кухне.
— Страсти место в спальне, — отрезала она, завершая дискуссию об эстетических особенностях его хита. — Кстати, что ты сделал со своим голосом? Он звучит так, словно ты черномазый.
— В данный момент? — спросил он. Его позабавило ее замечание.
— Нет. По радио.
— «Она очнется от дурмана…» — Ларри понизил голос, подражая Биллу Уидерзу, и улыбнулся.
— Да, в этом роде, — кивнула она. — Когда я была молодой, мы считали Фрэнка Синатру отчаянным смельчаком. А теперь появился этот так называемый рэп. А я бы назвала его — вопли. — Элис неодобрительно взглянула на сына. — По крайней мере в твоей песне воплей нет.
— Я получаю гонорар, — сказал он. — Определенный процент с каждого проданного диска. Это примерно…
— О, ради Бога, — она замахала руками, останавливая его. — Я всегда была не в ладах с математикой. Они уже тебе заплатили, или ты приобрел этот игрушечный автомобиль в кредит?
— Пока мне заплатили не очень много, — ответил он, удерживаясь на границе, отделяющей правду от лжи, но не переходя ее. — Я купил машину в рассрочку, заплатив первый взнос наличкой.
— Выгодные условия кредита, — сказала мать. — Именно это довело до банкротства твоего отца. Доктор сказал, что он умер от инфаркта, но это не так. Он умер из-за разбитого сердца. Твой папа сошел в могилу из-за выгодных условий кредита.
Это была старая песня. Ларри не прислушивался к ней, но в нужных местах кивал. Отец владел галантерейным магазинчиком. Неподалеку от него открыли «Роберт-Холл», и через год отец разорился. Чтобы утешиться, он стал много есть и за три года поправился на сто десять фунтов. Он умер в закусочной на углу, когда Ларри было девять, оставив на тарелке недоеденный сандвич с мясом. Накануне похорон, когда тетка попыталась утешить женщину, которая по внешнему виду вовсе не нуждалась в утешении, эта женщина, Элис Андервуд, заметила, что могло быть и хуже. Прямо глядя поверх плеча сестры на ее мужа, она сказала: «Хорошо, что это произошло не из-за выпивки».
Дальше Элис растила сына сама, давя на него тяжелым грузом пословиц и собственных представлений о жизни вплоть до того дня, когда он покинул родной дом. Перед тем как они с Руди Шварцем тронулись в путь на стареньком «форде» Руди, мать напутствовала Ларри словами, что в Калифорнии тоже есть приюты для нищих. «Такова моя мамочка, сэр».
— Ты хочешь остаться здесь, Ларри? — мягко поинтересовалась она.
Он растерянно спросил:
— А ты не против?
— Есть свободная комната. В дальней спальне по-прежнему стоит раскладная кровать. Я использую ее вместо кладовки, но ты мог бы часть коробок перенести в другое место.
— Прекрасно, — медленно произнес Ларри. — Если ты действительно не возражаешь. Я только на пару недель. Хотел повидать кое-кого из старых приятелей. Ну, Марка… Гейлена… Дэвида… Криса…
Мать подошла к окну и распахнула его.
— Живи здесь столько, сколько захочешь, Ларри. Может, это и не заметно, но я правда рада тебя видеть. Мы не очень хорошо попрощались тогда с тобой. Я была слишком резка. — Она повернулась к нему лицом, сквозь привычную суровость которого помимо ее воли проступала безграничная любовь. — Я сожалею, что произнесла те слова. Но они сорвались только потому, что я люблю тебя. Я никогда не знала, как прямо сказать об этом, и пыталась как-то по-другому выразить свои чувства.
— Все в порядке, — сказал он, уставившись в стол и чувствуя, что опять краснеет. — Послушай, мы поделим расходы.
— Как хочешь. Но это совсем не обязательно. Я работаю в отличие от тысяч других. А ты все еще мой сын.
Он вспомнил о дохлой кошке, наполовину вывалившейся из мусорного бака, о Дьюи Пирате, с ухмылкой набивающем трубки «травкой», и внезапно горько заплакал. Смахивая руками слезы, он подумал, что плакать должна бы она, не он, но все получилось иначе, чем ему представлялось, все. Она все-таки изменилась. Он, конечно, тоже, но не так сильно, как ему казалось. Нарушился естественный ход вещей: как будто она стала старше, а он младше. Он оставался вдали от дома, потому что его влекли другие места. Но он вернулся домой, потому что испугался и захотел назад, к маме.
Стоя у раскрытого окна, она наблюдала за ним. Влажный легкий ветерок развевал белые занавески, отбрасывая на ее лицо тени, которые хотя и не скрывали его полностью, придавали ему какой-то призрачный вид. С улицы доносился гул автомобилей. Мать вынула из кармана платья носовой платок, подошла к столу и вложила его в руку сына. В Ларри всегда была какая-то жесткость. Она могла бы упрекнуть его в этом, но к чему? Его отец был слабохарактерным, и в глубине души она считала, что именно это и свело его в могилу. Макс Андервуд был создан скорее для того, чтобы давать, чем брать в кредит. Каким же образом в Ларри появился этот стальной стержень? Кого он должен благодарить? Или винить?
Слезы могли размыть эту каменную твердость его характера не больше, чем единичный ливень очертания скалы. Подобная твердость может сослужить хорошую службу — уж она-то знает это и знала всегда как женщина, которая одна растила сына в большом городе, где никому нет дела ни до матерей, ни тем более до их детей. Но Ларри еще не нашел ей полезного применения. Он такой же, как она и сказала, прежний Ларри. Он не задумываясь будет идти напролом, вовлекая себя и других в разные переделки, а если случится серьезная беда, в нем заговорит этот стальной стержень и поможет ему выпутаться. А другие? Он оросит их тонуть или предоставит выплывать самим. Рок — жесткая музыка, та же жесткость присуща и ему, но пока он не научился владеть ею, направляя ее лишь на разрушение. Она читала это в его глазах, в каждом движении… даже в том, как он пускал в воздух кольца сигаретного дыма. Правда, он не выточил из того стального стержня ни одного клинка, чтобы разить им людей, и это уже кое-что, но когда он чувствует опасность, то бросается к нему как ребенок, чтобы расчистить путь и выкарабкаться из ловушки, в которую сам себя загнал. Однажды, говорила она себе, Ларри изменится. Она точно знала — он изменится.
- Предыдущая
- 17/159
- Следующая
