Затерянный мир (илл. Л. Фалина) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 98
- Предыдущая
- 98/121
- Следующая
— Доктор, я с вами до конца!
— Я так и знал, — ответил Маракот. — Мой юный друг, я выбрал вас не за поверхностные знания об океане, — улыбаясь, добавил он, — и не за ваши изыскания о крабах. Есть качества гораздо более важные — это верность и мужество.
Убедившись, что заброшенная приманка сработала, профессор отпустил меня. С этой минуты я был связан клятвой, а мои планы на будущее рассыпались в прах. Сейчас от корабля отчалит последняя шлюпка! Спрашивают, нет ли писем на берег. Ты никогда больше не услышишь обо мне, дорогой Талбот, или же получишь письмо, которое стоит того, чтобы его прочитали. Если от меня не будет вестей, можешь приобрести плавучий надгробный памятник и закрепить на якоре где-нибудь южнее Канарских островов. Прикажишь высечь на памятнике надпись: «В этом месте или где-то поблизости покоится все, что оставили рыбы от моего друга Сайруса Дж. Хедли»».
Второй документ — неразборчивая радиограмма, которую удалось перехватить нескольким судам, в том числе почтовому пароходу «Аройя». Радиограмма была принята в три часа дня 3 октября 1926 года. Это доказывает, что она была отправлена всего лишь два дня спустя после отплытия «Стратфорда» от Канарских островов, что согласуется с письмом Хедли. Время приблизительно совпадает со временем, когда норвежский барк видел гибнущее судно в двухстах милях к юго-западу от Санта-Крус-де-Тенерифе.
Радиограмма гласила: «Лежим на боку. Боюсь, что ситуация безнадежна. Потеряли Маракота, Хедли и Сканлэна. Местоположение неизвестно. Носовой платок Хедли на конце глубоководного лота. Господи, спаси наши души! «Стратфорд»».
Эта бессвязная радиограмма оказалась последним сообщением со злополучного судна. Конец казался настолько странным, что его сочли признаком крайне возбужденного состояния радиста. Однако содержание послания не оставляло ни малейшего сомнения относительно судьбы корабля.
Объяснение загадочному происшествию (если это можно назвать объяснением), следует искать в записках, обнаруженных в стеклянном шаре. Полагаю, что краткий отчет об этой находке, который уже появился в печати, должен быть изложен более подробно. Я привожу отчет дословно из вахтенного журнала «Арабеллы Ноулз». Это судно, груженное углем, направлялось из Кардиффа в Буэнос-Айрес под командой мистера Амоса Грина.
«Среда. 5 января 1927 года. 27 градусов 14 минут северной широты, 28 градусов западной долготы. Спокойная погода. Голубое небо с низкими перистыми облаками. Вода прозрачна как стекло. Во вторую склянку средней вахты старший помощник доложил, что заметил необычный сверкающий предмет, который выпрыгнул из моря, а затем упал обратно. В первую минуту старшему помощнику показалось, что на поверхности резвится неизвестная рыба, но посмотрев в подзорную трубу, он разглядел серебряный глобус или шар, такой легкий, что шар скорее не плыл, а лежал на поверхности воды. Я был немедленно вызван на мостик. Шар величиной с футбольный мяч ярко сверкал почти в полумиле от судна. Я приказал остановить машины и послал бот со вторым помощником, который подобрал шар и доставил на борт.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что шар сделан из необычного, очень прочного стекла и наполнен столь легкой субстанцией, что, когда его подбрасывали в воздух, он полоскался на ветру, словно детский воздушный шарик. Шар был почти прозрачен. Разбить прочную оболочку и добраться до бумаг оказалось непростой задачей. Молоток оказался бесполезен. Шар лопнул лишь тогда, когда главный механик сунул его под поршень двигателя. К сожалению, шар разлетелся в искрящуюся пыль, так что нам не удалось найти ни одного приличного куска, подходящего для исследования состава. Однако бумаги остались неповрежденными. Прочитав сообщение, мы поняли, что оно имеет огромное значение, и решили вручить бумаги британскому консулу, как только достигнем Ла-Платы. Я выхожу в море вот уже тридцать пять лет, но первый раз сталкиваюсь с подобной загадкой. То же самое говорят все, кто находится сейчас на борту. Пускай во всей этой истории разберутся головы поумней, чем моя».
Вот и все, что мы знаем о том, как были найдены записки Сайруса Дж. Хедли, которые приводятся ниже без каких-либо изменений.
«Кому адресовано мое послание? Думаю, что целому миру. Но «целый мир» — довольно неопределенный адресат. Надеюсь, что письмо попадет в руки моего друга сэра Джеймса Талбота, профессора из Оксфордского университета. Мое последнее письмо было адресовано ему. Эти записки станут продолжением. Вероятность того, что шар когда-либо достигнет поверхности, а не будет проглочен акулой или унесен волнами вдаль, сто к одному. Тем не менее стоит попытаться. Маракот уже отправил на поверхность свой рассказ. Таким образом, чья-то попытка окажется удачной. Хочется верить, что мир узнает о наших необыкновенных приключениях. Предполагаю, что тот, кто обнаружит шар, обязательно обратит внимание на его сверкающую поверхность. Невесомый газ внутри оболочки станет еще одним подтверждением неординарной природы находки. Уверен, что Талбот прочитает записки, а не выбросит их за ненадобностью.
Тот, кто желает узнать, с чего начиналась наша история и чем мы занимались первые несколько недель, сможет найти подробное описание в письме, которое я написал 1 октября, в ночь перед отплытием из Санта-Крус-де-Тенерифе. Если бы я знал заранее, что приготовила нам судьба, мне следовало бы сбежать с корабля на лодке в ту последнюю ночь. Но, немного поразмыслив, я пришел к выводу, что даже если б я знал все наперед, то остался бы рядом с доктором до конца, чтобы увидеть все своими глазами.
Сейчас я хочу рассказать о том, что с нами произошло уже после того, как корабль покинул Канары. Не успел порт скрыться из виду, как дряхлый, погруженный в себя Маракот удивительным образом преобразился. Пришло время действовать: энергия, которая таилась глубоко внутри, вырвалась наружу. Маракот полностью взял на себя управление кораблем, подчинил всех и вся своей воле. Сухой рассеянный ученый неожиданно исчез, уступив место человеку-электрической машине. Его глаза сверкали за стеклами очков, подобно мощным прожекторам. Казалось, что он находится одновременно везде: работает с картами, обсуждает маршрут со шкипером, дает команды Биллу Сканлэну, загружает меня странными поручениями. Все действия профессора были подчинены особой методике и преследовали единую цель. Он неожиданно проявил недюжинные знания в области электроники и механики. Большую часть времени доктор проводил в компании Сканлэна, тщательно, элемент за элементом собирая агрегат.
— Знаете, мистер Хедли, профессор отличный парень, — заявил Сканлэн утром второго дня. — Приходите посмотреть. Док просто глыба в механике.
Мои ощущения были не самыми приятными. Казалось, что я воочию увидел собственный гроб. Но, несмотря на мрачные мысли, я вынужден был признать, что гроб имел довольно презентабельный вид. Стальной пол был прикреплен заклепками к четырем стальным стенкам. В центре каждой стенки было по круглому окну-иллюминатору. С крыши спускался узкий трап. Второй трап был привинчен к полу. Камера висела на тонком, но невероятно крепком стальном тросе. Барабан, на который трос был намотан, приводился в движение мощным двигателем. Обычно этот двигатель использовали для глубоководных тралов «Стратфорда». Насколько я понял, трос был около полумили в длину, его конец был намертво закреплен вокруг металлической тумбы на палубе. Резиновые трубки для подачи воздуха были такой же длины, как и трос. Параллельно трубкам тянулся телефонный провод и изолированный кабель, предназначенный для подачи электроэнергии от судовых динамо к прожектору. Кроме того, в камере находились автономные электрические батареи.
В тот вечер мы остановили машины. Барометр показывал низкое давление. Густые черные тучи, застилавшие горизонт, предупреждали о надвигающейся опасности. В пределах видимости оказался барк под норвежским флагом. Мы наблюдали, как моряки опускали паруса, готовясь к шторму. Но в ту минуту море казалось спокойным и умиротворенным. «Стратфорд» мягко покачивался на синих волнах, которые пенились белыми гребешками под порывами ветра.
- Предыдущая
- 98/121
- Следующая
