Вера в сказке про любовь (СИ) - Чепенко Евгения - Страница 16

• Предыдущая
• 16/58
• Следующая

Через годик — полтора страсть начинает уходить, и вот тут умиление отступает, остается лишь мужчина-человек таким, каким он всегда был. Его невнимание уже настораживает, носки на люстре бесят, друзья раздражают, и сам мужик вдруг переходит из разряда «мечты» в разряд «козел». То ли время — кудесник из кудесников, то ли бабы — дуры, тут мнения да обстоятельства всяко разнятся.

У Карины с Жориком испытательный полигон уже позади. От страсти они ушли к романтике и смирению с привычками друг друга, а затем и к освобождающему сексу после крупных ссор. И раз вот сейчас они, будучи циничными взрослыми холостяками, перешли к этапу свадьбы, значит впереди их ждала тихая любовь и совместная старость. Разве это не прекрасно — альянс двух взрослых умных людей?

Я еще разочек вздохнула и переключила внимание на прежнюю свою деятельность, то есть поиск всего, что найдется по теме Артёмки. Ох, дамским угодником вырастет. Разбросает пирожки какой-нибудь соседки поюнее и зацепит. Меня вон как зацепил. Я улыбнулась собственной мысли и погрузилась в работу.

К середине ночи глаза болели, поясницу ломило, ноги опухли, но все это не имело никакого значения, поскольку я во всех подробностях уяснила, что и в каком возрасте должны уметь дети, покопалась в переводах немецких статей на тему развития особых. Помимо прочего почитала историю исследований, начиная с позапрошлого столетия, испугалась и решила пока подробнее к вопросу истории не возвращаться. Ужасающие воображение картины во время чтения никак не способствовали бы крепкому сну, а спать мне тоже требовалось. И кстати, о сне. Было бы неплохо вздремнуть, иначе будильник покажется коварным посланником ада, а не просто бездушной сволочью, как это происходит обычно по утрам.

Собираясь в кровать, я не преминула заглянуть в окна «Пандоры». Не знаю, признаться, на что рассчитывала, учитывая поздний час, но, увидев темноту в нужной мне квартире, я как-то немного расстроилась, погоревала и отправилась восвояси двигать благоухающего новой шампунью Пофига. Каждый из нас считал мою кровать своей единоличной вотчиной.

Суббота

Утро выходного дня встретило меня ранним, чудовищно ранним звонком мамы:

— Я собираю ужин на пятерых, поэтому ты забываешь свою адскую печатную машинку дома, одеваешься прилично и урезаешь свой активный словарный запас до дипломатических общепринятых тезисов и выражений.

— Цитатами ограничиться можно?

— Можно, если цитируешь Нестора или Толстого. Будешь оперировать Есениным, Маяковским или Шнуром — оторву уши.

— Как насчет Библии?

— Библию можно.

— «…если у кого на голове вылезли волосы, то это плешивый: он чист», — торжественным голосом начала я.

— От чего чист? — не поняла сходу мама. Мой намек на ее сильно лысого суженого видимо сбил с толку все ориентиры.

— От паршивости. Ветхий Завет.

— Боже, спаси мою душу! Библия под запрет!

— Позицию уяснила. А кто три несчастных подопытных зрителя?

— Рудольф, Пересвет и Артём.

Заслышав имя мальца, я и проснулась, и приободрилась. Всю неделю из кожи лезла, придумать правдоподобную причину пыталась заполучить у Света личное время его сына и право на какой-нибудь крошечный маневр, а тут рыбку мне в сети мама сама загоняет.

— Все устрою по высшему разряду.

— Нет! — мама даже голос повысила. — Просто помалкивай и улыбайся. Была бы возможность я бы наврала, что ты не русско-говорящая или немая.

Довела я, однако, родительницу до белого каления.

— Я честно и искренне обещаю. Не как обычно, а на самом деле, — пришлось признаться.

Мама тяжело вздохнула в трубку.

— Поглядим. Свет о тебе совсем молчит, только плечами пожимает. Ты агрессивная, а страдают пожилые и мальчик.

— Хорошо — хорошо, намек поняла. И не такие уж вы и пожилые, — спустя секунду молчания добавила я. — А мальчик не пострадает, мы с ним друзья навеки.

— Эк, — крякнула мама. — С чего это?

— У меня есть Пофиг и телефон с играми.

— Железные аргументы.

Вот дает! Все-таки есть еще ягоды у мамульца в ягодицах. Сарказм неприкрытый в ход пустила.

— И когда съезд объединенной семейной партии?

— Сегодня в шесть, не опаздывай.

— Так точно.

…

— Ты опоздала! — мамульчик стояла в коридоре со сковородой наперевес и хмуро на меня смотрела.

— Вот и опала.

— Она самая, но не на людях.

Иначе говоря, Вере не уцелеть, но потом. Тоталитаризм тоталитаризмом, а расстрелы при гостях не устраивают.

— Ты — настоящий дипломат.

Неожиданно туловище мамы отодвинулось в сторону, и вперед вышел Тём. И, учитывая удивленный взгляд мамы на мальца, туловище она подвинула не по доброй воле.

— Киса? — как обычно без предисловий и лишних уточняющих слов поинтересовался Артёмка.

— Киса дома, — серьезно ответила я.

— Идти, — уверил меня мелкий из клана мужчин.

— Ляжешь спать, проснешься и будет киса, — если верить теории, пространные понятия, наподобие «завтра», «потом» или «с утра», будут для него эквивалентны белому шуму. Как вроде, если я совсем ничего и не сказала. А вот набор конкретных ступеней действий он осмыслит. Неплохо бы выяснить насколько длинную последовательность он может объять за раз.

— Артём, иди сюда! — послышался из зала недовольный оклик. — И скажи Вере «привет».

Тёмка ускакал вприпрыжку и молча. Многого Свет своими «скажи» не добьется. Для мальца «привет» то же самое что для меня «страпидустер». Один раз вслух сказать чисто любопытства ради можно, но на**ра — не понятно. Хау, бледнолицый вождь, ибо так принято для социальной вежливости.

— Ты его понимаешь? — склонившись ко мне, прошептала мама.

— Очень надеюсь.

Расположение стола в гостиной с прошлого сбора не поменялось, поменялось только наполнение. Потчевать нас сегодня намеревались не голубцами, а фирменными тушеностями в горшках. Фирма тут в фокусе с закуской прячется: мама вместо крышек лепешки запекает — вкус непередаваемый, да и впечатление производит на гостей.

— Привет, — искренне приветливо и, кажется, даже чересчур радостно улыбнулся Свет.

— Привет, — постаралась улыбнуться не меньше, не больше я. Ответ на всякий случай будем давать симметричный.

Альбертович на диване аж ровно сел.

— Подружились что ли?

Я вопросительно взглянула на обитателя «Пандоры». Мало ли что он своему родителю рассказывает, а чего нет. Лишнего сболтнуть не хотелось. Поразительно, сколь сильно меняют поведение человека скрытые мотивы. В данном случае меняют меня.

— Похоже на то.

Прозвучало неопределенно, не оскорбительно, не по дружески, без сексуальной подоплеки, не холодно. В общем, толкуйте, господа, как хотите.

— Да, — добавила я на вопросительный взгляд Рудольфа.

— Что «да»? — не сдавался мой новый батько.

— Всем и на все «да». Я сегодня в благоприятном расположении духа.

Сын с моей фирменной способностью переводить любой разговор в бессмысленный треп ознакомился. Теперь ознакомим отца.

— Неожиданно, — заключил папа и сощурился, да так, что я от улыбки не удержалась. Лысая подозревашка — ни дать, ни взять. Не напрасно мама вокруг него так и порхает. Умильный мужик.

Тихий смешок со стороны Света подлил масла в огонь моего самолюбия. О да, детки, я в ударе… когда мне что-то надо.

Пока любовалась собой, а мужики мной, салат, что мамо опрометчиво поместила на край стола, пополз вместе со скатертью и всей своей салатной массой чвакнулся на диван. Никто не помер, квартира не сгорела и даже ваза не разбилась, но лица у мужчин сделались одинаково паникующими. Портретное сходство образовалось на лицо, и только сосредоточенная моська Тёмыча, вылезшего из под стола, срывала эффект.

— Ох, — сказала вошедшая мама и правдоподобно ухватилась за сердце. Как на олимпийском забеге с отрывом в десятые доли секунды стартовали Рудольфович и Альбертович. Учитывая кровное родство с убийцей салата, лучше б сидели, честное слово.

• Предыдущая
• 16/58
• Следующая