Город за рекой - Казак Герман - Страница 24

— Пусть так, — согласился адвокат, — только о вас, к сожалению, ничего с тех пор больше не слышали. Я сам почувствовал себя несколько нездоровым, о чем я уже рассказывал сыну, так что даже не могу сказать, состоялось ли еще раз слушание. Вы не получали повестки из суда?

Она не в силах была сдержать улыбку.

— Я отсутствовала, — сказала она, сверкнув глазами.

— В любом случае, — рассудил советник юстиции, — мы должны, фрау Мертенс, теперь, когда мы снова встретились здесь, — он слегка согнулся в своем кресле, — продолжать прямо с того места, где остановились. В качестве нового аргумента, который пустит в ход противная сторона, теперь, разумеется прибавится обстоятельство, которое можно было бы квалифицировать как злонамеренное оставление супруга.

— Это произошло добровольно, — сказала она и снова нервно натянула рукав на запястье. — Это равным образом должно касаться и другого мужчины.

— В случае, если он был осведомлен, — сказал адвокат. — Вы сами упомянули, что вы уединились окончательно.

Анна, покусывая нижнюю губу, бросила испытующий взгляд на Роберта. Для того внезапно прояснилось то неясное, что усложняло его отношения с Анной в эти два последних года. Даже неясная загадочная пауза, когда он ничего о ней не слышал. Но насколько ясность эта освобождала его, настолько же ошеломляло хладнокровие, с каким она могла обо всем говорить, Словно чувство положено было на тонкий лед.

Анна между тем собрала чайную посуду и отставила на комод.

Советник юстиции листал свои бумаги. На его морщинистом лбу выступили капли пота, он отер их шелковым платком.

— А нет ли признаков того, — спросил он вполголоса, — что профессор Мертенс также прибудет сюда в ближайшее время?

— Не мой муж последовал сюда, — торжественно заявила Анна, — а… — Она оборвала на полуслове. — Не будем больше задерживаться на бракоразводном процессе, господин советник юстиции. Это запоздало.

— Ничего не запоздало, — пробормотал адвокат, — все еще только раскручивается.

Впрочем, нелюбовь к прошлому, прибавил он, есть, как известно, не что иное, как уклонение от будущего.

— Ну и что, — возразила она, — я ощущаю себя свободной.

Но адвокат заявил, что это-де субъективный взгляд.

— Ибо, — сказал он с натянутым смешком, — так удобно перечеркнуть былое и сделать вид, будто до него никому больше нет дела.

— Даже если оно окончено для нас? — резко спросила Анна.

— Для Анны, — вмешался наконец Роберт, — брак никогда не имел значения таинства, которое утрачивает силу лишь со смертью.

— Даже если у фрау Анны, — небрежно заметил отец, — или у нас нет уже больше веры, действие закона механически продолжается.

— И вы, — насмешливо воскликнула Анна, — и вы хотели бы вести дело о разводе?!

— Закон живет правонарушениями, — заметил адвокат, приложив правую руку к груди.

Тут уже Роберт не выдержал и крикнул:

— Ты имитатор жизни!

Губы отца вытянулись трубочкой.

— Тс-с, — произнес он, как и тогда, в подвальной столовой, когда сын усомнился в его реальности.

Анна вскочила с места и заходила по комнате резкими крупными шагами. Она ступала с тяжелым величием трагической актрисы, шагающей по сцене. После каждого третьего шага она поворачивала в правом углу комнаты в сторону, как будто размечала шагами какой-то магический квадрат. Очертания предметов стали неясными. Наконец она остановилась и прислушалась, полузакрыв глаза, у оконных штор.

— Скоро начнет смеркаться, — сказала она.

Старик встрепенулся.

— Ты, господин советник юстиции, — сказала Анна с застывшим выражением на лице, — потерял силу со своими бумагами. Никому больше не нужен твой акт, посредством которого ты, господин советник, хитростью добиваешься обоснования своего пребывания здесь.

Щеки старика надулись, с губ сорвались сухие щелкающие звуки, подобные хлопкам пробок, выстреливающих из бутылок.

— Судьба, — напористо продолжала Анна, — освободила всякий суд от решения, господин адвокат. Потому что тот, другой, о котором шла и идет речь, тоже прибыл сюда, чтобы разделить со мной то, чего жизнь доныне нам не дала. Теперь мы соединились навечно.

Она протянула руку Роберту, который тем временем подошел к ней. Он привлек ее к себе и, заключив в объятия, как при торжественной церемонии, поцеловал в холодные губы.

— И это делаешь ты, Роберт, — прошептал старик. Он проглотил комок. — Сотворить такое со мной! — Он зашаркал ногами под столом. — Глупости! — крикнул он. — Бессмысленные повторения!

— Я достаточно зрел, чтобы знать, что я делаю, — сказал Роберт, по-прежнему держа возлюбленную в объятиях.

Отец смотрел из своего кресла на пару, которая напоминала фотографию на почтовой открытке.

— И вы не избежите ваших заблуждений, — изрек он, точно пророк из Ветхого Завета. Он с гортанным, клокочущим звуком, походившим на нечто среднее между смехом и рыданием, швырнул свою папку на стол.

— И от полномочий, — сказала Анна, голос которой обрел естественное звучание, — от полномочий, возложенных на вас когда-то, тоже откажитесь.

— Но вы должны войти в мое положение, — пробормотал старик дрожащим голосом. Казалось, что он готов был упасть им в ноги. — Я хорошо чувствую себя здесь, Роберт, ведь это и тебе выгодно, мой мальчик, если иск в местной инстанции долго разбирается и затягивается. Ты ещр не так хорошо освоился здесь. Смеркается…

Он умолк.

— Тебе нечего беспокоиться о нас, — сухо возразил Роберт.

Анна кивнула в знак согласия.

— Я человек самостоятельный и обеспеченный, — прибавил он, не замечая банальности в стиле объявлений о бракосочетании.

Он раздвинул шторы и распахнул створку окна. Воздух, хотя и теплый еще, был не так душен и сперт, как в комнате. На небе краснела полоса заката.

Отец заторопился уходить, чтобы успеть засветло добраться до подземного города. Анна проводила его до входной двери.

— Мне жаль, — сказала она, — что ваша роль окончена. Но я должна думать о своей.

Старик засеменил прочь.

Увидев на столе оставленные отцом бумаги, Роберт, не заглядывая в них, взял их себе, чтобы передать в Архив. Он подумал, что тем самым хотя бы что-то наконец сделал в этот день во исполнение своих служебных обязанностей. Снизу его позвала Анна. В передней перед окном трепетал на ветке черный платок. Вошел со двора отец Анны, который закрыл ставни на окнах в нижнем этаже. Его спрашивали, кивнул старик на Роберта, какой-то солдат хотел видеть господина доктора Линдхофа.

Роберт, изумленный, остановился. Старик рассказал, что солдату, молодому человеку в кепи, якобы сообщили в ведомстве, где служит Роберт, что господин доктор Линдхоф здесь и задержится до вечера. Однако отец Анны отослал солдата, потому что наверху шел разговор, которому он не хотел мешать. Роберт нахмурился; неприятно задело не столько самоуправство старика, сколько то, что знали о том, что он посещал Анну в доме ее родителей. Хорошо, что хоть в разговоре не упоминалось слово Архив, а шла речь о некоем ведомстве.

Мать пригласила Роберта отужинать вместе с ними, мол, все уже приготовлено. Анна молча смотрела на него. Оба старика так сердечно упрашивали, что он не в силах был им отказать. Ели в кухне за деревянным столом, выскобленным добела. Роберт, все еще терзаемый досадой, мало говорил, но несколько раз подкладывал себе вареного картофеля с овощами. После ужина каждый вымыл за собой посуду в раковине, которая стояла в углу рядом с плитой.

— А теперь я пойду к моему бочонку, — сказал краснощекий, как гном, старичок.

Он уговорил Роберта спуститься вместе с ним в подвальчик. Это было узкое каменное помещение, половину которого, сколько позволял разглядеть свет переносной лампы, занимал лежавший на полу бочонок.

— Похлопайте, господин инспектор, — предложил старичок и сам постучал костяшками пальцев по округлому боку. — Слышите? Доверху наполнен. — Он придвинул скамеечку и стал возиться со шпунтом. — Знаете, — сказал он, — вообще я никогда этого не делаю. Но глоток на прощание за меня и глоток при встрече за Анну, пожалуй, можно. — Он старательно наполнил две глиняные кружки.