Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб - Соколов Борис Вадимович - Страница 66

• Предыдущая
• 66/77
• Следующая

Шелленберг утверждал, что в той или иной мере советскими агентами были рейхслейтер Мартин Борман, возглавлявший партийную канцелярию, и глава гестапо Генрих Мюллер. Вот что он писал по этому поводу в американской версии своих мемуаров:

«Борман, постоянно присутствовавший в окружении Гитлера, стал незаменимым человеком именно в силу этого постоянства. Все, что имело отношение к Гитлеру, проходило через Бормана. Он находился при решении всех вопросов, больших и малых; что бы Гитлер ни переживал: возбуждение, бешеный гнев или упадок сил – свидетелем этого неизбежно был Борман. От Бормана даже зависело, как направить эти эмоции Гитлера в русло его повседневной жизни. Борман мог ловко подыскать слово, необходимое для того, чтобы сменить неприятную тему разговора и перевести внимание фюрера на новый объект, – короче говоря, он умел рассеять его опасения. Он обладал прекрасной памятью и непреклонной волей, что было особенно ценно для Гитлера, в особенности в последние годы, Так как чем более абсолютистским становился режим, тем труднее было согласовать деятельность огромной военной машины с приказами фюрера. Чем более напряжены были нервы, тем более успокаивающе действовало на него постоянное присутствие Бормана, человека с твердым и непреклонным характером, который оказывался рядом в любое время дня и ночи (читая Шелленберга, можно подумать, что фюрер был безвольным, мягким человеком, но тогда как, интересно., удалось ему увлечь за собою 80-миллионный немецкий народ и санкционировать истребление миллионов и миллионов невинных людей? – Б. С.). Борман обладал способностью уловить самую суть вопроса, изложить его в доступной и доходчивой форме и суммировать основные проблемы в виде нескольких четких формулировок. Он настолько умело это делал, что, даже слушая его самый короткий доклад, можно было понять, какого именно решения он добивается. Примеры этого мне приходилось наблюдать неоднократно…

Я однажды беседовал о личных качествах Бормана с Гиммлером, который подтвердил правильность моей оценки. «Фюрер настолько привык к Борману, – сказал он, – что было бы крайне трудно уменьшить его влияние. Я много раз пытался с ним договориться, хотя фактически мой долг – добиться его отстранения. Я надеюсь, что мне удастся перехитрить его, причем так, что отпадет сама необходимость от него отделываться. На нем лежит ответственность за многие неверные шаги фюрера; он не только соглашался с тем, что фюрер должен быть непреклонным в своих решениях, но и активно способствовал этому».

Всю жизнь Борман методично закреплял за собой завоеванные позиции. Когда-то он был управляющим поместьем в Мекленбурге; затем стал диверсантом и участвовал в движении против французов во время оккупации Рура; он также входил в состав «черного», т. е. нелегального, рейхсвера. Он вступил в национал-социалистическую партию в самом начале ее существования и сделал карьеру под покровительством Гесса, место которого он занял и использовал для увеличения своей политической власти в таких масштабах, о которых Гесс и не мечтал. В 1945 году, здраво оценивая общую ситуацию и учитываю опасность, связанную с занимаемым им положением, он предпринял решительную попытку перейти в восточный лагерь.

Вторым представителем руководящих кругов, имевших явную склонность к России, был Мюллер. Серьезные подозрения относительно искренности его работы против России у меня впервые возникли весной 1943 года после окончания совещания атташе по делам полиции в иностранных государствах. Мюллер, мои отношения с которым становились все более враждебными, в тот вечер был подчеркнуто корректен и вежлив. Я думал, что была уже почти ночь и он порядком успел напиться, но вдруг он сказал, что желал бы поговорить со мной.

Разговор пошел о «Красной капелле». Он весьма настойчиво стремился выяснить причины, которые крылись за фактами измены, и хотел получить представление об образе мыслей, на основе которых такая измена стала возможной.

«Я считаю, – сказал я, что вы должны признать: советское влияние в странах Западной Европы нашло распространение не только среди рабочего класса; оно завоевало приверженцев и среди образованных людей. Я оцениваю это как неизбежное историческое явление нашей эпохи, в особенности если принять во внимание духовную анархию западной культуры, в которую я включаю и идеологию Третьего Рейха. Национал-социализм не более чем куча отбросов на фоне безотрадной духовной пустыни. В противоположность этому в России развивается единая и совершенно не склонная к компромиссам духовная и биологическая сила. Цель коммунистов, заключающаяся в осуществлении всеобщей духовной и материальной мировой революции, представляет собой своеобразный положительный заряд, противопоставленный западному отрицанию».

Я провел эту ночь напротив Мюллера, глубоко погруженный в свои мысли. Передо мной сидел человек, ведший борьбу с коммунизмом во всех его разнообразных формах, человек, который в ходе расследования дела «Красной капеллы» прилагал все усилия, чтобы раскрыть самые отдаленные ответвления заговора. Какая же перемена наступила теперь!

Вдруг он заявил: «Знаете, Шелленберг, то, что между нами возникли недоразумения, просто глупо. Вначале я думал, что нам удастся отбросить эти недоразумения в процессе наших личных и профессиональных контактов, но это не получилось. По сравнению со мной вы имеете ряд преимуществ. Я из низов: мои родители были бедны. Я был полицейским сыщиком, начал с облав и прошел суровую школу повседневной полицейской работы. А вы – образованный человек, юрист, воспитывались в культурной семье, путешествовали. Другими словами, вы прочно связаны с закостенелой системой консервативных традиций. Я не говорю сейчас о германском народе – он по-прежнему остается верным, настойчивым и храбрым – и не о героизме наших солдат на фронте. Я говорю об интеллигентских слоях общества и об их крайне запутанных представлениях о духовных ценностях. Национал-социализм никогда не был для них перспективным и не смог изменить их. Если нам суждено проиграть эту войну, то причиной проигрыша будет не недостаточный военный потенциал; причиной будет духовная неспособность наших руководителей. У нас нет настоящих руководителей. Правда, у нас есть наш руководитель – фюрер, но на нем все замыкается. Возьмем толпу, находящуюся в его непосредственном подчинении. Кого вы там найдете? Они дни и ночи проводят в непрерывных ссорах: одни стремятся заручиться расположением фюрера, другие хотят закрепить за собой власть. Несомненно, что фюрер давно уже это видит, но, руководствуясь совершенно непонятными для меня соображениями, по-видимому, предпочитает именно такой порядок вещей для того, чтобы властвовать. Вот в чем его главный недостаток. Как бы я ни хотел думать иначе, но я все более склоняюсь к выводу, что Сталин умеет делать эти вещи лучше. Подумайте только, что пришлось перенести его системе в течение последних двух лет, а каким авторитетом он пользуется в глазах народа. Сталин представляется мне сейчас в совершенно ином свете. Он стоит невообразимо выше всех лидеров западных держав, и если бы мне позволено было высказаться по этому вопросу, мы заключили бы соглашение с ним в кратчайший срок. Это был бы удар для зараженного проклятым лицемерием Запада, от которого он никогда не смог бы оправиться. Видите ли, говоря с русскими, всегда ясно, как обстоят дела: или они вам снимут голову, или начнут вас обнимать. А эта западная свалка мусора все толкует о Боге и других возвышенных материях, но может заморить голодом целый народ, если придет к выводу, что это соответствует ее интересам. Германия достигла бы гораздо больших успехов, если фюреру удалось проникнуть в самое существо этого вопроса. Но у нас все замышляется и осуществляется вполсилы, и, если мы не будем соблюдать осторожность, это нас погубит. Гиммлер проявляет твердость лишь в тех случаях, когда чувствует поддержку фюрера. Если бы этого не было, он не в состоянии был бы решить, какого курса ему придерживаться. Гейдрих далеко превосходил его в этом отношении; фюрер был прав, называя его «человеком с железным сердцем». Борман знает, чего хочет, но он слишком мелкая личность и не может думать как государственный деятель. Посмотрите на него и на Гиммлера – ведь это сцепились две змеи. Гиммлеру будет трудно забраться наверх».

• Предыдущая
• 66/77
• Следующая