Демократизация - Бернхаген Патрик - Страница 33

На первый взгляд, ничего не связывает процессы в Латинской Америке и в Южной Европе. Действительно, нет одной истории антидемократической политики в разных странах Латинской Америки. Революция в Мексике в начала XX в. привела к власти Институционно-революционную партию, господствовавшую в политике на протяжении десятилетий. Страны Центральной Америки и Карибского бассейна, за исключением демократической Коста-Рики и революционной, но недемократической Кубы, находились во власти разнообразных военных и гражданских авторитарных лидеров и периодически становились жертвами военного вмешательства со стороны США, которые, преследуя разнообразные цели, контролировали бóльшую часть Южной Америки (за исключением Колумбии и Венесуэлы). И все же в 1980‑е – начале 1990‑х годов все военные режимы прекратили существование, и в 1990‑е годы политическая система Мексики начала открываться.

Страны Латинской Америки давно были известны колебаниями между более или менее демократическими и более или менее авторитарными порядками. На этом фоне самым важным является не то, что политический маятник качнулся в сторону демократии, а то, что его возвратное движение минимально. В 1974 г. только три страны в регионе могли быть обоснованно названы демократиями; четверть века спустя почти все страны региона, за исключением Кубы, демократии. Впрочем, более детальный анализ показывает, что в начале XXI в. в некоторых странах происходит что-то вроде спада демократии. Неиспаноязычные страны Карибского бассейна также были демократическими, за исключением нестабильного и неблагополучного Гаити. Самое большое отличие по сравнению с прошлым состоит не только в том, что большинство стран демократизировались, но в том, что возникшие демократические режимы, иногда не вполне благополучные, не потерпели крах. По одному из показателей вероятность крушения демократии до 1978 г. была в 20 раз выше, чем два десятилетия спустя[181].

Чем можно объяснить живучесть новых демократий? Перенесемся на поколение назад. Латинская Америка тогда – это регион мира с самым неравномерным распределением доходов[182]. Это обстоятельство провоцирует у правых большие опасения относительно потенциальной привлекательности революций под левыми лозунгами и неоднократно приводит их к поощрению (часто не без поддержки со стороны США) военных переворотов. В 1960‑1970‑е годы иногда реальные, а иногда вымышленные угрозы, за которыми стояла Куба, делали такие страхи обоснованными в глазах и латиноамериканских правых, и администраций США. Но уже к концу 1970‑х годов для большей части региона, за исключением Центральной Америки, вероятная угроза революции по нескольким причинам затухает. Достичь успеха в революционной борьбе партизанскими методами оказалось куда сложнее, чем представлялось ее сторонникам[183]. В некоторых странах Латинской Америки революционно настроенные левые оказались обезглавлены и дезорганизованы репрессиями, следовавшими за переворотами. И на глобальном уровне революционные способы решения проблем теряли привлекательность по мере того как Советский блок терял продолжительное время сохранявшуюся способность вдохновлять. Наконец, после 1989 г. на волне крушения коммунистического правления в Европе иссякла военная и другая поддержка левых революций со стороны Советского блока (прекратилась даже помощь Кубе). Если выразить эту мысль кратко, то глобальные внешние процессы и параллельные им внутренние процессы значительно ослабили поддержку революционных движений в Латинской Америке со стороны левых.

Уменьшение страха перед революционно настроенными левыми сочеталось с несколькими формами поддерживающих изменений, что в совокупности вело к ослаблению причин антидемократической политики со стороны правых, что было чрезвычайно важным, поскольку именно правые осуществляли перевороты[184]. Прежде всего с конца 1970‑х годов США стали все менее надежным сторонником переворотов и авторитарного правления, утверждавшего свой антикоммунистический характер, что было особенно важным элементом переворотов 1964 и 1973 гг. в Бразилии и Чили соответственно. К началу 1980‑х годов США оказались вовлечены в процесс «продвижения демократии» посредством таких организаций, как Агентство США по международному развитию (USAID) и Национальный фонд поддержки демократии (NED). Такая политика сочетала поддержку определенных демократических практик и экономическую либерализацию, состоявшую из набора политических курсов, известного среди ее критиков как «неолиберализм»[185].

Но не только власти США изменили в лучшую сторону свое отношение к демократии в Латинской Америке. Драматические изменения претерпела и католическая церковь, перейдя от игравшей важную роль моральной поддержки представителей правого авторитаризма, как в Португалии и Испании (и ранее в Италии) к поддержке демократической политики, как было объявлено во время Ватиканского собора 1962 г., известного как Второй Ватиканский собор. Это изменение имело большое значение как для стабилизации новых демократий на католическом Пиренейском полуострове, так и для облегчения продвижения католической Латинской Америки к демократии.

Был еще один важный кластер параллельных внутренних и внешних процессов. Государственные перевороты 1960‑х и 1970‑х годов получили оправдание в качестве защитных мер против коммунизма, но также и в качестве защиты от коррупции со стороны демократии как таковой, поскольку политический класс поддавался иррациональным требованиям тех, чьи голоса он хотел получить, и это все вело к экономической катастрофе. Программы развития 1950‑1960‑х годов финансировались за счет колоссальных внешних заимствований и зачастую казалось, что они ведут в никуда. К началу 1960‑х годов широко распространилось мнение, что избавление от демократии приведет к улучшению функционирования экономики. Выдающиеся экономисты из США консультировали жестокий режим Пиночета. Но в 1980‑е годы стало ясно, что жестокость антидемократического государства едва ли может быть гарантией устойчивого экономического развития (за исключением Чили). Когда в повестку неспокойных 1980‑х годов вернулась критика экономических проблем, уже генералы подвергались обвинениям в некомпетентности и коррупции. В числе причин государственных переворотов был быстрорастущий государственный долг в одной стране за другой. Однако в условиях правления военных государственный долг в целом рос еще быстрее. В сравнении оказывалось, что демократия эффективнее.

Стремительный рост государственного долга был встроен в еще один внешний процесс, который развернулся уже в трансконтинентальном масштабе. В начале 1970‑х годов страны-нефтеэкспортеры резко подняли цены. Богатые нефтью страны начали вкладывать значительно выросшие доходы в западные банки. В свою очередь, западные банки, подобно безумцам, начали выдавать эти деньги в виде займов. Другими словами, значительный рост задолженности стран Латинской Америки был обусловлен не только их готовностью брать взаймы, но и желанием богатых кредиторов выдавать эти займы. Рано или поздно должна была бы произойти катастрофа, когда нервные банкиры стали бы требовать возврата инвестиций, и ключевую роль здесь сыграли могущественные финансовые организации, такие как Международный валютный фонд. Она выразилась в форме предъявленных странам Латинской Америки требований придерживаться рациональных экономических практик. Они, в свою очередь, стали одним из механизмов, посредством которых политические кризисы, положившие конец правлению военных, также привели к ряду изменений, часто называемых неолиберальными, – уменьшению государственного сектора экономики, сдерживанию инфляции, приватизации и уменьшению или отмене тарифов.