Липовый лифт - Сникет Лемони - Страница 9

• Предыдущая
• 9/29
• Следующая

Смех Джерома затихал по мере того, как он скользил все ниже и ниже, пока трое детей молча стояли и смотрели в пролет лестницы, которая вилась и вилась вниз, до бесконечности, и казалось, что она уходит под гору, в глубину, а дела их в будущем пойдут еще хуже, чем раньше.

Кафе «Сальмонелла» находится в Рыбном районе, в той части города, где все вокруг – улицы, запахи, звуки – заставляет думать, что вы попали в некое рыбье царство. Ну а к тому же, если вы отважитесь, встав на колени, лизнуть тротуар, на языке у вас скорее всего останется даже вкус рыбы. Рыбный район насквозь пропах рыбой из-за того, что он расположен близ пристани, куда рыбаки привозят на продажу свой свежий утренний улов. А из-за того, что с моря вечно дует ветер, все тротуары мокрые, вода хлюпает и чмокает под ногами прохожих, и ее беспрестанное журчание напоминает звуки, издаваемые обитателями моря. Весь этот район похож на гигантскую рыбу из-за того, что дома там построены не из досок и кирпича, а из сверкающих серебристых рыбьих чешуек.

Когда сироты Бодлеры добрались наконец до Рыбного района, им то и дело приходилось глядеть на небо, чтобы вспомнить, что они на суше, а не на морском дне. Кафе «Сальмонелла» не просто обычный ресторан, это ресторан тематический, поскольку там вся сервировка и убранство подчинены одной-единственной идее и, как вы уже, наверное, догадались по названию, идея эта – лосось. Повсюду на стенах развешаны картины с изображением лосося, меню украшено рисунками лосося, и даже официанты и официантки облачены в костюмы лосося – обстоятельство, весьма затруднявшее их передвижение по залу с полными тарелками и подносами. На столиках стоят декоративные вазы, набитые вместо цветов лососями. Во все блюда, что готовятся в «Сальмонелле», в том или ином виде входит лосось. По правде говоря, ничего особенно худого в лососе нет. Это как карамельки, или земляничный йогурт, или даже жидкость для чистки ковров – а значит, переешь, перенасытишься, а потом уже ни на какую еду смотреть неохота. Именно так все и случилось с Бодлерами. В тот вечер их костюмированный официант сначала поставил на стол глубокие дымящиеся чаши с протертым лососевым супом-пюре со сливками, потом охлажденный салат с лососем, а на второе жареную лососину с гарниром из равиоли на лососевом жире. А когда официант внес пирог с лососем, украшенный шариками лососевого мороженого, дети уже не могли проглотить ни кусочка. Но даже если бы еда была разнообразная и приготовлена самым утонченным образом и принес бы ее официант в простой удобной униформе, Бодлеры все равно не могли бы насладиться обедом, потому что мысль о том, что Гюнтер проводит вечер с их опекуншей, лишила бы их аппетита даже быстрее, чем неумеренное количество розовой ароматной лососины. Джером не желал обсуждать эту тему с детьми. Он так и сказал им:

– Я не хочу об этом говорить! – Он отпил глоток из бокала, где вместо кубиков льда плавали куски замороженной лососины. – Мне кажется, вы должны немного стыдиться своей подозрительности. Вы знаете, что означает слово «ксенофоб»?

Вайолет и Солнышко покачали головой и поглядели на брата, который усиленно пытался вспомнить, встречал ли он это слово где-нибудь в книгах.

– Когда слово кончается на «фоб», – сказал он, вытирая рот салфеткой в виде лосося, – обычно это означает, что кто-то чего-то боится. Скажите, Джером, слово «ксено» случайно не означает «Олаф»?

– Нет. Оно означает «незнакомец» или «чужак». Ксенофоб – это тот, кто опасается людей только потому, что они приехали из другой страны, и это очень глупая причина для страха. Мне кажется, у вас троих достаточно здравого смысла, чтобы не быть ксенофобами. Кстати, Вайолет, Галилей был родом из европейской страны, и он изобрел телескоп. Как ты думаешь, ты бы его боялась?

– Нет. Для меня была бы большая честь познакомиться с ним, но…

– Ну а ты, Клаус, – перебил ее Джером, – ты наверняка слышал о писателе Дзюнъитиро Танидзаки, который родом из Азии? Ты бы его боялся?

– Конечно же нет, – сказал Клаус, – но…

– А теперь Солнышко, – продолжал Джером. – Острозубый горный лев водится в ряде стран Северной Америки. Ты бы испугалась, если бы встретилась с горным львом?

– Нетеш, – ответила Солнышко, что означало что-то вроде: «Конечно же испугалась. Ведь горные львы – дикие животные».

Но Джером продолжал говорить, будто и не слышал ее слов.

– Я не собираюсь бранить вас, – сказал он. – Я знаю, сколько вы пережили после смерти родителей, но мы с Эсме хотим сделать все, что в наших силах, чтобы у вас был уютный, защищенный дом. Я не думаю, что Граф Олаф посмел бы прийти в наш дорогой, престижный район. Но если бы даже он решился на это, консьерж тотчас бы его опознал и немедленно поднял на ноги соответствующие власти.

– Но консьерж мог не опознать его, – не сдавалась Вайолет. – Он наверняка был переодет.

– Олафа ничто не остановит. Он куда угодно пойдет, чтобы найти нас, – добавил Клаус. – Его не остановят никакие престижные районы.

Джером явно был огорчен.

– Прошу вас, дети, не спорьте со мной, – сказал он. – Я не выношу споров.

– Но иногда спорить полезно и даже необходимо, – заявила Вайолет.

– Я не вижу ни одного довода, который был бы полезным или необходимым, – возразил ей Джером. – Эсме заказала нам столик здесь, в кафе «Сальмонелла», я терпеть не могу лососину. Я, конечно, мог бы вступить с Эсме в спор, но какая в этом польза и какая необходимость?

– Да, но вы могли бы съесть обед, который вам по вкусу, – сказала Вайолет. Джером покачал головой.

– Станете старше, сами все поймете, – сказал он. – Кстати, кто-нибудь из вас помнит, который из лососей наш официант? Вам скоро пора ложиться спать, и я бы хотел расплатиться и отвезти вас домой.

Сироты Бодлеры с грустным чувством безысходности поглядели друг на друга. Безысходной казалась им в который раз возникшая ситуация, когда Олаф вновь выдавал себя за другого человека, а грустно им было, так как все попытки убедить их опекуна, что Гюнтер вовсе не Гюнтер, ни к чему не приводили. Они не сказали почти ни слова, когда Джером вывел их из «Сальмонеллы» и они сели в такси, которое и довезло их от Рыбного района до дома 667 на Мрачном Проспекте. По дороге они проехали мимо пляжа, где дети впервые услыхали ужасное известие о пожаре, и у них было чувство, что все случилось очень давно, хотя прошло совсем не так много времени. Дети глядели из окна машины на волны океана, набегавшие на уже совсем темный пляж, и им не хватало больше, чем когда-либо, их родителей. Будь родители живы, они бы прислушались к тому, что говорят дети, они бы поверили их словам о том, кто на самом деле был Гюнтер. Но еще горше для Бодлеров было думать о том, что, будь живы их родители, трое сирот вряд ли бы вообще знали, кто такой Граф Олаф, не говоря уж обо всех его предательских и жадных помыслах. Вайолет, Клаус и Солнышко сидели в такси и печально глядели в окошко, и им больше всего на свете хотелось вернуть времена, когда жизнь их была счастливой и беззаботной.

– Как, вы уже вернулись? – спросил консьерж, открывая дверцу такси рукой, по-прежнему спрятанной в рукаве пиджака. – Миссис Скволор сказала, что вас не ждать раньше, чем покинет пентхаус ее гость, но он еще не спускался.

Джером поглядел на часы и нахмурился:

– Детям пора спать. Если мы пройдем тихо, то никого не побеспокоим.

– Я получил строгий наказ, – сказал Консьерж. – Никто не должен появляться в пентхаусе, пока гость не покинет дом.

– Не хочу с вами спорить, – сказал Джером. – Но, может быть, именно сейчас он спускается вниз. Для того, чтобы спуститься по этой лестнице, нужно много времени, если только не съехать по перилам. Думаю, самое правильное для нас – Начать медленно подниматься.

– Мне это не приходило в голову, – Произнес консьерж, почесав рукавом подбородок. – Ну хорошо, думаю, вы можете двинуться наверх. Не исключено, что вы встретите его на лестнице.

• Предыдущая
• 9/29
• Следующая