Возвращение (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/142
• Следующая

Валентин действительно нервничал и сразу погнал нас в машину.

– Быстрее не могли? – недовольно сказал он.

– Есть новая песня, – сказал я. – Я над ней давно работал, а закончил совсем недавно. Мы ее еще не успели толком отрепетировать, но сыграть и спеть сможем.

– Сначала выступите с «Качелями», а там будет видно. Николай, давай быстрее.

Шофер, с которым я не был знаком, доставил нас к дворцу через час с небольшим. Мы прошли в вестибюль, сдали свои вещи, и Валентин повел нас в зал. На сцене мальчишки и девчонки на пару лет младше нас танцевали какой-то украинский танец.

– Пробирайтесь ближе к сцене, – негромко сказал наш провожатый. – И садитесь на свободные места. Ваш номер объявят.

Мы прошли по проходу к третьему ряду и сели на два крайних места. С полчаса с удовольствием смотрели и слушали других, пока не объявили наш номер.

– Геннадий Ищенко и Людмила Черзарова с песней «Крылатые качели»!

Мы встали и быстро прошли к лестнице сбоку от сцены. Я взял Люсю за руку, и мы поднялись на сцену и пошли к роялю. Ведущий поднес один микрофон к севшей за инструмент Люсе, а второй я перетащил сам, стараясь не запутать провода. Он передал мне гитару и отошел в сторону.

– Не волнуйся! – шепнул я подруге, видя, что у нее начинается мандраж. – Плюй на все, тогда получится. Начинай первая.

Сыграли и спели мы просто замечательно, и я с удовлетворением заметил, что Люся успокоилась, а бурные аплодисменты, которыми нас наградили сидящие в зале, доставили ей удовольствие. Ведущий начал нас благодарить, намереваясь согнать со сцены, но я взял свой микрофон, который никто не отключал, и обратился к залу:

– Совсем недавно я закончил работать над песней, посвященной героям гражданской войны. Мы не успели ее как следует отрепетировать, но если вы не против и будете снисходительны к исполнению, мы вам ее сейчас споем.

Ведущий дернулся было к нам, но публика начала дружно аплодировать, и он опять отошел в сторону, словно показывая, что ничего общего с нами не имеет.

– Песня «Погоня», – объявил я и запел вместе с подругой. – Усталость забыта, колышется чад, и снова копыта, как сердце, стучат...

Наверное, еще никогда мы с ней не вкладывали в пение столько души, и пели на удивление синхронно, как будто тренировались не один день. Люди могли подумать, что я соврал насчет репетиций. Когда мы закончили, я отдал ведущему гитару и подал Люсе руку. И тут зал взорвался аплодисментами! Нам аплодировали, пока мы не вернулись и не спели песню еще раз. Эх, если бы это была по-настоящему моя песня! Под аплодисменты мы спустились со сцены и заняли свои места. Ведущий поблагодарил нас за выступление и объявил следующий номер. К его началу шум в зале стих, но на нас продолжали оглядываться. Надо было уйти через боковые двери. Долго нам сидеть не пришлось: сначала станцевали «Польку», потом девочка лет десяти спела песню про маму, и ведущий объявил об окончании мероприятия. Здорово, значит, нас всунули в самом конце.

Мы поднялись и быстро пошли к выходу.

– Как ты думаешь, нас засняли? – спросила Люся, увидев две кинокамеры на треногах.

– Засняли, – ответил я. – Ты уткнулась в рояль, а потом скромно потупила глазки, а я несколько раз посмотрел в зал. Первый раз не снимали, снимали, когда мы пели «на бис». Давай отойдем в сторону и дождемся Валентина, все равно в гардеробе сейчас очередь.

Мы отошли к окну, где нас и нашел Валентин.

– Пойдемте быстрее, – поторопил он нас. – С вами хотят поговорить. Прекрасная песня и спели вы ее здорово, но у ведущего чуть не случился инфаркт.

Он привел нас в большую комнату с четырьмя составленными в ряд столами, за которыми сидело несколько мужчин и одна женщина. Из всех я узнал только Тикоцкого. Мы подошли вплотную к столам и поздоровались.

– Спасибо, Евгений Карлович! – сказал я приветливо улыбнувшемуся мне композитору. – Люся, это композитор, который нас с тобой сюда вытянул. И первую песню он мне помог исполнить.

– Ты бы ее и без меня исполнил, – сказал Тикоцкий. – Вы, ребята, без сомнения получите за свою песню первое место, а, значит, попадете на Всесоюзный смотр. Так что готовьтесь.

– А когда это будет? – спросил я.

– Когда пройдут все республиканские смотры, – ответил он. – Пока дата не утверждена. Ориентируйтесь на конец зимы. Геннадий, с тобой хочет поговорить Виктор Сергеевич Попов. Он хормейстер московского Дома пионеров и октябрят.

– Садитесь, ребята! – сказал тот, кого Тикоцкий назвал Поповым. – Возьмите стулья у стены.

Я сходил за стульями для себя и для Люси. Пока ходил, вспомнил, кем станет этот человек. Большой детский хор – это его детище.

– Я руковожу большим детским коллективом, – начал он, когда мы уселись. Хороших детских песен, к сожалению, очень мало, поэтому я рад, что ты начал их писать. Надеюсь, написанным ты не ограничишься. У меня будет просьба. Я хотел исполнить «Качели»...

– Виктор Сергеевич! – сказал я. – Извините, что перебил. Я не являюсь собственником песен. Конечно, мне хочется первый раз спеть их самому или в паре с моей подругой. Но если их потом будут петь другие, я буду только рад. К сожалению, я могу придумывать только сами мелодии, партитуру при всем желании не напишу. Так что это уже придется вам самим.

– Этот недостаток присущ многим молодым авторам, – вступила в разговор женщина. – Я являюсь художественным руководителем дворца пионеров. Надеюсь, что вы у нас в гостях не последний раз. Если будет нужна какая-нибудь помощь, обращайтесь в любое время.

– Запомните на будущее, молодые люди, – сказал мужчина с брезгливым выражением лица, – что выступать положено в школьной форме.

Этот тип вызвал во мне неприязнь, и я не удержался.

– Извините, а кем это положено? – ехидно спросил я. – Это ведь самодеятельность, верно? А школьная форма предназначена только для школы. У нас в самодеятельности может принять участие любой. Что вы скажете о сталеваре, если он выйдет на сцену в брезентовой одежде со шлемом на голове и исполнит при этом арию Фигаро? Я его назову придурком. Так почему этим должны заниматься мы? Для нас выступление – это праздник, а в праздник и одеваются по-праздничному.

Все, кроме типа, рассмеялись, он покраснел как рак и отвел глаза. Но я успел заметить их выражение. Зря я связался с этим дерьмом, надо было шаркнуть ножкой и сказать, что в следующий раз непременно...

– Зря ты с ним связался! – сказал мне Валентин, когда мы шли к машине. – Дрянной человек. Работает в министерстве культуры и теперь при случае постарается сделать тебе гадость. Больших возможностей у него нет, но все равно... Поговорку про дерьмо слышал? Так это как раз про него. Я с вами, ребята не поеду. Сейчас Николай подбросит меня домой, а потом отвезет вас.

До дома Валентина, где он со всеми попрощался и вышел, ехали всего минут десять, а потом поехали в городок. Всю дорогу шофер молчал, да и мы не хотели разговаривать о своих делах при постороннем.

– Вы молодцы, – сказал он, когда съехал с шоссе на бетонку. – Здорово выступили.

– А вы смотрели? – спросил я. – Вас ведь Николаем зовут? А как полностью?

– Николай Иванович, – ответил он. – Смотрел, конечно.

– А где Сергей Александрович? – спросил я.

– Жена у него заболела, – ответил он. – Так что пока на этой машине я.

Он нас привез туда же, откуда и забрал – к моему дому. Мы попрощались и зашли в подъезд.

– Давай пообедаем у нас, а потом я тебя провожу, – предложил я. – Если тебе не надоели мамины борщи.

– Давай, – согласилась она. – Твоя мама их очень вкусно готовит. Скажи, зачем ты поругался с этим...

– Ну сглупил, – признался я. – Терпеть не могу таких типов. Ладно, забудь о нем, впредь буду сдержанней.

– Раздевайтесь, мойте руки и за стол, – сказала мама, увидев нас в прихожей. – Хорошо выступили?

– Когда мы выступали плохо? – ответил я. – Глава комиссии сказал, что первое место у нас в кармане. Теперь весной придется ехать в Москву.

• Предыдущая
• 34/142
• Следующая