Возвращение (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/142
• Следующая

– Послушайте, Валентин, – сказал я, когда дверь за директором закрылась. – Вы не могли бы найти себе другого мальчика? Например, в Минске. Тогда никуда и ездить не придется.

– А что не так? – спросил он. – В чем дело, Вася?

– Молодой человек категорически против славы, – сказала она, закрывая свой блокнот. – Даже упрашивал меня написать о нем такую статью, чтобы меня после нее выперли из редакции.

– Садись, поговорим, – сказал он мне. – Скромность это хорошо. Она украшает человека. Но во всем нужно знать меру. Ведь что такое слава? Это не что иное, как признание твоих заслуг перед обществом. Иногда она может мешать, но пользы от нее гораздо больше. Все ведь зависит от самого человека. Если ты останешься самим собой, отношение твоих друзей и близких не изменится. А завистники... они еще долго будут, так что, из-за них не делать ничего выдающегося? Мне сказали в редакции, что они хотят заключить с тобой постоянный договор, а это значит, что будут печататься и другие твои книги. А творческие люди у нас в стране самые уважаемые...

– После партийных работников, – вставил я.

– Ты что-то имеешь против партийных работников? – спросил он, и я увидел, как напряглась Лиса.

– Нет, – ответил я. – Инженеры человеческих душ, они цементируют наше общество.

– Хорошо сказал, – одобрительно кивнул Валентин. – Наше государство заботится о детях и вправе рассчитывать на их благодарность. Вот я смотрю на тебя и вижу коммунистическое будущее, когда все ребята будут такие, как ты: умные и талантливые, сильные и красивые! Ты – это первый росток, за которым последуют дружные всходы! Наш отдел занимается поиском таких парней, как ты. Людям нужны примеры, которым стоит подражать. А ты нам подходишь идеально. Спортсмен, отличник, умеешь играть и хорошо поешь, в четырнадцать лет написал хорошую повесть, а теперь еще, оказывается, и скромный. Всесторонне развитый человек!

– Учителей допрашивали? – безнадежно спросил я.

– Пока я разговаривал только с вашим физруком и классной, – сказал он. – Встряхнись, Геннадий, все равно от славы никуда не убежишь!

Я напряженно думал, а Валентин с Лисой смотрели на меня с нескрываемым любопытством, ожидая, что я скажу в ответ. Быть незаметным у меня не получалось. Наверное, в глубине души я сам этого не хотел. Или одна из моих половин, что ничего не меняло. И что теперь делать? Может быть, воспользоваться случаем и приобрести такую известность, чтобы в случае чего несколько раз подумали, прежде чем сунуть меня в психушку или прижать другим способом? Все равно я даже без своих записей еще долго буду полезным. Основные события я записываю, а сколько было неосновных? А от их знания тоже может многое зависеть. Я хотел передать свои записи через Цуканова, бывшего бессменным ведущим помощником Брежнева по экономике и промышленности. В отличие от самого Леонида Ильича, к Георгию Эммануиловичу было подобраться гораздо проще. Я видел его фотографию и знал, где он примерно жил, и то, что он часто ходил на работу пешком. И способ передачи тетрадей я нашел, а в прикладываемой записке были изложены кое-какие факты, которые гарантировали, что мой труд не окажется в первой же московской урне. В моем плане были и сложности, и некоторый риск. В случае с известностью можно было действовать по-другому. Я все никак не мог решить. Если пойти по тому пути, на который меня толкают, мне и дальше придется выдавать чужие вещи за свои. Моя совесть к подобному уже притерпелась. И цель у меня была достаточно важной для всех, и была большая вероятность, что все украденное все равно не будет создано из-за моих тетрадей. Я был уверен, что когда-нибудь, когда все узнают, родители меня поймут и простят. Поэтому решающим было мнение Люси. Она быстро вошла в мою жизнь и уходить из нее не собиралась. Если она скажет «да», я, пожалуй, рискну.

– Ладно, – сказал я собеседникам, посмотрев на часы на руке. – Уговорили. Через три минуты звонок. Вы ведь хотели поговорить с классом? Ну и у меня будет короткий, но важный разговор. Вы еще здесь что-нибудь планируете?

– Заберем тебя с собой и съездим к вам домой, – сказал Валентин. – Надо поговорить с твоими домашними.

– Дома одна мать, – предупредил я. – Отца нетрудно вызвать, если он никуда не уехал, но сестра учится.

– Мы уедем часа через два, – сказала Лиса. – За это время все уроки закончатся. Чаем угостишь?

Мы подошли к классу перед самым звонком, но Валентин не стал его ждать, а постучал в дверь и вошел. За ним вошла девушка, а за ней и я, машинально скользнув взглядом по ее фигуре. Наша учительница физики уже была знакома с гостями, поэтому кивнула Валентину, закрыла классный журнал и вышла.

– Я работник Центрального Комитета комсомола Белоруссии Валентин Петрович Дроздов, – представился Валентин. – А это собкор вашей газеты «Пионерская правда» Василиса Юрьевна Белецкая. Следующий урок у вас будет короче на пятнадцать минут, за счет чего увеличится перемена. К вам будет просьба не разбегаться, а ответить на вопросы корреспондента. Давайте, чтобы не терять времени, начнем работать.

– Одну минуточку, – вмешался я. – Наверное, мне самому здесь присутствовать не стоит. И я у вас заберу одного человека, остальных можете мучить. Я буду ждать в коридоре.

Я подошел к своей парте, забрал портфель и сказал покрасневшей от общего внимания Люсе, что нам нужно поговорить. Как раз зазвенел звонок, и мы единственные из всего класса вышли в коридор. Из соседних классов туда же повалили ученики, но возле наших дверей никого не было.

– Мне нужно с тобой поговорить, и от этого разговора будет зависеть вся моя жизнь, – сказал я, сжав ее ладонь в своей. – Ты хотела моей откровенности, и я буду откровенен, хоть и боюсь, что это может изменить твое отношение ко мне.

– Этого можешь не бояться! – ответила она. – Я хочу всю жизнь прожить с тобой, остальное не важно.

– Тогда слушай! – сказал я и минут за десять рассказал самое важное, не упоминая о развале Советского Союза. Всему свое время, а ей тогда легче было поверить в инопланетян, чем в это.

– Чужие песни это такие, как ты пел для меня или у Светы?

– Да, я их знаю не одну сотню, только не все можно петь. Если изменится будущее, многие из них просто не будут созданы, потому что изменятся судьбы написавших их людей. То же самое и с книгами. По сути, это воровство, поэтому мне самому неприятно так поступать. Я хотел действовать со стороны, чтобы обо мне никто не знал, но нужно было как-то прикрыть свои записи, поэтому я и взял одну небольшую и далеко не лучшую повесть. А теперь за меня возьмутся всерьез и начнут лепить идеал для подражания. Остаться в тени уже не получится. Если я начну реализовывать свой план, меня будет не так сложно найти.

– Ну и что? – подняла она на меня глаза. – Ты же не делаешь ничего плохого! Наоборот, хочешь всех спасти!

– Ты должна понимать, что в руководстве страны есть самые разные люди. И руководствуются они не только интересами государства, но и своими собственными. И не у всех из них чистые руки, да и интересы государства каждый понимает по-своему. А я слишком много знаю всяких секретов, и государственных, и их личных. Если я буду обычным мальчишкой, я могу просто бесследно исчезнуть.

– Тогда прославься! – сказала она. – Ты же сам сказал, что все изменится и многого из того, что ты хочешь использовать, не будет! Если ты боишься, что я тебя из-за этого разлюблю, то зря! Буду женой великого человека. Ведь буду?

– Мне тебя прямо сейчас при всех поцеловать? – спросил я. – Или подождешь до вечера?

– Влепят кол по поведению и вызовут родителей! – счастливо засмеялась она. – И рассадят на разные парты. Хотя можешь и поцеловать, в коридоре уже никого нет.

– Точно! – я с удивлением осмотрел пустой коридор. – Честное слово, не заметил звонка! Но целоваться не будем, по тебе сразу все видно. Я сейчас уеду с гостями, а вечером к тебе прибегу. Заодно познакомишь с родителями, а то я их только видел издали. А сейчас иди в класс и постарайся даже намеком не выдать то, о чем теперь знаешь, а я их подожду здесь.

• Предыдущая
• 26/142
• Следующая