Расмус, Понтус и Растяпа - Линдгрен Астрид - Страница 18
- Предыдущая
- 18/30
- Следующая
– А сельчанин не рассердился? – удивился Понтус.
Альфредо пожал плечами:
– А какое дело мамочке до сельчанина? Она встретить его пару дней спустя и спросить вежливо и по-дружески: «Как поживать кобылка? Как там малышка Леонора?» – «Спасибо, ничего, – ответить тот, – начинает понемногу сидеть. За день часа два наберётся».
Поскольку никто не засмеялся, Альфредо хохотал один, долго и с удовольствием, пока дверь вагончика не открылась снова.
– А вот и наша полиция, – сказал он. – Найти что-нибудь?
– Вам же было сказано, что это простая формальность, – с достоинством ответил комиссар.
Альфредо обеими руками почесал волосатую грудь и хитро подмигнул комиссару:
– Вот и я, бывает, искать-искать, а ничего не находить. И чего это вы всё ищете? Я слышать, кто-то здесь украсть много-много серебра…
Комиссар кивнул:
– Так и есть.
Расмус дивился на безграничную Альфредову наглость. Вор, которого ищут, был тут как тут, сидел на крыльце и водил за нос папу и старшего комиссара! Он весь прямо светился, бессовестные глаза сверкали, белые зубы блестели в улыбке.
– Так, так, на свете столько нечестных людей, – вздохнул он, потом пригнул ветку сирени и с благочестивым видом понюхал её. – Ах, какой красивый цветы… Но вы, верно, снять отпечатки пальцев, чтобы напасть на след?
Расмус похолодел. Что, если его отпечатки пальцев найдут у фон Ренкенов?
– Ха, – сказал папа. – Там был не новичок, это действовал старый и опытный грабитель.
Альфредо хитро улыбнулся, засовывая за ухо веточку сирени.
– Ну, уж польстить так польстить… – пробурчал он себе под нос. – А я всё равно не признаться!
– Идём, Патрик, – сказал старший комиссар. – Нечего тут стоять, работы полно.
– Я понимать, понимать, – засмеялся Альфредо. – Удачи в ваших формальностях!
Он долго смотрел им вслед, потом перевёл глаза на мальчишек: вид у него был ещё нахальней, чем обычно.
– «Если не оставлять отпечатков пальцев, далеко пойдёшь», говорить мой бедный мамочка. И вы не забывать этих мудрых слов, мой юный друзья!
Он поднялся и поплотней запахнулся в купальный халат.
– Вылезать, Берта, – крикнул он в вагончик, – пора проглотить пару шпаг! Но скоро, тфа юный негодяй, – продолжил он, – я уйти на покой и больше не проглотить не то что шпага, а даже один маленький ножик для масла, и как это быть приятно!
Появилась Берта в красном шелковом платье. Она злобно оглядела ребят, но проплыла мимо, не проронив ни слова. Альфредо пошёл было за ней, но Расмус ухватил его за халат и потянул к себе:
– Альфредо, пожалуйста, отдай мне Растяпу сейчас, мы ведь уже пообещали, что ничего не скажем!
Но Альфредо выдернул полу халата:
– Раз сказать, значит, сказать! В пятницу вечером, не поздней не раньше! Вот ведь тфа нетерпеливый маленький негодяй!
Они направились прочь, абсолютно убеждённые в том, что Альфредо самый мерзкий и наглый в мире разбойник, но всё-таки немного успокоенные тем, что Растяпа в безопасности и завтра вечером его освободят – надо только подождать. Расмусу казалось, что ждать легче не в одиночестве, и Понтус, который для своего возраста был весьма мудр, понял его.
– Пойдём к нам, – сказал он. – Разогреем блинчики с мясом… Мама сегодня стряпает для званого вечера у бургомистра.
Мама Понтуса слыла лучшей поварихой в городке и кормила себя и сына, готовя роскошные обеды для вестанвикского высшего света. И вполне возможно, что цыплёнок, которого она жарила на кухне бургомистра, удался на славу, но с блинчиками, которые она оставила на плите для сына, он не шёл ни в какое сравнение!
– Такой вкуснятины нигде больше нет, – заметил Понтус.
Расмус благодарно последовал за ним на Столяров холм. Ему не хотелось домой. Там больше нет Растяпы, и некому вылететь навстречу с весёлым лаем, тёплым маленьким клубочком свернуться под кухонным столом, некому лежать в кровати Расмуса, уткнувшись носом в шею хозяина и посапывая… Тяпы нет, так зачем вообще идти домой? К тому же мама наверняка беспокоится из-за Растяпы – совершенно не хочется стоять перед ней с ничего не подозревающим видом.
По телефону прикидываться было легче. И пока Понтус разогревал блинчики, Расмус позвонил домой.
– Да, мы с Понтусом пойдём его поищем… – врал он отчаянно. – Да, конечно, пообедаю у Понтуса… И уроки мы сделаем вместе.
Он повесил трубку и пошёл на кухню, где Понтус уже всё приготовил.
У них получился, как говорила мама Понтуса, «приятный холостяцкий обедик». И холостяки были совершенно уверены, что ничто на свете не может сравниться с блинами.
– Какая умница твоя мама, что напекла столько блинов, – заметил Расмус, насыпая себе на тарелку целую гору сахарного песка.
Понтус хихикнул с довольным видом – приятно было оказаться гостеприимным хозяином, ведь и сам он столько раз обедал у Расмуса.
– Налетай! Тут на всех хватит!
И Расмус налетел. И на какое-то время забыл о Растяпе и думал только о блинах.
Но после того как помыли тарелки и сделали уроки, Расмус снова притих. Он вспомнил, что скоро придётся идти домой – одному, без Тяпы…
– Слушай, а пойдём в подвал проверим серебро? – сказал Понтус.
Расмус просиял – что угодно, только не сидеть без дела. Действовать, действовать!
– А давай утащим что-нибудь из сумки, – предложил он с живостью. – Они же сами не знают точно, сколько наворовали!
Понтус идею одобрил.
– А через пару лет вернем барону с запиской: «Подарок от друга, пожелавшего остаться неизвестным»!
Они решительно направились в подвал.
– А если кого-нибудь принесёт, скажем, что госпожа Андерссон просила нас прибраться, – придумал Расмус.
Понтус уже достал из «Объединённого утиля» ключи.
– Ясное дело! Если только не принесёт Альфредо или Эрнста… А то они нам покажут уборку!
Они с хохотом открыли ларь из-под картошки и вдвоём выволокли сумку на пол.
– Ну, до завтрашнего вечера они вряд ли сунут сюда нос, – с надеждой сказал Понтус.
Расмус тоже так думал.
– А всё-таки соображать надо быстро. Возьмем кофейник, ага?
Легко сказать! Эрнст действительно никому не доверял, и про печать сказал не для красного словца. На сумке красовалась крепкая свинцовая пломба, и чтобы добраться до содержимого, её пришлось бы сломать.
– Подумаешь, – сказал Понтус, – сделаем новую. Расплавим оловянного солдатика.
Расмус покачал головой:
– Заметят. На печати какой-то знак… Похоже, монетка.
– Ну и мы так же запечатаем.
– Так же не получится. Это, наверное, была иностранная денежка… Эрнст подозрительный, как старый козёл!
Ребята осматривали сумку, сквозь ткань прощупывали серебро, и очень жалели, что нельзя его увидеть.
Расмус ещё немножко подумал.
– Слушай-ка, – наконец произнёс он, – а если распороть сумку, а потом снова зашить?
Понтус хихикнул:
– Можно продать идею Альфредо, вот тогда Эрнст останется с носом со своей печатью!
Господин Фрёберг частенько говорил, что мыслящие люди вращают Землю. И сейчас Понтус не сомневался, что речь шла именно о Расмусе.
– Расмус, ты у нас голова! – воскликнул он. – А я – я тот, кто сейчас побежит за ножницами, иголкой и ниткой!
Так он и сделал. И ребята взялись за работу. Расмус аккуратно распорол сумку, и когда они вывалили на пол её содержимое, в подвале госпожи Андерссон воцарилась почтительная тишина.
– Ёлки-палки, – выдохнул наконец Расмус.
Это была, вне всякого сомнения, самая большая коллекция серебра в мире. Тут имелись бокалы и бокальчики, чайники, подсвечники и табакерки, маленькие изящные солонки, сахарницы, сливочники и тот самый кофейник, на который у Приккен была аллергия и в который Альфредо ставил сиреневую ветку.
- Предыдущая
- 18/30
- Следующая
