Расмус, Понтус и Растяпа - Линдгрен Астрид - Страница 13

• Предыдущая
• 13/30
• Следующая

– А это быть вазочка для тебя, Берта, – сказал он, взял ветку сирени, воткнул её в серебряную посудину, а потом снова сел на место с довольным видом.

– Подумать только, мои глаза видеть такой кувшин! Я всю жизнь воровать серебро, но такого никогда не видать!

Но Эрнст снова занервничал:

– Надо сложить серебро обратно в сумку и унести отсюда, пока все не проснулись. Здесь мы его не спрячем.

– Это уж точно, – замахала руками Берта. – С утра придёт полиция с проверкой.

– Да, они с начала ярмарки что-то вынюхивать, – подтвердил Альфредо, беря новую булочку. – Верно, думать, что кто-то здесь откуда-то сбежать, – добавил он с обиженным видом.

Эрнст злобно кивнул:

– А это так и есть, ну надо же, какое совпадение! Короче, надо всё уносить в верное место до завтрашнего вечера, пока не придёт Антиквар. – Он начал собирать серебро в сумку. – Чёрт-те что, ждать до завтра… Клянусь фараоном, мне это не нравится! Но раньше Антиквар не появится.

Альфредо спокойно запивал булочку кофе:

– Ты иметь плохие нервы, старина Эрнст, ты всегда иметь плохие нервы. Клянусь, мы находить подходящее место!

– И где?

Альфредо поскреб в ухе:

– Что ты сказать, малышка Берта? Ты же иметь сестру в этот городишко.

Берта кивнула.

– К сестре в подпол, что вы об этом думать?

– К сестре в подпол… – с сомнением повторил Эрнст. – А потом сестра приползёт в подпол за картошкой и всё это найдёт!

Берта злобно сверкнула на Эрнста повлажневшими синими глазами:

– Не приползёт, подлец, она сломала ногу и сейчас в больнице!

Альфредо не выразил ни малейшего сочувствия, наоборот, довольно ухмыльнулся:

– Сестрица сломать ногу как раз вовремя! Теперь она не забрать из подвал даже одна маленькая картошка!

Эрнст с недоверием перевёл взгляд с Берты на Альфредо и обратно:

– Не пойдёт. Кое-кто здесь ещё вполне на ногах.

– Ах вот что тебе не нравится, – колко заметила Берта. – Ну, тогда прячь сумку где знаешь. Кстати, у меня есть ключ от погреба, и я как раз собиралась туда за соком – отнести сестрице в больницу. Но ты иди, прячь барахло куда хочешь!

– Успокойся, Берта, – сказал Эрнст. – Отнесём всё в подвал. Но имей в виду, сумку я опечатаю! Опечатаю большой свинцовой печатью, и вскроем мы её, только когда придет Антиквар, ясно?

Берта злобно посмотрела на него:

– Ты подозрителен как чёрт. Не доверяешь нам с Альфредо?

Но Альфредо примирительно махнул булочкой:

– Берта, ты не хотеть замолчать? Доверять есть хорошо, но запечатать есть ещё больше хорошо, как говорить моя бедная матушка. – Он повернулся к Эрнсту: – Ты можешь запечатать своя печать хоть вся сумка. Завтра вечером приходить Антиквар, и все печать убирать прочь. Но клянусь, нынче он не приходить зазря!

Эрнст кивнул.

– Это уж точно. Не то что в прошлый раз, когда он скупил у нас по дешевке всё барахло, а потом перепродал в своей лавчонке в десять раз дороже! – Он с беспокойством глянул на наручные часы: – Четвёртый час. Если собираемся перетаскивать, сейчас самое время. Так где живёт твоя сестра?

И вот теперь… Теперь пора было убегать! Ребята притаились в кустах сирени. Воры должны были выйти с минуты на минуту. Скорей, скорей! Понтус пойдет за ними, чтобы посмотреть, куда они всё спрячут, а Расмус побежит домой и приведёт папу!

Но всё вышло иначе.

Вшивый рынок был объят дрёмой. Все обитатели маленьких вагончиков сладко спали – кроме тех троих в зелёном вагончике, притаившемся за кустами сирени. Наступал рассвет, самое тихое и спокойное время суток. И вдруг эту тишину разорвал громкий, весёлый и отчаянный лай. Это лаял маленький пёсик, страшно довольный, что нашёл своего хозяина и что наконец наступило настоящее утро!

– Растяпа, – обречённо выдохнул Расмус. – Только тебя тут и не хватало.

За триста лет своего существования Вшивый рынок Вестанвика повидал многое: и отчаянные цыганские драки, и стычки пьяных деревенских парней. Но сцены, подобной той, что разыгралась этим ранним майским утром перед восходом солнца, здесь ещё не бывало. В кустах сирени смешались в кучу воры, воровки, дети, собаки – да уж, такое на Вшивом рынке случалось разве что раз в триста лет, если вообще случалось.

– Беги, Понтус, беги, – пронзительно крикнул Расмус, и Понтус рванул так, что забрызгал грязью все кусты. Эрнст пустился вдогонку.

Расмус бежать не мог, потому что крепкая рука Альфредо вцепилась в его загривок, точно тиски.

– Молчать, – рявкнул шпагоглотатель, – не то я свернуть тебе шею!

Похоже, он не шутил. Расмус застыл от страха. Тут вмешался Растяпа. Никто не смел так обходиться с его хозяином! Конечно, сейчас хозяин сам разберётся с этим здоровенным бродягой, который держит его за шиворот, но на всякий случай Растяпа всё-таки решил помочь. Он с громким лаем рванулся вперёд, делая вид, будто вот-вот укусит Альфредо. Именно так Альфредо и подумал, поскольку понятия не имел, что Растяпа в жизни никого не кусал, кроме разве что маленького безобидного цыплёнка, который как-то раз попался ему на пути. Злодей дал Растяпе пинка, и тот с визгом отлетел в кусты сирени. Расмус пришёл в ярость. Когда кто-то прикасался к его собаке, он терял всякий контроль над собой. С быстротой молнии он впился зубами в голое запястье Альфредо. Рассуждал он примерно так: раз уж ты, скотина, пинаешь мою собаку, которая сама не может тебя укусить, я сделаю это за неё! Вообще-то Расмус, как и Растяпа, не привык кусаться, но какое-то чутьё подсказало ему, что если речь идёт о ворах, не стоит особо церемониться.

Альфредо выругался и на мгновение выпустил ворот Расмуса. Большего и не требовалось: одним рывком Расмус освободился, выскользнул из рук Альфредо и сломя голову рванулся к сиреневым кустам. Альфредо пустился вдогонку, рыча, как разъярённый носорог, но ловкие мальчишечьи ноги явно бегали быстрее толстых старых Альфредовых ножищ. И Расмус бы убежал, если бы не споткнулся о старую лохань, коварно притаившуюся в кустах сирени. Это была та самая лохань, которая накануне спасла их от когтей Альфредо – но теперь она, видимо, перешла на вражескую сторону. Расмус упал на четвереньки в мокрую траву, больно ударившись о край лохани. Брызги полетели во все стороны. В следующее мгновение Альфредо оказался рядом. Расмус решил, что теперь ему конец, и отчаянно швырнул горсть мокрой земли прямо в физиономию Альфредо.

– Рр-ш… – задохнулся Альфредо.

Он ругался и плевался, точно взывая к небесам, только не очень громко, чтобы не потревожить утреннюю тишину. Вшивый рынок ещё спал, в вагончиках не слышно было ни звука. Напрасно Расмус высматривал людей, которые могли бы прийти ему на помощь.

Правда, из тира высунулась сердитая барышня, разбуженная шумом, и крикнула:

– Опять коты дерутся! Да что ж это такое, и ночью покоя нет!

Расмус не мог даже кричать: одной железной рукой Альфредо держал его за шкирку, а другой зажимал ему рот.

– Фот так, – деловито сказал Альфредо. – Негодяй думать, что люди работать на ярмарка до поздней ночи, а потом негодяй прийти с его собака будить их в три часа? Нет уж, теперь негодяй пойти со мной, и его дрянная собака тоже.

Барышня из тира захлопнула дверь, и Расмус остался наедине со злодеем. Подгоняя мальчишку пинками и толчками, Альфредо в конце концов дотащил его до зелёного вагончика.

– А теперь мы поговорить, – сказал Альфредо и втолкнул Расмуса внутрь. Там уже сидел, повесив нос, побледневший Понтус. При виде Расмуса он рванулся было к другу, но Эрнст удержал его, и тогда Понтус крикнул взволнованно:

– Смотри, что они сделали с Растяпой!

Берта держала пса на руках: она замотала Растяпу в войлочное одеяло и зажимала ему пасть, так что бедняга мог только слабо повизгивать.

• Предыдущая
• 13/30
• Следующая