Разрыв шаблона - Соловьев Владимир Рудольфович - Страница 18

Забавно смотреть, как проявляются люди в этой ситуации. Как страстное желание соответствовать критериям демократии американского образца заставляет некоторых наших оппозиционеров составлять списки неугодных – то есть, по большому счету, стучать в Госдеп с криками: «Вот этого, этого накажите, он плохой!» Этакий сталинизм наоборот. И ведь они даже не понимают всей мерзости своих поступков, всей гадости и пошлости происходящего. Ведь не важно, кому и на кого ты стучишь. Стучать – низко. Но это объяснить невозможно. Они же не стучат, они просто борются, информируют. Докладывают высшему существу, кого из окружающих следует наказать.

Почему представление об Америке как Земле обетованной, овладевшее советской кухонной интеллигенцией, давшей миру поколение российских олигархов, так важно? А потому что из него по умолчанию следовало, что к собственной стране можно относиться, по большому счету, по принципу компрадорской буржуазии. Иными словами, можно не морочиться тем, что происходит в России. Россия – это место для зарабатывания денег. А место для жизни, для семьи, для того, чтобы тратить, – это Европа и Америка. В России можно и нужно было, как говорится, «гулять по буфету». Никто всерьез не говорил о том, чтобы строить общественные институты – гораздо выгоднее было зарабатывать в условиях отсутствия этих институтов. И, когда речь заходила, например, о судебных процессах, все хорошо знали, что, в зависимости от того, где зарегистрирована та или иная компания того или иного олигарха, там процесс и будет выигран.

Те отъемы собственности, которые происходили у нас в 1990-е годы, в Соединенных Штатах Америки были бы невозможны. Они могли существовать только в условиях нарушения базовых принципов, по которым жила Америка. Грабеж под названием «приватизация» вообще уникален. До сих пор отцы той реформы заставляют все население смотреть на них если не с ненавистью, то со своеобразным умилением, особенно когда читаешь в газетах письма, статьи и интервью Коха, Чубайса или Немцова (который, правда, отцом приватизации не был, появившись в правительстве чуть позже). Неизменно удивляет одно: как люди с таким уровнем интеллекта пытались управлять государством? Неудивительно, что у них ничего не получилось.

Зато нет ни малейшего сомнения в том, почему они смогли нанести государству такой колоссальный ущерб. Даже не потому, что они это делали злонамеренно. Просто не сумели сделать лучше, так и не поднявшись выше уровня завлабом – да и до завлабов не дотянули. Они банально неталантливы. Практически для каждого из них характерна глубокая провинциальность, помноженная на малый объем знаний, низкий уровень культуры и уверенность в собственной непогрешимости. Этот комплекс провинциала, особенно ярко видный на примере Коха, проявляется в болезненной неспособности услышать и принять чужую точку зрения, моментальных переходах на оскорбления и глубинной ненависти к народу, который, как считает Кох, его не принял.

В этом плане весьма показательна книга о реформах Гайдара, которую написали Авен и Кох. Ведь все, что сегодня происходит в нашей стране, – это во многом попытка исправить тот пагубный путь, по которому пошла интеллигенция, убежденная: зачем что-то строить в России, если можно наворовать (ой, простите, они это называли «заработать») и уехать туда? И ведь многие так и уехали, уверенные, что их задача выполнена и эмоциональную привязку к России они уже потеряли. Кто-то вовремя и красиво отскочил, как Фридман, кто-то тихо и спокойно уехал делать свои бизнесы, как ряд известных рестораторов. Но принцип остался неизменным: мы работаем в России, но планируем жить с семьями за рубежом. Не выезжать в отпуск – что не вызывает никаких претензий, пожалуйста! – не ездить на учебу. Нет. Жить там. Мечтать осесть на пенсии – там.

Именно поэтому такое глубинное недоверие в народе вызывают записные правозащитники и прогрессивные журналисты, которые с готовностью рассуждают о том, как плохо в России, имея при этом в кармане американский паспорт. Они как будто находятся здесь в командировке, как будто отрабатывают некий заказ. И действительно, когда у тебя есть возможность в любой момент уехать, зачем тебе здесь что-то делать хорошо? Все равно же тратить будешь «там». Кроме того, выяснилось, что как раз зарабатывать «там» практически никто, кроме Прохорова и еще пары ребят, в частности руководителя компании «Барьер», не умеет. Умеют только тратить. А зарабатывать не могут.

Выяснилось, что наш крупный, олигархический бизнес – он особенный. Он прекрасно заточен под коррупционные условия, которые сам же и создал, но продолжает демонстративно стонать: «Ах, ах, какой ужас». Не у всех хватает мужества, чтобы признаться, как сделал Ходорковский: «Да, мы сами создали такие правила игры, по которым нас потом замочили». Цитата не дословная, но точно отражающая смысл.

Сейчас, когда у бизнеса (если рассматривать его как цельное явление), судя по всему, нет возможности сбежать, возникла настоятельная необходимость строить институты внутри России. Возникла необходимость самым пристальным образом посмотреть на то, что происходит внутри страны. Введение санкций заставило наш – напомню еще раз слова Путина – «обращенный вовне» народ обратить внимание на себя. Кто мы? Что мы? Почему против нас так ополчились? Почему нам приписывают все пороки мира? Чем мы виноваты? А главное – куда нам деваться?

Вдруг стало ясно, что у нас нет никакой другой страны, кроме собственной. Конечно, если мы хотим и дальше на полном серьезе ныть и переживать, что изменился привычный порядок вещей, нам никто не мешает это делать. В русской литературной традиции подобные персонажи достаточно популярны, одного из наиболее ярких зовут Васисуалий Лоханкин. Ильф и Петров прекрасно описали образцовый экземпляр недоучившегося российского интеллигента. Не буду от волнения переходить на пятистопный ямб (отсылаю тех, кто не понял, о чем речь, к первоисточнику, то есть к книгам Ильфа и Петрова), однако хочу напомнить, что нравится нам это или нет, но мы живем в определенной исторической реальности. И эта историческая реальность не статична, а динамична.

Сейчас в нашей стране и мире в целом происходят процессы колоссального масштаба. Можно кричать: «Нет, нет, остановите это!» – и выставлять перед собой дрожащие руки. Но тенденция очевидна. Гигантский маховик, запущенный развалом еще Российской империи, продолжает свое движение. Этот развал на самом деле начался в 1914 году, а в 1917-м завершился. Россия могла выйти из Первой мировой войны победителем, сверхдержавой, если бы вытерпела участие в боевых действиях до конца – ведь она была в коалиции победителей. Но вместо этого вышла из войны проигравшей – из-за внутреннего предательства. Не дотерпели.

После окончания советского периода, в 1991 году, процесс развала России продолжился. Для американцев он не остановился до сих пор. Россия слишком большая, слишком богатая, да к тому же представляет собой альтернативу развития, совершенно иную ментальность. Такая страна Западу не нужна. И надо очень четко понимать, что демократические механизмы революций Шарпа не случайно сработали сначала в Грузии, а потом на Украине (я не беру сейчас Ближний и Средний Восток). Очевидно, что рано или поздно этот сценарий будет реализован и в России. Несколько раз попробовали (площадь Сахарова, Болотная площадь) – не сработало, не хватило запала. Власть оказалась слишком сильна. Поэтому стали искать объяснения, говоря: у власти слишком много денег, она может кормить пассивный народ плюс в состоянии мобилизовать активистов, которых оказывается больше, чем может поднять оппозиция.

Ведь, если говорить серьезно, переломным стал момент, когда на Поклонную гору и в Лужники – не важно, какие методы при этом использовались – вышло больше народу, чем на Болотную и Сахарова. Вдруг стало ясно, что в прямом противостоянии возможность власти рекрутировать активных бойцов гражданского общества выше, чем аналогичная возможность оппозиции. То, чего не смог продемонстрировать Янукович на майдане – потому что, когда он попытался подтянуть людей, которые формально должны были его защищать, их оказалось существенно меньше, чем тех, кто заявился в Киев поддерживать майдан.