Скай О`Малли - Смолл Бертрис - Страница 58

• Предыдущая
• 58/131
• Следующая

— Робби! Как ты можешь предлагать мне такие вещи? Мой господин Халид…

— Халид мертв, Скай! И он сам бы тебе велел жить своей жизнью. Он был бы недоволен, если бы узнал, что ты погребла себя вместе с ним.

— Но я не люблю лорда Саутвуда.

— Надеюсь, что не любишь. Ведь он женат.

— Но все-таки я его хочу. Капитан принялся хохотать:

— То, что ты чувствуешь к графу, называется желанием, вожделением, страстью. Иногда этим ощущениям сопутствует любовь, но чаще всего нет. Церковь нас учит стыдиться этих чувств. Но ты так не поступай! Они в человеческой природе. Не беспокойся, ты не будешь их испытывать к каждому встречному, — он дружески обнял ее за плечи. — Скай, девочка, я намного старше тебя, но если брак и мое имя сделают твою жизнь спокойнее, я с радостью на тебе женюсь. И ничего от тебя не потребую. Только дам тебе имя.

Скай была поражена:

— Как ты добр ко мне, Робби. С самой нашей первой встречи. Ты очень хороший человек, но я должна сама крепко держаться на ногах. Я чувствую, Халид хотел бы видеть меня сильной и независимой.

— Думаю, да. Но помни, если ты когда-нибудь передумаешь, предложение навсегда остается в силе.

Скай наклонилась и поцеловала моряка в щеку:

— Я очень люблю тебя, Робби, но не так, как женщина любит мужчину. Я не могу выйти за тебя замуж даже ради собственного покоя, но прошу быть моим другом.

— Я навсегда им останусь, девочка, — тихо ответил он, а сам подумал: «Я стольким обязан Халиду, что забота о тебе — сущая ерунда. Пошли Господь тебе счастья», — молил суровый моряк.

С тех самых пор, как Елизавета Тюдор взошла на английский трон, граф Линмутский начал давать на двенадцатую ночь костюмированные балы. Правда, не в первый год ее царствования, потому что королева Мария умерла утром 17 ноября 1558 года и до Двенадцатой ночи оставалось всего несколько недель. К тому времени двор еще находился в трауре.

Теперь граф устраивал праздник в третий раз, и все жаждали получить на него приглашение. Скай прислали приглашение в первый день нового года. Его принес сам Джеффри Саутвуд. Она не видела графа с того вечера в середине ноября, но с тех пор не могла забыть его поцелуи. Она поспешила из своих покоев, где одевалась, в гостиную на втором этаже. Рукава ее изысканного бордового платья были отделаны бежеватыми кружевными прошивками. Такими же кружевами оторочен и низкий квадратный вырез. На шее красовалось колье из мелких рубинов и жемчужин. Черные, как смоль, волосы разделены посередине на пробор и ниспадали локонами на плечи на итальянский манер. Это придавало ей необыкновенно привлекательный девичий вид.

— С Новым годом, милорд граф! — весело воскликнула она, влетая в богато меблированную гостиную. Боже, как он очарователен в черном бархатном костюме с собольим мехом и тяжелой золотой цепью на шее.

— И вас с Новым годом, госпожа Гойя дель Фуэнтес, — глаза графа скользнули по Скай, и он пришел в восторг. — Я принес вам маленький подарок. — Она слегка покраснела и стала еще очаровательнее.

— Не стоило этого делать, милорд. У меня для вас ничего нет.

— Я удовлетворюсь поцелуем; он драгоценнее для меня, чем что-либо другое.

Прежде чем она успела что-то возразить, граф обнял ее и прильнул к губам. Кровь запела, зашумела, заколотилась в ушах Скай, и она ответила на поцелуй. Они не могли оторваться друг от друга, пока не задохнулись. Грудь пронзило желание, соски проступили сквозь шелк рубашки. Граф скользнул губами по шее к плечу, ниже к груди, которую уже стесняло бордовое платье.

— Я тебя хочу, — шепнул он.

— Я знаю, — чуть слышно ответила Скай. — Но мне еще нужно время. Кроме мужа, у меня никого не было. И я стесняюсь и боюсь.

— Я не буду принуждать, дорогая. Брать женщину насильно не доставляет мне радости. — Он подвел ее к обитой парчой кушетке и усадил рядом с собой. Из левого кармана граф достал коробочку для драгоценностей. — Я постоянно был при ее величестве, — объяснил он. — Рождество справляли в Хэмптон-Корте17, но теперь королева в Уайтхолле18, и я смог вырваться. Я дарю это тебе, потому что они так подходят к твоим глазам.

Не сводя с Джеффри глаз, она приняла коробочку и открыла. Внутри оказалась пара серег — с золотых бусинок на цепочке свешивались сапфиры. Скай вынула одну и посмотрела на ярком утреннем свете: словно призма, камень радугой отразил солнечный луч. Сапфиры были одними из лучших, какие она только видела, и, безусловно, из Индии.

— Милорд, я не могу это принять. Они слишком дорогие, — вздохнула она с сожалением.

— Глупости. Что плохого в том, что друзья на Новый год обмениваются подарками?

— Но у меня для тебя ничего нет, — снова запротестовала Скай.

— Как ничего? А разве ты не подарила мне надежду, что когда-нибудь мы будем любить друг друга? И твои драгоценные поцелуи гораздо дороже камней. Дай-ка, дорогая, я продену серьги в твои маленькие ушки, — граф откинул кудри Скай назад и очень осторожно вдел ей серьги. — Великолепно, — заметил он.

Скай посмотрела на себя в зеркало, повернулась несколько раз и залюбовалась блеском голубых камней.

— Ах ты, негодник, — шепнула она. — Как они мне нравятся!

Джеффри рассмеялся:

— Я рад, что тебе хоть чего-нибудь хочется. Но прежде чем я уйду, прими приглашение на маскарад на Двенадцатую ночь. Придешь? Пусть тебя сопровождает капитан Смолл. Королева тоже будет у меня. Я еще не говорил с ней о хартии для твоей торговой компании, но до бала обязательно это сделаю. И тогда представлю тебя ее величеству.

— О, Джеффри, как это мило! Конечно, я приду! И Робби будет меня сопровождать, хотя я сомневаюсь, что сумею его уговорить надеть что-нибудь приличное. Он так не любит наряжаться.

Граф удовлетворенно кивнул.

— А теперь, дорогая, мне нужно возвращаться в Уайтхолл. — Он поднялся, и она встала вместе с ним. Рядом с высоченным Джеффри Скай почувствовала себя совсем маленькой и подняла голову, чтобы взглянуть на него. Тонкие пальцы графа гладили ее лицо.

— Я терпелив, крошка, если награда стоит моего терпения.

— Как бы я не разочаровала тебя, Джеффри, — ответила она с напряженным лицом.

— Не думаю, Скай, не думаю, — он коснулся ее губами. — А что ты хочешь, чтобы я подарил тебе на Двенадцатую ночь?

— Ты балуешь меня, милорд!

— Нет, дорогая, я еще не начинал. Но собираюсь. После Двенадцатой ночи. — И прежде чем она успела ответить, он поклонился, повернулся и вышел из комнаты, не говоря ни слова.

Выйдя на берег реки, Джеффри окликнул лодочника и, забравшись в утлое суденышко, приказал:

— В Уайтхолл!

— Слушаюсь, милорд, — ответил лодочник, выводя суденышко на стремнину.

«Кажется, яхта де Гренвилла уже моя», — подумал про себя граф Саутвуд. Потом помрачнел. Все это становилось уже не игрой. К его удивлению, он тянулся к Скай всем своим сердцем. Он покривил душой, когда сказал Скай, что не мог вырваться из Хэмптон-Корта. Несколько раз у него была возможность уехать оттуда, но он предпочел не появляться дома, чтобы иметь время обо всем подумать.

В ту ноябрьскую ночь она была так беззащитна, и он мог легко ее взять. Она была молода, познала великую любовь. Овдовев два года назад, теперь она стремилась к мужчине. Уже тогда он мог выиграть пари с де Гренвиллом. Но она так дрожала в его руках, что он был не в силах ее обесчестить. Джеффри сам не мог надивиться на себя: раньше он не был таким мягкотелым, не задумывался о чувствах других.

В ту ночь, вернувшись в свой дом, он обнаружил в спальне крепкую девицу. Служанка растапливала камин. Зеленоватые глаза графа сузились, сильнейшее желание охватило его. Он обнял ее за талию, и девушка хихикнула.

— Как тебя зовут?

— Полл, милорд.

— Сколько тебе лет?

— На день Святого Фомы будет тринадцать, милорд.

• Предыдущая
• 58/131
• Следующая