Рабыня страсти - Смолл Бертрис - Страница 32

• Предыдущая
• 32/104
• Следующая

Отважная «И-Тимад» стремилась к югу, обогнув тот туманный берег, который бритты зовут Краем Земли. Потом она скользнула в пролив между островом Ушант и побережьем Британии. Дни на исходе лета стояли тихие и теплые. Поскольку погода не обещала в ближайшем будущем крутых перемен, Карим-аль-Малика решился на рискованный шаг — быстро пересечь огромное пространство воды, отделявшее их от материка.

… Теперь шхуна скользила вдоль земли, именуемой Королевством Христианского Льва, потом пересекла границу, отделявшую христианский мир от мусульманского Востока, и наконец вошла в тихие и теплые воды Аль-Андалус. Что удивительно, погода так и не испортилась. Теперь Карим направил корабль в Кадикский залив, а через него — к своему родному городу Алькасаба Малика, что на Атлантическом побережье Ифрикии, в пятидесяти милях от Танджи — их разделял лишь пролив Джубал Тарак.

Во время плавания Зейнаб как-то спросила Карима, каково его полное имя. Оказалось, что его зовут Карим-ибн-Ха-биб-аль-Малика. «Ибн-Хабиб — значит» сын Хабиба «, — объяснил он.

На корабле она училась многому — но не тому, к чему уже привыкла в Эйре. Каждый день Карим проводил с девушками по два часа кряду, обучая их арабскому языку. Ко всеобщему удивлению, у маленькой Омы обнаружился редкий дар — она схватывала все мгновенно. Зейнаб же мужественно сражалась с чужим и хитрым наречием и с помощью Омы наконец постигла арабский. Романский же язык, второй, которым им предстояло овладеть, показался ей куда легче…

И вот однажды на рассвете они достигли цели плавания — Алькасабы Малики. Ветер стих совершенно, а воды были темны и спокойны. Восходящее солнце чуть золотило водную гладь и постепенно озаряло городские стены и башни. По обе стороны гавани высились маяки. Делом смотрителей маяков было не только поддерживать огонь, обозначающий в ночи вход в гавань, но, в случае надобности, натягивать между ними укрепленную на тяжелых цепях прочную сеть — одно из средств защиты от вторжения чужаков.

Зейнаб и Ома стояли на палубе, раскрыв от изумления рты. Они пробыли в море несколько долгих недель, но все то, что рассказывали им Карим-аль-Малика и Аллаэддин-бен-Омар, не смогло передать очарования открывшегося им зрелища.

— Если Дублин — настоящий город, то это что же такое? — трепеща, пробормотала Зейнаб. Теперь она говорила по-арабски. Обе девушки беседовали между собой преимущественно на новом языке, ведь это был единственный надежный способ им овладеть. Между собой они решили разговаривать по-кельтски не более часа в день — и то, чтобы не забыть родной язык. Зейнаб понимала, что в гареме это будет ценно — при помощи кельтского Они смогут общаться, не боясь посторонних ушей.

— Это прямо-таки сказочное место! — расширив от удивления глаза, отвечала госпоже Ома. — Не думала, что мне когда-нибудь придется увидеть эдакую красоту!

— А я и не представляла, что такое существует на свете!

— подхватила Зейнаб. — Расскажи я об этом в Бен Мак-Дун, мне никто бы не поверил!

На палубу вышел Карим-аль-Малика:

— Город был основан более ста пятидесяти лет тому назад арабским воителем Каримом-ибн-Маликом из рода Умайяд, подданным дамасского калифа. А через шестьдесят пять лет умайяды были изгнаны из Сирии, и весь их род безжалостно истреблен, вырезаны были все, кроме одного принца, которому удалось скрыться. Имя его было Абд-аль-Рахман. От него и пошел род калифа. Правители же этого города всегда были дружны с умайядами — но историей мы займемся позднее, Зейнаб.

— И мы будем жить в этом чудесном месте? — спросила девушка, доверчиво глядя ему в лицо.

» Нынче вечером, — подумал он. — Нынче же вечером я вновь буду обладать ею. Как долго были мы врозь…«

— Нет. У моего отца есть городской дом, но моя усадьба неподалеку, в окрестностях. Мне там гораздо лучше, чем в душном городе.

— А нельзя ли нам с Омой осмотреть этот удивительный город?

— Когда вы отдохнете с дороги, я сам покажу вам здешние достопримечательности. Могу представить, сколь сильно Алькасаба Малика поразила вас… Но все же в сравнении с Кордовой, где ты будешь жить, это всего лишь маленький городишко, мой цветочек.

Зейнаб изумилась:

— Как? Кордова еще больше?

— Алькасаба Малика перед Кордовой — что оливка в сравнении с дыней.

— А что такое оливка? А дыня?

Карим громко рассмеялся — до него с опозданием дошло, что то, что для него в порядке вещей, совершенно незнакомо этой девушке из варварской северной земли.

— Когда приедем домой, я покажу вам и то и другое, — пообещал он. — Но сперва мне нужно заняться делами на причале. Потом я должен приветствовать отца, и, пока я не прикажу подать повозку, чтобы отвезти вас ко мне на виллу, вы должны оставаться на борту, в каюте.

— Да, мой господин, — тихо и послушно произнесла Зейнаб.

»…Как он хорош! Как томится она по той страсти, что бросала их в объятия друг друга. Сольются ли они нынче вечером, или он решит, что ей непременно надо восстановить силы после долгого плавания? ..Я вовсе не устала, — возмущенно думала она. — Я хочу, чтобы он нынче же обладал мною!«Вдруг ей в голову пришла мысль, заставившая ее беспокойно поежиться.

— Ты женат, Карим-аль-Малика? Вопрос застиг его врасплох:

— Нет… — Но он тотчас же заметил тревогу в аквамариновых очах и, словно бросаясь в ледяную воду, прибавил:

— Но отец подыщет для меня подходящую невесту тотчас же после того, как я преподнесу тебя калифу Кордовы. Пришло время мне остепениться…

Зейнаб улыбнулась, показав свои чудесные, белые и ровные зубки:

— Но сейчас у тебя нет жены? Нет гарема?

— Нет. — Он занервничал.

— Вот и прекрасно! — промурлыкала она, блестя лазурью глаз.

— Рабыня Страсти, — начал он сурово, — не позволяет ни одному мужчине завладеть ее сердцем, Зейнаб. Помни: ты не принадлежишь мне, ты собственность калифа Кордовы. Я никогда не буду относиться к тебе иначе, нежели к ученице.

Она быстро отвернулась, но все же Карим успел заметить, что в глазах девушки блеснули слезы.

— У него нет сердца, — шепнула она Оме, когда он оставил их.

— Он просто человек чести, моя госпожа, — отвечала служанка. А что еще могла она сказать, чтобы утешить госпожу? Она-то видела, каким светом начинают лучиться глаза Зейнаб при одном лишь звуке голоса Карима-аль-Малики! Бедная госпожа на ее глазах влюбляется в учителя, а не должна… У Зейнаб с капитаном нет и не может быть будущего, с грустью подумала Ома, впрочем, как и у нее самой с Аллаэддином-бен-Омаром… Девушка горестно вздохнула.

» И-Тимад» стояла у пристани, и сходни были спущены. Капитан уже сошел на берег, смешавшись с толпой на причале, а Аллаэддин-бен-Омар, по его приказу, препроводил обеих женщин в каюту, прочь от любопытных глаз.

— Что такое дыня? — спросила его Зейнаб. Ей необходимо было отвлечься от навязчивых и мучительных мыслей о Кариме-аль-Малике.

— Это большой, круглый и сладкий фрукт, — отвечал Аллаэддин.

— А оливка?

— А это маленькая ягодка — бывает черним, пурпурной, а иногда зеленой. Оливка очень соленая, обычно их хранят в рассоле, — объяснил он.

— Карим говорит, что этот город в сравнении с Кордовой, как оливка перед дыней… — сказала Зейнаб. — А я не могла понять его, покуда не узнала, что же такое оливка и дыня.

На бронзовом лице первого помощника капитана блеснула белозубая улыбка;

— Прекрасное сравнение. Да, Кордова очень велика в сравнении с Алькасабой Маликой, но мне лично по душе небольшие города. К тому же маловероятно, госпожа, что ты будешь жить в самой Кордове. Правда, в городе есть прекрасный дворец, где калиф и живет большую часть года. А на лето он прежде выезжал в Аль-Рузафу, где расположена его летняя резиденция, но теперь он выстроил Мадинат-аль-Захра, к северу от Кордовы.

— Это означает «город Захры»? Ведь это имя его жены, не так ли? — спросила Зейнаб.

— Имя любимой жены, матери его сына и наследника.

— И предполагается, что я должна поразить воображение человека, который выстроил для своей любимой целый город? Должно быть, это непревзойденная женщина! Тогда это просто немыслимо! — заявила девушка.

• Предыдущая
• 32/104
• Следующая