Мое сердце - Смолл Бертрис - Страница 29
- Предыдущая
- 29/167
- Следующая
Утром двадцатого июля при противном ветре англичане продолжали трудиться, прокладывая себе путь из южного Плимута в открытое море. К полудню пятьдесят четыре корабля в результате беспримерного подвига, основанного на большом мастерстве и безупречной дисциплине, оказались вблизи Эддистоун Роке. Испанцы, находившиеся в двадцати милях от них с наветренной стороны, не подозревали, что английский флот стоит прямо на их пути.
План операции для испанцев разработал сам король, и, что бы ни случилось, они должны были придерживаться его. Разве Бог не на их стороне? Англичанам же был дан приказ — победить! Как вести сражение, решали сами адмиралы. Елизавету Тюдор интересовали только успешные результаты их решений. Она знала: Бог помогает тем, кто сам помогает себе. Как она неоднократно говорила: «Есть один владыка — Иисус Христос. Все остальное — ерунда».
К вечеру на небе появилась подернутая дымкой луна, дьявольски просвечивавшая сквозь высокие, предвещавшие хорошую погоду облака. Армада стояла на якорях в тесном боевом порядке, в котором должна была оставаться до подхода герцога Пармского из Кале. В течение ночи вахтенные на палубах испанских кораблей иногда замечали во мгле проносившиеся мимо них туманные тени, двигавшиеся на запад в сторону корнуоллского берега. На рассвете удивленные испанцы обнаружили, что их обошли с флангов и противник в неизвестном количестве дрейфует в миле, или около того, с наветренной стороны. Теперь англичане оказались в лучшем положении для сражения.
Великая испанская армада — ее огромные корабли со множеством орудий, некоторые водоизмещением до тысячи тонн, с высоко вознесшимися мачтами и палубными надстройками, с яркими парусами, украшенными изображениями святых и великомучеников, с огромными корпусами, выкрашенными в устрашающе черный цвет, набитые солдатами и увешанные крюками, свисающими с нок-рей, — двинулась на защитников Англии. Английские корабли, изящные и маневренные, с белоснежными парусами, на которых был нанесен простой рисунок — крест св. Георгия, — спокойно дрейфовали. Их корпуса были , выкрашены в цвета королевы — зеленый и белый, левые борта ощетинились пушками.
Битва была жестокой и горячей, но к часу пополудни, когда она завершилась, ни одна из сторон не могла бы объявить себя победительницей. Испанцы готовились к близкому бою. Их новые пятидесятифунтовые железные ядра предназначались для разрушения такелажа противника. Англичане, однако, со своими более узкими кораблями имели большую маневренность, а отлично стрелявшие английские артиллеристы оказались более меткими на дальней дистанции. Английские корабли молниями носились взад и вперед перед Армадой, нападая, как маленькие собачонки, хватающие за пятки толстых неповоротливых овец. После нескольких часов сражения, поняв, что одержать решительную победу не удастся, обе стороны сочли за лучшее разойтись. Однако англичане не потеряли ни одного судна.
Армада продолжила свой тяжеловесный путь, величественно пересекая залитый летним солнцем залив Лим-Бей. С прибрежных холмов сквозь легкую дымку за продвижением могучего испанского флота наблюдали сотни зрителей. Между тем из маленьких прибрежных городков Дорсета отплыла целая флотилия маленьких суденышек, доставлявших на английские корабли свежее продовольствие и боеприпасы. К субботе двадцать седьмого июля Армада встала на якоря неподалеку от французского порта Кале. Отсюда испанский адмирал, герцог Медина-Седона, мог сноситься с герцогом Пармским, испанским генералом, командовавшим силами высадки. Тень Армады — английский флот — к этому времени соединилась со вновь подошедшими судами под командованием лорда Сеймура и ветерана многих кампаний сэра Уильяма Винтера.
А Лондон жил ожиданием. Слухи ходили во множестве, и самые дикие. Дрейк захвачен в плен, говорили одни. Другие рассказывали, что у Ньюкасла состоялось генеральное сражение, в котором был потоплен английский флагманский корабль. Английский народ ждал предстоящее сражение. Среда седьмого августа была днем самого высокого прилива в Дюнкерке. Все предполагали, что войска Пармы в этот день пересекут пролив и высадятся на землю Англии, возможно, в Эссексе.
Граф Лестерский, Роберт Дадли, был поставлен во главе армии, ему был присвоен чин генерал-лейтенанта. Королева хотела отправиться на побережье, чтобы проследить за ходом битвы, но граф запретил ей. Он писал:
«Теперь, что касается Вашей персоны, являющей собой наиболее утонченный и священный предмет, которым мы обладаем в целом мире и о котором бесконечно заботимся… Человек должен содрогнуться, только подумав об этом, а в особенности обнаружив, что Ваше Величество нашло в себе достойную истинной королевы храбрость отъехать к самым пределам Вашего царства, чтобы встретиться с Вашими врагами и защитить своих подданных. Я не могу, дражайшая королева, дать на это свое согласие, ибо от Вашего здравствования зависит все и вся во всем Вашем королевстве, и, таким образом, да будем охранять его превыше всего!»
Королева нервничала, кидалась на придворных, то раздраженная, то угрюмая. Ей претило сидеть взаперти в Лондоне. Самой сообразительной оказалась добрая Бесс Трокмортон, которая в конце концов предложила:
— Возможно, ваше величество могли бы съездить хотя бы в Тилбури и проинспектировать войска. Один ваш вид значительно ободрит их.
— Господи, Бесс! Ты абсолютно права! Мы поедем в Тилбури, благо граф Лестерский, превратившийся в старую бабу, против этого-то вряд ли будет возражать.
Лестер изящно уступил, лучше всех понимая ее беспокойство. Он писал: «Милая, дорогая королева, да не изменится Ваше предназначение, если Бог даст Вам здоровья!»
Королева отплыла вниз по Темзе к Тилбури шестого августа. Ее большая барка, украшенная бело-зелеными флагами, была до отказа забита придворными дамами, тщательно отобранными кавалерами и менестрелями, весело игравшими и певшими в попытке отвлечь мысли королевы от неотложных дел. Позади королевского судна следовали еще несколько, со слугами, конюхами и лошадьми.
В то время как Рэлей ушел на флот, Эссекс оставался при королеве. Она не перенесла бы разлуки с ним, но Роберт Деверекс, не будучи трусом, воспринял ее решение с болью и стыдом. Велвет, самая младшая в придворном синклите, предложила плыть на барке своего брата, чтобы на королевском судне было бы хоть чуть-чуть просторнее. Она пригласила с собой Бесс и Эйнджел. Бесс надела розовое платье, но все последнее время ходила бледная и выглядела измученной. Теперь Велвет еще больше уверилась в том, что ее подруга влюблена в Уолтера Рэлея, находившегося сейчас в большой опасности. Велвет не осмеливалась, однако, высказать ей свои предположения. Если Бесс молчит, значит, не хочет посвящать ее в свои тайны. Любопытство же было непростительным, особенно если принять во внимание, что именно дружеское участие Бесс облегчило Велвет вхождение во дворцовый круг.
Плавание к Тилбури носило почти праздничный характер, несмотря на серьезность положения. Все были празднично одеты, трюмы судов забиты корзинами для пикника, наполненными холодными цыплятами, пирогами с зайчатиной, свежеиспеченным хлебом, сырами, персиками, вишнями и пирожками с фруктами. К корме барки Саутвуда была привязана покачивающаяся в волнах большая плетеная корзина. Через ее прутья можно было видеть несколько глиняных бутылок с вином, охлаждавшихся в реке.
— Вы правда думаете, что испанцы завтра нападут на нас, милорд? — спросила прелестная Эйнджел у Робина. На ней было платье из небесно-голубого шелка, которое несколько полиняло и стало чуть узковато в груди, ибо воспитанницы королевы, особенно из бедных семей, не часто обновляли свой гардероб. Потерявший голову граф Линмутский ничего этого не замечал. Он видел перед собой самую чудесную девушку из всех, кого он когда-либо встречал.
— Господь не допустит этого, — ответил он. — Но вам не следует бояться, госпожа Кристман. Я защищу вас.
Эйнджел вспыхнула как роза, и Велвет с удивлением обнаружила, что ее всегда такая острая на язычок подруга вдруг стала по-девичьи скромной и не знала, что ответить.
- Предыдущая
- 29/167
- Следующая
