Любовь дикая и прекрасная - Смолл Бертрис - Страница 45
- Предыдущая
- 45/138
- Следующая
Опустившись на колени, Ботвелл перевернул графиню на живот и поцеловал ее в шею. Ласковые губы обследовали плечи и проползли по всей длине позвоночника. Граф был непривычно нежен, и Катриона восторженно трепетала.
Перевернув возлюбленную на спину, Френсис принялся ласкать прелестную грудь. Под его изысканными прикосновениями она напряглась, а мягкие соски стали жесткими и острыми. Ботвелл погрузил свое лицо в долину меж ними, и его губы жгли Катрионе кожу. Она тихонько застонала. Граф улыбнулся с облегчением. Голова ее откинулась назад, а глаза были прикрыты. Она дышала быстрыми короткими вздохами.
За время своих многих странствий Френсис Хепберн обладал многими женщинами и многому у них научился.
Теперь граф применил все свое умение с той единственной, какую по-настоящему любил, и искренне желал продлить ее удовольствие.
Целуя мягкую плоть грудей, Френсис чувствовал, как под его губами трепетно бьется сердце возлюбленной. Он поймал зубами сладостный сосок и слегка его укусил. Катриона снова застонала, и ее бедра начали двигаться в ритме любви. Губы Френсиса бродили по телу Кат.
— Френсис, — воскликнула она. — Боже мой, Френсис! Ты сведешь меня с ума!
— Ты и в самом деле хочешь, чтобы я прекратил, дорогая? — Его глаза смеялись.
Ответом Ботвеллу было молчание. Теперь он видел, до каких высот наслаждения может довести Катриону.
Френсис раздвинул ей ноги и, взвалив их к себе на плечи, нежно раскрыл ее нижние губы и поцеловал мягкую коралловую плоть. Один раз она неистово содрогнулась, однако не остановила его. Его язык и ласкал, и гладил, и щупал, а она кричала от наслаждения, выгибаясь всем телом. От этих движений граф воспылал и, когда уже больше не мог себя сдерживать ни мгновения, лег на нее и вонзил свой мужской корень в мягкое тело.
Катриона с радостью и наслаждением приняла его, обхватив своими длинными ногами его бедра и обняв его руками. Оказавшись внутри, он снова смог сдерживать себя.
Их тела двигались вместе, в одном ритме, и каждое стремилось дать другому больше наслаждения. Затем Катриона страстно прошептала графу на ухо:
— Френсис! Я не могу больше сдерживаться!
Но Ботвелл принудил Катриону расслабиться, а после этого довел ее желание до еще более высокой точки. Страсть Френсиса бурей накатывалась на графиню, и она искренне поражалась, что кто-то мог доставлять ей такое блаженство. Так ее никогда не любили, и когда, наконец, лорд бросил Катриону в пучину оргазма, она закричала в восторженном изумлении, чувствуя, что блаженство переживает и он.
Все еще погруженные друг в друга, они лежали, глубоко дыша, взмокшие от затраченных усилий. Затем она вдруг закричала, искренне удивляясь:
— Боже мой, Френсис! Ты снова становишься во мне жестким?! Ох, да, любимый мой! Да! Да!
И все началось снова. Ботвелл и сам подивился на свое тело, ибо, казалось, он никак не мог насытиться этой женщиной. Однако и Катриона на этот раз была ненасытна.
Одна страсть не уступала другой, и наконец они оба ощутили такое изнурение, что заснули там же, где и лежали, не заметив, что огонь в камине потух и становится холодно.
Ботвелл проснулся, почувствовав, что Катриона накрывает его одеялом. Он подтянулся, привлек графиню к себе и нежно поцеловал.
— Доброе утро, дорогая.
Лучезарная улыбка Катрионы успокоила его.
— Доброе утро, возлюбленный, — ответила графиня.
В это утро ум ее был ясен, ей не было стыдно.
Она высвободилась из объятий Ботвелла.
— Я совсем замерзла, Френсис. Пусти меня, я разожгу в камине огонь.
Со смесью любви и восторга он наблюдал, как Катриона это делала. Через несколько минут весело плясало пламя, и она повернула к огню спину. Лорд вздохнул.
— Ах, моя хорошая! Я завидую пламени, которое греет твой прелестный зад!
— Ох, Ботвелл, — засмеялась Катриона, покраснев, и это было ей к лицу, — какой ты зловредный!
— Увы, дорогая, я такой. — Он поднял бровь. — Иди сюда, малышка, согрей меня. Под этим одеялом холодно и одиноко.
Она скользнула под шерстяной плед и притянула его к своему телу.
— А теперь, милорд, теплее?
Глаза Френсиса засверкали.
— От тебя разогреется и каменная статуя, и ты знаешь это, любовь моя нежная.
Ботвелл снова поцеловал ее.
— Где ты была. Кат? Где ты была все эти годы? — Лорд замолчал, вспоминая минувшую ночь. — Я люблю тебя, Катриона Маири, — сказал он. Графиня поразилась, что любимый знал имя, полученное ею при крещении. А он продолжал:
— Я никогда не говорил женщине такого, да чтоб при этом еще так и думать. Но, Бог свидетель, я люблю тебя!
Ее глаза блестели от слез.
— Ботвелл! Ох, Ботвелл! Не люби меня! И как ты можешь любить меня? Любить женщину, которая спала с королем, а после бежала от праведного гнева своего мужа в объятия еще к одному мужчине. Как можешь ты любить меня?
— Но ты же спала с Джеми не по доброй воле, Кат.
Королю невозможно отказать. Я бы убил его за то, что он тебя принудил.
— А Патрик? А мой муж?
— Его я бы тоже убил, если бы не знал, что это тебя опечалит. У него полное право гневаться, но не на тебя. А сделать тебе то, что он сделал…
— Ты бы не сделал мне этого, Френсис, если бы я была твоей женой?
— Если бы ты была моей женой, то Джеми не осмелился бы тебя принуждать. — Заметив ее волнение, он продолжил:
— Но если бы и осмелился, то я бы убил его безо всякого колебания. Да, за такие любезности я бы забил его до смерти.
— Бедный Патрик, — тихо сказала Катриона. — Какое было у него лицо, когда он увидел, как Джеми меня ласкает… Боже! Он был ужасно огорчен.
Губы Ботвелла искривились.
— Так, что облегчил свое горе, напившись с Джеми и по очереди вместе с ним насилуя собственную жену! — Граф взорвался. — Оставь их обоих. Кат! Я давно уже собираюсь развестись с Маргарет. Теперь я сделаю это, а ты должна развестись с Гленкерком и выйти замуж за меня. Я люблю тебя! Я хочу тебя! И, видит Бог, я сумею уберечь тебя, моя любимая, от короля Стюарта.
Ошеломленная, она ответила ему долгим взглядом.
— А мои дети? — наконец выговорила она.
— Ты получишь у меня столько детей, сколько захочешь, а если тебе не обойтись без твоих малышей Лесли, то я с удовольствием их приму.
— Думаю, что у Патрика будет что сказать по этому поводу, — проговорила Катриона, скривив рот.
Голубые глаза посмотрели в зеленые.
— Я не хочу говорить о Патрике, — тихо сказал Ботвелл.
Его рот нашел ее губы, и она легко уступила. Хотя совесть слегка и беспокоила Катриону, ее чувства к Френсису Хепберну оказались значительно глубже, чем все те, которые она знала прежде.
Губы Ботвелла прикоснулись к ее лбу, к ее прикрытым векам, кончику маленького носа. От блаженства Катриона забормотала, граф засмеялся.
— Ну и забава, — проговорил он, поддразнивая. — Я пытаюсь разбудить в тебе самые глубокие страсти, а ты довольно мурлычешь, будто сытая кошка.
Катриона заулыбалась.
— Но это вашими стараниями я довольна, милорд.
— Прекрасно, — воскликнул Френсис, — ибо я намереваюсь продержать вас здесь весь день. Еще не было женщины, мадам, которую мне хотелось бы целый день продержать в постели.
— Но мы не в постели, Френсис, — заметила Катриона. — Мы на полу, под пледом, и если один из ваших великих пограничных воинов сейчас сюда притопает… — Она примолкла, но ее глаза озорно сверкнули, — то тогда, милорд, ваша уже и сейчас громкая слава станет поистине легендарной!
Прыснув со смеху, Френсис Хепберн вскочил и, вскинув Катриону себе на руки, понес ее наверх, где бесцеремонно бросил на кровать.
— На этот раз огонь разведу я, — сказал граф, нагибаясь, чтобы зажечь растопку.
— А получится ли у вас, милорд? — спросила она задиристо.
И тогда Френсис Хепберн, обернувшийся посмотреть на прекрасную графиню Гленкерк, понял, что если только что истекшая ночь была сладка, то день окажется еще слаще.
- Предыдущая
- 45/138
- Следующая