Коронованная демократия. Франция и реформы Наполеона III в 1860‑е гг. - Уварова Мария - Страница 9

Важнейшим пунктом экономической программы Наполеона III был отказ от политики протекционизма, традиционной для Франции со времен второй половины XVII в., когда такие меры были введены как максимально эффективные на тот момент согласно идеям министра финансов Людовика XIV Ж.-Б. Кольбера. «Кольбертизм» Франции традиционно противостоял «невидимой руке рынка» Англии. Подобная политика в свое время была рассчитана на укрепление абсолютизма французских монархов, выражавшегося, в частности, и в строгом государственном регулировании. Канун революции 1789 г. был отмечен требованиями со стороны буржуазии отмены такого принципа – очевидно, что протекционизм был выгоден исключительно короне и сильно ущемлял экономическую свободу промышленников и торговцев. В середине XIX в. такая политика была тем более неадекватна, если принять во внимание возросшее политическое и экономическое влияние буржуазии[56]; тем не менее элементы кольбертизма и государственного вмешательства сохранялись во Франции вплоть до падения монархии Орлеанов. Наполеон III вновь как нельзя более точно оценил ситуацию: он понял, что подлинным удовлетворением чаяний французской буржуазии будет прежде всего введение свободы торговли. Буржуазия – это новая реальность и новая власть в государстве, одна из опор процветания как экономики и общества, так и самого бонапартистского режима.

Итак, впервые в своей истории Франция вступила на путь свободного рынка, отказавшись от чтимых традиций и приняв наиболее прагматические и адекватные общей экономической ситуации меры: свобода рынка в представлениях императора, мыслителей и буржуазии того времени означала путь прогресса. Напомним, что Луи Бонапарт являлся преданным поклонником идей Адама Смита – не только в отношении свободы торговли, но и в отношении взаимосвязи развитого капитала и развитого, обеспеченного и «счастливого» рабочего класса. Начать следовало с капитала, ускорив его оборот и приносимую прибыль. Для разработки новой экономической программы император привлекает ряд специалистов – как практиков-промышленников и банкиров, так и теоретиков – экономических мыслителей. Наиболее выдающимся среди них был Мишель Шевалье, прославившийся своими экономическими трудами о свободе рынка для Франции еще в эпоху Июльской монархии. Энергичный деятель и талантливый мыслитель, Шевалье вскоре получил пост сенатора и возглавил комиссию по разработке новых торговых соглашений, самое важное из которых было подписано с Англией в 1860 г. Соглашение вошло в историю как договор Кобдена – Шевалье о свободе торговли и снижении взаимных таможенных пошлин. Предприниматель Ричард Кобден, представлявший английскую сторону, был (вместе со своим не менее известным коллегой Джоном Брайтом, с которым они боролись за отмену «хлебных законов» и стояли у истоков основания новой либеральной партии Англии) одним из давних соратников Шевалье, благодаря которому шел активный обмен идеями и опытом между двумя государствами. Это была одна из самых значительных вех истории Франции Нового времени – «второй государственный переворот», как часто отзывались о договоре современники. Действительно, договор серьезно увеличил товарооборот Франции, который также получил дополнительный стимул в виде развитой сети железных дорог. (Заметим, что деятельность Шевалье и его идеи – еще одна золотая жила для исследователя: экономическая мысль Второй империи и ее связь с промышленным переворотом, как раз представленная Шевалье, явилась не менее значимой вехой для своей эпохи, чем «школа физиократов» Тюрго и Кенэ в XVIII в.)[57]

Подлинный расцвет переживает банковское дело – правительство поощряло рост кредитных учреждений (которые были рассчитаны на широкие массы – от промышленников до рабочих), крупных банков (стоит вспомнить влиятельнейших банкиров Шнейдера, братьев Перейр, Лессепса и Перье); огромные состояния наживаются благодаря биржевым играм и спекуляциям. Это были рискованные, однодневные игры, нацеленные на сотворение «денег из воздуха», подчас приносившие в карманы больший доход, нежели реальный сектор экономики. Биржевые спекуляции Франции того времени можно сравнить разве только с американским необузданным финансовым бумом до обвала 1929 г. Деньги, нажитые путем подобных операций, редко вкладывались в развитие промышленности. Одновременно правительство проводит политику поощрения и все большей либерализации акционерных обществ: так, в 1863 г. был принят закон, согласно которому общества, чей капитал не превышал 20 млн франков, освобождались от предварительной регистрации правительством, а в 1867 г. ограничения объема капитала вовсе были сняты – это давало практически полную свободу предпринимателям. При мощной правительственной поддержке создаются несколько крупных банков, чья цель – предоставлять финансовую помощь молодым промышленным предприятиям (приоритетными были угольная, солевая и металлургическая промышленность и железнодорожные компании), а также открывать доступные кредиты для средних слоев. Огромной и наиболее влиятельной структурой был «Crédit mobilier», ставший хозяином практически всех железных дорог Франции, предоставлявший займы железнодорожным компаниям Австрии, России и Испании, финансировавший разработки месторождений полезных ископаемых в нескольких государствах Европы, контролировавший крупнейшие сделки с недвижимостью, финансировавший заокеанские экспедиции и развитие инфраструктуры в колониях. Одной из фундаментальных идей Наполеона III было «всеобщее избирательное право капиталов»[58] – доступ к банковскому кредиту каждого гражданина вне зависимости от социального слоя, ибо равноправие политическое неразрывно должно быть связано с равноправием экономическим. Но в реальной жизни все складывалось иначе – далеко не каждый мог выплатить высокие процентные ставки по кредитам, они были доступны в основном для крупной буржуазии. Оформляется и расширяется целая социальная прослойка рантье, те, кто благодаря играм на бирже и выгодным процентам с банковских вкладов может позволить себе жить только на ренту. Тем не менее экономика Франции была все еще уязвима для негативных воздействий: «финансовые пирамиды» и благоприятные условия внешнего обмена зависят и от ситуации на более стабильных мировых рынках, и от дипломатии в отношении европейских соседей.

И все же при Наполеоне III буржуазия добивается главного: свободы предпринимательской деятельности, возможности легкого дохода и относительной стабильности и поощрения со стороны государства. Некоторым современникам подобная политика представлялась значительным социально-экономическим достижением; как отмечал один из лидеров либералов Эмиль Оливье, «бонапартистский переворот осуждала лишь кучка стариков; зато его последствия дали стране преимущество в промышленности, торговле, банках, предоставили новые места рабочим, ликвидировали беспорядок и установили безопасность»[59]. Один из современников и горячих сторонников реформ 1860-х гг., публицист Максим дю Кам, характеризовал первое десятилетие империи как период капиталистической эйфории: «внезапно буржуазия теряет страх перед большими цифрами, долгосрочными планами и зависящими от них финансовыми обязательствами. Возбужденная возможностью создавать и желанием выигрывать, охваченная лихорадкой спекуляций, она бросается в авантюры без уверенности в завтрашнем дне – после нескольких лет беспорядков, когда приходилось просчитывать и угадывать наперед. Дух предпринимательства восторжествовал во всех сферах общества…»[60]. Безусловно, подобная картина была радужной в глазах обеспеченных слоев общества, почувствовавших свободу экономической деятельности и легкий путь к обогащению; но для крестьян и рабочих ситуация мало изменилась.

Мелкое кустарное сельское производство не выдерживает натиска крупной промышленности, тем более поддерживаемых государством отраслей: все большее количество сельских рабочих начинает переселяться в города. Это ведет не только к концентрации и дальнейшему становлению класса пролетариата, но и к установлению региональной специализации в тяжелой промышленности, а также в традиционных аграрной и текстильной отраслях. Мастерские в деревнях и маленьких городах распадаются под влиянием развития новых технологий: на смену устаревшим инструментам приходит новейшее механизированное оборудование, которое приобретают крупные промышленники и таким образом переманивают к себе бывших ремесленников. Однако процесс сосредоточения в городах текстильной отрасли идет значительно медленнее, чем аналогичные процессы в тяжелой и добывающей промышленности: так, в середине 1860-х гг. ремесленный сектор все еще производит 70 % текстильной продукции[61]. Таким образом, очевидно, что государство предпочло бросить основные силы на развитие новых отраслей (таких, как добыча и обработка железа и угля), тех гигантов, которые не только принесли ощутимую прибыль, но и создадут новую Францию, одну из передовых экономических держав Европы.