Царица Пальмиры - Смолл Бертрис - Страница 50

• Предыдущая
• 50/132
• Следующая

— Приведи его сюда тайно. Баб. Когда он благополучно доберется, ты должна принести мне дочь.

— Хорошо, — старуха поспешно вышла.

— Каковы ваши планы? — спросил Лонгин.

— Он должен признать ее своим ребенком в вашем присутствии и в присутствии Баб. Если со мной когда-нибудь что-то случится, то Марк должен позаботиться о своей дочери вместо меня. Вы, несомненно, поддерживаете это решение?

Лонгин кивнул.

— Вы мудры, ваше величество.

— Лонгин, вы — мой самый верный друг! Что бы я делала без вас?

— У вас никогда не будет причин сомневаться во мне, ваше величество, — пылко произнес он. — Я всегда буду служить вам! Дверь спальни отворилась, чтобы впустить Марка Бритайна. Его подняли с постели сонного, и он успел накинуть только короткую тунику. Его взгляд с тревогой остановился на ней:

— Оставьте нас, Лонгин! Подождите снаружи вместе с Баб.

Я вас позову, когда вы понадобитесь.

Лонгин вышел, даже не обернувшись, и услышал, как дверь закрылась за ним. Марк медленно приблизился к кровати, где лежала Зенобия, опираясь на подушки. Его взгляд не отрывался от ее лица, и сердце с надеждой подскочило в груди, когда он услышал, как она произнесла нежным голосом:

— Я помню, Марк. Я все помню! Он не знал, что сказать, и тогда она похлопала по своей постели, побуждая его сесть рядом с ней.

— Я помню, — повторила она, — и ни о чем не жалею.

— Значит, мои молитвы услышаны, любимая, — сказал он.

— Это твой ребенок.

— Что?!

Его лицо выразило одновременно и потрясение, и удивление, и невероятный восторг.

— Как это?

От смеха она прикусила губу.

— Неужели ты не знал? — слегка поддразнивала его она.

— Я хочу сказать, почему вы уверены в этом?

— Я не была с Оденатом много месяцев, мой дорогой. Мавия — такое имя я выбрала для нашей дочери — зачата в ночь смерти Одената. Разумеется, ты не сможешь официально признать ее, Марк. Мои враги использовали бы такие сведения, чтобы уничтожить мою династию, а я не могу позволить, вернее сказать, не допущу, чтобы это случилось! Однако признаешь ли ты ее в присутствии верной Баб и доброго Лонгина, как признал бы настоящий отец-римлянин?

Эта просьба была просьбой и царицы, и женщины одновременно. Дочь! У него есть дочь!

— Я признаю ее, любимая, — сказал он.

— Спасибо, Марк, — ответила она. — Я знаю, это нелегко, ведь все будут думать, что это дитя Одената.

— Могу я увидеть ее?

— Только если поцелуешь меня, Марк Бритайн. Видишь, я действительно ужасная женщина, потому что хочу взыскать с тебя штраф за то, что должно было бы быть твоим правом!

Неторопливая улыбка осветила его черты. Большой рукой он взял ее за подбородок, в то время как пальцами другой руки нежно погладил ее по щеке. Она отдалась его ласке, а он гладил ее по ее векам, по носу, по высоким скулам, прикоснулся к ее нежным, как лепестки, губам. Она поцеловала кончики его пальцев. Потом он опустил голову, и его губы прижались к ее губам. Ласка, которую они дарили друг другу, исторгла слезы из ее глаз. Почувствовав на ее щеках влагу, он поднял голову и пристально взглянул ей в глаза.

— Любимая, почему ты плачешь?

— Ох, Марк, встречал ли ты когда-нибудь женщину, которая плачет от радости? Я так счастлива!

— Ты любишь меня, Зенобия?

— Да, я люблю тебя, — сказала она без колебаний.

— Позволь мне увидеть нашу дочь! — сказал он. Она позвала старую Баб и Лонгина, и они вошли в комнату. На руках Баб несла спящего ребенка. Она положила его к ногам Марка. Он тут же взял малышку на руки и этим простым действием признал Мавию своей дочерью. Теперь, что бы ни случилось, малышка получит доступ ко всем правам и привилегиям, которые дает членство в римской семье. Однако об этом никто никогда не должен узнать, ведь все станут считать Мавию дочерью Одената, родившейся после его смерти, и царевной Пальмиры.

Марк Бритайн посмотрел на ребенка с умильным выражением.

— Она прекрасна, — тихо произнес он, боясь разбудить ее. Он чуть ли не дрожал, так сильно было его волнение. Это крошечное человеческое существо — его дочь, дарованная богами, как подтверждение его любви к Зенобии. Он перевел глаза с ребенка на его мать.

— Выходи за меня замуж, — тихо сказал он. — Время траура уже почти кончилось. Мы любим друг друга.

— Я не могу этого сделать, — спокойно ответила она. — Ведь я — царица Пальмиры, и если мы поженимся, то тем самым поставим под угрозу монархию Вабы. Если я останусь регентшей, найдутся люди, которые будут утверждать, будто ты, римлянин, влияешь на меня в ущерб интересам пальмирцев. Однако, что еще более вероятно, совет десяти может вообще лишить меня регентства. А я не могу доверить никому другому распоряжаться судьбой города вместо моего сына.

— А когда Ваба станет мужчиной, Зенобия? Тогда ты передашь ему бразды правления и будешь жить для себя?

— Не ссорься со мной, любовь моя, — сказала она, избегая ответа на его вопрос. — Разве ты не мой супруг? Ты любишь меня, я люблю тебя, и у нас есть ребенок.

Он взглянул на нее, и она увидела в этом взгляде боль, обиду, гнев, негодование и смирение.

— Итак, я буду известен как любовник царицы, а не как ее муж, — тихо сказал он.

— Это не имеет значения, — так же тихо ответила она, — являюсь ли я твоей официальной женой или нет. Ты все равно будешь моим любовником, Марк. Неужели это так ужасно?

«Лонгин прав», — с горечью подумал Марк. Женщина, которую он любит, выше всего ставит долг. Он не может ни жениться на ней, ни иметь собственного ребенка. И все же он любил Зенобию. Если она хотела подавить его мужскую гордость, то он сам сделает это. Когда он задумался об этом, то осознал, что ее отношение к своему долгу на самом деле не отличалось от его собственного.

— Так, значит, я твой любовник? — спросил он.

— Ты им станешь, — твердо ответила она, глядя на него. Он почувствовал, как по его телу пробежал холодок желания.

— Когда же? — спросил он, улыбнувшись.

— Мне надо оправиться после рождения Мавии, мой дорогой.

Словно откликаясь на свое имя, ребенок открыл глаза и взглянул на огромного мужчину, издав тихий звук, который тут же привлек внимание отца. Марк снова взглянул на свою дочь. Как она очаровательна! Он нежно прикоснулся к ее розовой щечке; Мавия повернула головку, и маленький бутон ее рта раскрылся.

— Дай ее мне, — сказала Зенобия. — Она уже проголодалась. Лонгин, возвращайтесь к себе и ложитесь спать. Мы поговорим утром. Баб, ты не против подождать в прихожей, пока Мавия не будет готова вернуться в свою колыбельку?

Протянув к дочери руки, Зенобия поднесла ее к своей пышной груди. Она даже не заметила, как вышли Лонгин и Баб. Вначале ребенок не знал, что делать, но царица осторожно заставила ее взять в рот сосок и мягко надавила на него, выдавив немного жидкости из груди. Как только ребенок распробовал питательный напиток, инстинкт взял верх, и он принялся сосать, вначале робко, а потом все более энергично.

Марк смотрел как зачарованный. Вид нежной матери, которую представляла собой Зенобия, очаровывал его, и в то же время он почувствовал сильный порыв горячего желания, наблюдая, как она нянчит ребенка. За месяцы, прошедшие после зачатия ребенка, он обнаружил, что не в состоянии наслаждаться обществом красивых и искусных проституток, которыми славилась Пальмира, и наконец прекратил попытки. Теперь, проведя много месяцев без женщины, он наблюдал, как его дочь сосет пышную грудь его любимой, и его охватило вожделение. Его верный дружок явно рвался в бой из-под короткой туники.

Перекладывая ребенка от одной груди к другой, Зенобия заметила, в каком состоянии он находится.

— О, мой дорогой, я пошлю тебе девушку-рабыню! — посочувствовала ему она.

— Нет, — почти крикнул он сквозь стиснутые зубы. Малышка вздрогнула и тихонько икнула, а потом снова принялась сосать.

— Я не могу… Я имею в виду, что не хочу никого, кроме тебя.

— Не хочешь ли ты сказать, что у тебя не было ни одной женщины после той ночи?

• Предыдущая
• 50/132
• Следующая