Царица Пальмиры - Смолл Бертрис - Страница 39

• Предыдущая
• 39/132
• Следующая

— Feliciter! — кричали гости, и Зенобия поняла, что Церемония закончена. Она смотрела, как Антоний Порций пылко целовал свою розовощекую невесту.

— Теперь вы довольны? — спросил ее Марк, внезапно оказавшийся рядом с ней. — По-моему, всем ясно, как он любит ее!

— Да, это хороший брак, и я рада за Юлию, — медленно ответила Зенобия.

Она взяла бокал вина, поданный ей рабом, и Марк сделал то же самое.

— Я не обижу вас, ваше величество, если скажу, что вы — самая прекрасная женщина в атом зале, самая прекрасная женщина, которую я видел за всю свою жизнь, во всех своих странствиях?

На мгновение сердце Зенобии забилось так быстро, что она даже задохнулась. Наконец, она смогла выговорить:

— Зачем вы говорите мне такие слова, Марк Бритайн?

— Но почему вас это смущает, ведь я говорю правду! — возразил он. — Разве мы не близкие друзья уже много лет, и я не имею права сделать вам комплимент?

— Вы никогда еще не говорили мне таких слов, Марк Бритайн! Я удивлена.

— Это вино придало мне смелости! — тихо пошутил он. Потом Марк произнес так тихо, что только она одна могла его расслышать:

— Зенобия, взгляните на меня!

Удивленная, она подняла на него глаза. Никогда прежде он не осмеливался назвать ее по имени. Его голубые глаза, казалось, пожирали ее, волновали и притягивали, какое-то странное тепло разливалось по ее телу и делало ее беспомощной.

— А вы к тому же еще и колдун, Марк Бритайн! — наконец произнесла она.

— Всего лишь человек, ваше величество! Всего лишь человек! — ответил он.

Зенобия задумалась об этом эпизоде уже ночью, когда торжества закончились. Лонгин, который наблюдал за этой сценой, не отходил от нее весь день. Но он ничего не сказал, ведь она казалась расстроенной.

В ту ночь она лежала без сна. Каждый раз, закрывая глаза, она видела его лицо: высокие скулы, сильную челюсть, орлиный нос и эти голубые глаза, которые словно ласкали ее и сверкали, когда он глядел на нее сверху вниз. Она тут же просыпалась, вся в поту, с бешено бьющимся сердцем. «Я слишком надолго осталась без моего Ястреба, — думала она с удивительной ясной логикой. — Похоже, я отношусь к тем женщинам, которые не могут прожить без мужчины».

Это обеспокоило бы Зенобию еще больше, если бы она знала, что Марк тоже провел ту ночь без сна. Его страсть не ослабевала, а только усиливалась с годами. Часто он спрашивал себя, а не стремится ли он с упрямством осла, к обладанию этой женщиной. «Нет, — отвечал Марк себе, — я люблю ее».

Он бранил себя даже за то, что сказал ей те слова. Ведь он подвергал риску их дружеские отношения. Это безрассудный поступок, но он так страстно желал, чтобы Зенобия хоть раз посмотрела на него как на мужчину, а не как на учителя! Когда его глаза пленили ее в то утро, он страстно желал схватить ее в объятия, целовать ее дивный спелый рот, ласкать ее прекрасное тело до тех пор, пока она не лишится чувств от восторга. Потом он увидел ее испуганные глаза. Почему же она боится его? Возможно ли, что она, наконец, осознала, что он способен на большее, чем уроки истории?

Марк вытянулся на ложе, пытаясь найти удобное положение. Он печально улыбнулся. Как не похожа Зенобия на самоуверенных и распущенных женщин Рима! Она все еще невинна, и это просто несчастье — влюбиться в нее. Мужчина с менее сильным характером, возможно, попытался бы соблазнить ее, но это не в его правилах — завлекать женщину в ловушку или принуждать к любви. Те мужчины, которых он знал в Риме, мужчины, которые исповедовали новую мораль и стремились к похотливым удовольствиям, посмеялись бы над ним.

Зенобия не видела Марка несколько дней, и когда они встретились, испытала замешательство. Однако он, казалось, не замечал этого и увлеченно описывал ей римскую Британию. Она так никогда и не узнала, какие усилия прилагал он, чтобы казаться спокойным.

Оденат вернулся домой, одержав победу над персами, которые спаслись бегством через границу, и сейчас зализывали раны. Стояла осень, и бедави вновь покинули город-оазис, чтобы кочевать по пустыне. Огромные караваны с самыми разнообразными товарами направлялись в Пальмиру и из нее.

Царь утвердил решение своей жены о временном назначении Кассия Лонгина членом совета. В правительстве все было спокойно.

— Я уже давно хотел избавиться от Публия Като, но у меня просто не было повода! — с усмешкой сказал Оденат. — Ходят слухи, будто бы Публий Като хвастался, что я снова назначу его, когда вернусь в Пальмиру.

— Вряд ли он благодарен тебе за то, что ты сделал из него посмешище, мой Ястреб! Может быть, благоразумнее предложить ему какой-нибудь безобидный, но с виду важный пост?

Он нежно обнял ее.

— Принимаю твое предложение, Зенобия. Человек, который собирал налоги на шелк, поступающий из Китая, недавно умер. Мы предложим этот пост Публию Като, хотя сомневаюсь, что торговцы, которые привозят сюда шелковые нити для окрашивания, поблагодарят нас за это.

— У меня есть предчувствие, что им гораздо легче справиться с Публием Като, чем правительству! — ответила Зенобия.

— Я в восхищении от твоей деятельности! — похвалил ее Оденат. — Марий Гракх сам сказал мне об этом, а ведь не так-то легко услышать комплименты из уст этой старой лисы. Хотя мой отъезд напугал членов совета, теперь они считают, что я могу исполнять свои обязанности командующего римскими легионами на Востоке, не подвергая при этом опасности Пальмиру.

Оденат состроил гримасу.

— Но я не уверен, что у меня нет причин для беспокойства, Зенобия! Ведь поскольку ты показала себя более сведущей правительницей, чем я, они могут свергнуть меня!

— Я ничего не смогла бы сделать, если бы не знала, что ты вернешься домой, ко мне, мой Ястреб! — пылко ответила она.

— Может наступить время, когда тебе придется взять все на себя, мой цветок. Ах, я не хочу пугать тебя, но ни один человек, даже царь, не может быть неуязвимым для копья противника, для стрелы врага. Если случится, что я умру прежде, чем Вабаллат станет достаточно взрослым, чтобы править по праву, ты станешь регентшей этого города, его правительницей.

— Нет, ты не погибнешь в битве! Это не твоя судьба, я знаю! Он медленно поцеловал ее.

— Колдунья! — прошептал он. — Какие заклинания ты будешь творить, чтобы сохранить мою безопасность?

Его руки скользнули под одежду и начали ласкать ее шелковистую кожу.

— Нет, Ястреб! — запротестовала она. — Мне надо еще кое-что обсудить с тобой!

— И это более важно, чем наша любовь? — спросил он, лаская ее полную грудь.

Она, сопротивляясь, увернулась от него.

— Это касается нашей любви, мой Ястреб. Я люблю тебя всем сердцем, и ты, я знаю, тоже любишь меня. Однако Делиция до сих пор остается твоей наложницей, хотя ты уже несколько лет не оказываешь ей внимания. Имеешь ли ты понятие о том, как она несчастна?

Оденат посмотрел на Зенобию с любопытством.

— Ты предлагаешь мне вернуться в ее постель?

— Если ты сделаешь это, я выцарапаю тебе оба глаза! — воскликнула Зенобия в притворном гневе. — Нет, мой Ястреб, это не решение вопроса! Пока тебя не было, мы с Делицией проводили вместе много времени, и однажды ночью она поведала мне о том, как она несчастна. Конечно, Делиция благодарна тебе, но она страстно желает иметь то, что есть у нас. Она хочет выйти замуж и родить еще детей. Она прожила в твоем доме много лет и заслуживает вознаграждения.

— Делиция действительно желает этого? — спросил он.

— Да.

— И ты уже выбрала кандидата на ее руку?

— Это Руф Курий, который командует крепостью Квазр-аль-Хер.

— Как ты пришла к этому выбору?

В его голосе слышалось какое-то напряжение.

— Это предложение Лонгина. Он сказал, что Руф Курий — это первый рожденный в Пальмире центурион, который командует нашей пограничной крепостью. Лонгин сказал также, что Руф Курий — хороший человек и станет образцовым мужем для Делиции и прекрасным приемным отцом для Лина и Верна.

• Предыдущая
• 39/132
• Следующая