Адора - Смолл Бертрис - Страница 27

• Предыдущая
• 27/59
• Следующая

— Но почему ты думаешь, что султаном будет принц Мурад, Феа? Что, если Орхан назовет наследником своего любимца, я имею в виду Халила. — Елена умолкла, дав Феодоре время подумать над ее словами, — Халила, — продолжала византийская императрица, — христианка — мать и христианка — жена, и он с легкостью сможет перейти в нашу веру, после чего можно будет соединить две величайшие в мире империи. Тогда, Феодора, мы будем обожествлять брак, который только что был заключен!

Феодора выслушала сестру до конца, а когда та кончила, заливисто рассмеялась. Она несколько раз пыталась остановиться, но не могла этого сделать. На глазах у нее выступили слезы, а она все не могла успокоиться.

— Елена, ты все та же, — еле выговорила она сквозь хохот. — Ты всегда была круглой дурой, и, должна тебе сообщить, годы тебя мало изменили. — Наконец она успокоилась. — Я не буду тебе объяснять, почему я никогда не соглашусь на это, ты все равно не поймешь. Скажу только одно. На самом деле у Орхана только один наследник. Это принц Мурад. Старший сын султана, Ибрагим, совсем замолился и стал как дервиш, а мой сын, как, наверное, тебе известно, хром после падения с лошади. По турецким обычаям султан должен быть абсолютно здоров. Поэтому твои планы не стоят и ломаного гроша. Настоящий и единственный наследник Орхана — Мурад, а моему сыну всегда суждено оставаться только принцем.

— Есть еще наследник, — тихо сказала Елена. — Это сын Мурада.

Для Феодоры было счастьем, что она сидела на стуле. Если бы не это, она бы упала в обморок от только что услышанной новости.

— У Мурада нет сына, — пролепетала она.

— Ты ошибаешься, дорогая, — ответила Елена. — Дочь одного греческого священника родила ему сына. Мальчику сейчас уже несколько лет. Принц не объявил о рождении наследника официально: не хотел навредить репутации девушки. Однако Мурад признал мальчика. Он назвал его Кантуз и приказал воспитывать в вере ислама. Похоже, она собирается сделать его официальным наследником.

Феодора слушала сестру молча, не пытаясь прервать. Она никак не могла понять, правда или нет то, что она сейчас услышала. Лишь когда Елена замолчала, Феодора спросила:

— Это все, что ты хотела сказать мне наедине? Если да, пойдем — я покажу тебе твои апартаменты.

— Нет! Нет! Я не сказала самого главного, — воскликнула византийская императрица. — Феа, я прошу тебя, будь поласковее с моей дочерью. Она совсем малютка. Я так боюсь за нее и надеюсь на твою доброту. Пожалуйста, прошу тебя, не переноси свое отношение ко мне на мою дочь. Я уверена, она понравится тебе.

Феодора улыбнулась. Она уже немного оправилась после сообщения, что у Мурада есть сын.

— Повторяю тебе, Елена, ты глупа. Не обижайся, но неужели ты так плохо знаешь меня? У тебя прелестная дочка. Я буду относиться к ней как к своей собственной. Наши с тобой отношения никак не будут влиять на судьбу твоей дочери. — Тут Феодора схватилась рукой за щеку, как будто у нее вдруг разболелся зуб. — Боже! Я совсем забыла! Мы разговариваем, а нас ждут на торжественный обед по случаю свадьбы.

Она схватила сестру за руку и повела в обеденную залу, где их уже давно ожидали Анастасия и другие женщины, живущие во дворце.

Кого здесь только не было! Дочери султана, дочери дочерей султана, сестры султана, фаворитки султана, была даже одна тетка султана; ей, наверное, исполнилось уже лет сто, и она не очень понимала, что, собственно, происходит.

Феодора едва успела представить собравшимся свою сестру, как в противоположную дверь ввели Элексу. Она подошла к матери, и та, по обычаю, поцеловала ее в обе щеки, как бы благословляя. После этого Элексу посадили на высокий трон во главе стола, чтобы все собравшиеся смогли как следует рассмотреть ее.

Ей очень долго представляли собравшихся за столом женщин; скорее всего девочка быстро запуталась в чужих лицах и именах и никого не запомнила. После этого ее нарядили в турецкие одежды, ибо византийское платье Элексы, по мнению некоторых, смотрелось не очень прилично. И только после этого все принялись за еду.

По прошествии нескольких часов бурно проходившее застолье прервал приход султана Орхана и принца Халила. Они пришли, чтобы отвести Элексу в монастырь Святой Анны, где ей предстояло прожить ближайшие несколько лет. К султану и его сыну присоединились несколько женщин, среди которых была и Елена, желавшая подольше побыть с дочерью, и Феодора, хотевшая помочь девочке разместиться на новом месте.

А спустя несколько дней император Иоанн и два его сына признали себя вассалами султана Орхана. Конечно, пока это была чистая формальность, связанная со свадьбой Халила и Элексы, но все же начало турецкого владычества над Византией было положено. Через день после этого события византийские властители уехали в Константинополь, а турецкие — в Бурсу.

Феодора находилась перед пробуждением в том странном состоянии между сном и явью, когда реальный мир еще не прорвался в ее разум, где сейчас властвовал волшебный мир теней. Но вот она уже стала различать чьи-то шаги, звуки открывающихся дверей ее комнаты, и тут тревожный голос Ирины разбудил ее окончательно:

— Госпожа моя, быстрее вставайте!

— Что случилось, Ирина? — слабым голосом спросила Феодора, лениво потягиваясь в постели.

— Только что приходил Али Яхиа и сообщил, что султан при смерти. Доктор не сказал ничего путного, но Али Яхиа понял — султан Орхан скоро умрет.

Феодору охватил ужас. Она уже сидела на кровати, но услышанное как будто парализовало ее, и она застыла как статуя.

— Али Яхиа что-нибудь передавал мне от султана? Например, приглашение прийти? — спросила Феодора.

— Нет, султан ничего не говорил, но Али Яхиа считает, что вам лучше прийти без приглашения.

Феодора наконец встала с постели и с помощью Ирины быстро оделась.

Через минуту она уже шла за Али Яхиа по хорошо освещенным коридорам в спальню султана. Беготня слуг и вообще какая-то суетливая неразбериха, царившая во дворце, подтверждала — дела Орхана и правда очень плохи.

В спальне ложе умирающего окружили доктора. Вместе с ними стояли военачальники, советники, мулла и несколько поодаль ото всех — Нилифер, мать Мурада. На ее лице было искреннее горе. Эта женщина вышла за Орхана по любви и несмотря ни на что всю жизнь по-настоящему любила мужа.

Феодора подошла к Нилифер, взяла ее за руку. Тут третья жена султана увидела еще двух действующих лиц этой печальной сцены. Прямо у изголовья кровати стоял Мурад и держал на руках ее сына Халила.

Орхан лежал не двигаясь, иногда даже казалось, что он уже умер, если бы не его глаза, которые время от времени оглядывали присутствующих. Внезапно дверь снова распахнулась и в спальню даже не вошла, а влетела Анастасия. Она подбежала к кровати и наклонилась над умирающим.

— Ты одна никогда не была моей радостью, — внезапно сказал ей султан слабым, еле слышным шепотом. — А вот вы, — он повернулся к двум другим женам, — были. Отрадой моей молодости была Нилифер; а ты, Адора, — старости. — Он перевел взгляд на сыновей. — Ты будешь великим султаном, Мурад. Но прошу, люби младшего брата. Он не опасен для тебя и, я уверен, станет тебе верным и надежным помощником. Ты выполнишь мою просьбу?

— Я клянусь тебе, отец, — ответил Мурад. Орхан как будто попытался сесть, но у него не получилось, и он снова откинулся на подушки. Подбежали слуги, и с их помощью он смог расположиться поудобнее.

— Не останавливайся до тех пор, пока Константинополь не подчинится твоей власти полностью, — продолжал говорить Орхан Мураду. — Это должен сделать ты: я верю в твой успех. Ты можешь добиться всего, что пожелаешь, но тебе будут нужны верные помощники. Таким станет для тебя младший брат. Правда, Халил?

— Да, папа, — ответил мальчик. — Я буду Мураду его правой рукой, его глазами, его ушами, обещаю тебе.

Слабое подобие улыбки появилось на бескровных губах Орхана.

• Предыдущая
• 27/59
• Следующая